"Фантастика 2025-101". Компиляция. Книги 1-34
Шрифт:
Уважаемые читатели!
1. По техническим причинам следующая прода выйдет на сутки раньше - 4 марта в 02:00.
2. С проды 4 марта на книгу будет открыта платная подписка.
3. Далее проды, как и ранее, будут выходить по субботам.
Ваш автор
Глава 10. Дело, как я его вижу
Домой я приплёлся, что называется, на полусогнутых — уж погонял меня Турчанинов, так погонял. От всей души погонял, прямо скажу. Но не просто так гонял, а вдумчиво и всесторонне исследовал мои возможности. Он заставлял меня фехтовать и обычным порядком, и опираясь на трость, мы
— Вот что, Алексей, — сказал есаул, когда мы уселись в удобные кресла, мне удалось пристроить раненую ногу так, чтобы она не ныла, и нам подали квасу, — не думаю, что в Москве тебе придётся шашкой отмахиваться, вроде как не от кого. Но! — тут он выдержал многозначительную паузу. — Но ежели вдруг придётся, не затягивай. Затяжной бой тебе в нынешнем твоём состоянии не выдержать, устанешь быстро и тогда всё, считай что пропал. Бей первым, и сразу насмерть. Или руку врагу руби. Ничего другого я тебе сейчас не посоветую. Вот так-то...
Да уж, у Турчанинова всё как всегда — цинично, зато действенно. С чем тут поспорить, я не нашёл, да и искать не больно-то и хотел. Пожалуй, шашку пока отложу подальше, а вот когда Васька привезёт доведённые до ума револьверы, сразу один себе и оставлю. Надо ему отписать только, чтобы патронов ещё привёз побольше. Кстати, и тир в подвале нашего дома оборудовать не помешало бы, а то что за осмотр и проверка ружей да револьверов без стрельбы? Но всё это потом, потом, потом. Сейчас я мечтал о том лишь, чтобы до обеда отлежаться.
Мечта сбылась — полуторачасовое тесное общение с кроватью поспособствовало возвращению сил, и на обед я вышел свежим и отдохнувшим, а отдохнув малость ещё и после обеда, почувствовал себя в силах совершить какой-нибудь не особо обременительный подвиг. Так и этак прикинув, я решил, что подвигом этим станет поход к Лиде. Да, я прекрасно понимал, что видеться нам с ней надо теперь как можно реже, но я же должен был выполнить данное Шаболдину и Елисееву обещание узнать, встречался ли Бабуров с доктором Ломским после своего увольнения из больницы. Насколько я помнил расписание дежурств Лиды, она как раз к вечеру освобождалась и я мог застать её дома.
...Шаболдинского человека возле дома Лиды я заметил лишь потому, что помнил его в лицо. Что ж, хорошо, что пристав меня послушал и присмотр за Лидой обеспечил, так оно намного спокойнее.
— Нет, Петруша, как из больницы ушёл, к Игнатию Федосеевичу ни домой, ни в больнице не ходил, — мне, честно говоря, понравилось, что Лида хорошо подумала, прежде чем ответить. — Но к нам доктор приходил один раз.
— И о чём же он с Петром говорил? — спросил я.
— Не знаю, — виновато улыбнулась Лида. — Я тогда у соседей была, они меня пригласили за дочкой их присмотреть, пришла уже когда Игнатий Федосеевич вышел. Только...
— Что — только? — уцепился я.
— Злой он был, доктор-то, — вздохнула Лида. — Я ему здравия пожелала, а он буркнул что-то, даже на меня и не глянул. И Петруша аж красный был весь, прямо будто поругались они. Я Петрушу спросила, что случилось, так он на меня накричал, не твоё, мол, дело.
— И когда же Ломский приходил? — решил я уточнить. Так, значит, что-то Бабуров с Ломским не поделили...
— Да через день, как Петруша к Эйнему в службу поступил, — снова Лидия подумала, прежде чем ответить.
Интересно, что там такое произошло? Лидию о том спрашивать смысла нет, раз уж она разговор мужа с доктором не слышала, но очень же и очень интересно... Хотя, если Бабуров напоследок какую-то пакость Ломскому и устроил, почему тогда Ломский оставил её без последствий? Или, по крайней мере, без немедленных последствий? Однако в любом случае это повод подозревать Ломского в убийстве Бабурова. Хороший такой повод, вполне пригодный, чтобы привлечь внимание старшего
губного пристава Шаболдина...Но я же к Лиде пришёл не только разговоры разговаривать, поэтому сначала переключил её внимание с воспоминаний о муже на всякую малозначащую ерунду, а потом потихоньку принялся распускать руки. Лида с неожиданной живостью ответила, и домой после всего я прибыл уже к ночи, потому что ещё задержался у Лиды перекусить, не успевая вернуться к ужину. Да, скоро встречи наши прекратятся, так что пусть хоть останется побольше приятных воспоминаний...
Утро следующего дня началось с проводов половины семейства на летний отдых в имении. Ну то есть как с проводов — с суеты последних сборов, конечно. Но вот всё собрали, удостоверились в том, что ничего не забыли, посчитали собранное и удостоверились окончательно, Татьянка, Оленька и Митька вытянули из меня обещание непременно и самому посетить Ундольское имение, мы многословно попрощались, и наконец обоз из кареты да двух возов выехал со двора. Уф-ф, теперь можно полностью отдаться розыскным заботам, да ещё и делам оружейным. Впрочем, пока на первом месте для меня оставался губной сыск. Воспользовавшись телефоном, я поговорил с Шаболдиным, через полчаса позвонил он мне, связавшись перед тем с Елисеевым и ближе к вечеру мы втроём снова засели в трактире Дятлова.
— Вот, значит, как, — Шаболдин, выслушав в моём пересказе то, что я узнал у Лиды, чуть не облизнулся, прямо как хищник, почуявший добычу. — А у меня тоже кое-что по доктору есть!
Было у Бориса Григорьевича много чего. Во-первых, монахи, обследовав некоего Шалькина, осуждённого за попытку получить по подложным бумагам долю в наследстве купца Вахрамеева, непереносимость Шалькина к инкантации подтвердили, особо оговорив, что была ли она наведённой или нет, установить не смогли. Во-вторых, подчинённые Шаболдина установили, что та самая Жангулова, сменившая её в закупках у Эйнема Гульнара Жумбаева, да ещё две девки из той же блядни с завидным постоянством ходили в Головинскую больницу. И, в-третьих, выяснилось, что студент-медик Васильков, от имени коего была вызвана на встречу со смертью Жангулова, практиковался в той же самой Головинской больнице. Что же, кажется, скоро доктору Ломскому придётся несладко...
В том, что доктора Ломского ожидают большие неприятности, я окончательно уверился после рассказа Елисеева. Всех известных жертв Малецкого он проверить пока не успел, но среди тех, до кого всё-таки добрался, почти каждый второй хоть раз обращался к доброму доктору Игнатию Федосеевичу.
Оставался ещё вопрос, когда же именно доктор встретится с теми неприятностями. В ходе короткого обсуждения мы решили, что произойдёт такая встреча после того как архимандрит Власий пришлёт Шаболдину заключение по обследованию растратчика Лажева, которого всё ещё везли из Сибири, а Елисеев проверит на пересечение с Ломским или Головинской больницей всех пострадавших от Малецкого, что известны следствию.
— Борис Григорьевич, Фёдор Павлович, — обратился я к приставам, как только мы отметили наше решение, выпив по рюмочке английской можжевеловой водки, да закусив её лимоном, — а я вот что подумал...
— И что же, Алексей Филиппович? — на правах давнего знакомого спросил Шаболдин.
— Я человек в губном сыске посторонний, — Шаболдин с Елисеевым одновременно усмехнулись, оценив мою скромность (копейки в три, не выше), — но с непереносимостью инкантации раньше встречался только в виде заклятия на верность. А об этой самой непереносимости как таковой первый раз только от вас, Фёдор Павлович, и услышал. О том, чтобы доктора давали заключение о такой непереносимости, тоже. Не могли бы вы узнать в городской губной управе, встречались ли подобные случаи раньше, особенно никак не связанные с доктором Ломским? И хорошо бы, чтобы городская управа навела о том справки и в губном ведомстве Палаты внутренних дел, дабы проверить, как с этим обстоит не только в Москве, но и во всём Русском Царстве.