"Фантастика 2025-103". Компиляция. Книги 1-17

За окном поезда мелькают бесконечные пейзажи — то густые леса, то бескрайние поля, то промзоны с серыми корпусами заводов, но большинство пассажиров, погружённые в свои гаджеты, даже не поднимают глаз от экранов, чтобы взглянуть на эту сменяющуюся картину.

Московский вокзал встречает нас привычной суматохой — толпы людей спешат в разные стороны, многие в растерянности останавливаются, озираются в поисках указателей. Среди этой толпы я замечаю девушку с огромным туристическим рюкзаком, которая медленно идёт, то и дело сверяясь с картой на телефоне, явно пытаясь сориентироваться в этом людском водовороте.

Спустившись в метро, оказываешься в ещё большей давке — в переполненном вагоне рядом со мной сидит уставшая женщина, обременённая двумя тяжёлыми сумками, и её усталые вздохи сливаются с громкими голосами подростков, которые чуть поодаль горячо спорят, перебивая друг друга. На станции «Планерная» поток пассажиров устремляется к аэроэкспрессу — здесь и деловые люди в строгих костюмах, и семьи с уставшими детьми, и путешественники с чемоданами, украшенными наклейками из разных уголков мира.

Аэропорт Шереметьево живёт своей особой жизнью — у стоек регистрации выстроились очереди, и если одни пассажиры спокойно ждут своего рейса, то другие нервно перепроверяют документы, словно боясь что-то упустить. Молодой человек в очках что-то эмоционально доказывает сотруднице авиакомпании, размахивая руками, а неподалёку уставшие родители пытаются успокоить капризничающего ребёнка, который тянет маму за руку, явно измученный долгим ожиданием.

На рейсе «Москва — Мурманск» салон заполнен самой разной публикой — рядом со мной устраивается мужчина в камуфляжной форме, вероятно военный или вахтовик, а через ряд сидит девушка с профессиональным фотоаппаратом, явно направляющаяся в путешествие. Впереди расположилась семья — ребёнок ноет от скуки, а отец, угрюмо листая журнал, делает вид, что не замечает его капризов.

Стюардессы разносят еду, и пассажиры реагируют по-разному — кто-то, уставший, отказывается от ужина и сразу засыпает, другие едят с аппетитом, а один мужчина лет пятидесяти, несмотря на вежливые намёки бортпроводников, настойчиво просит ещё один бокал вина.

За иллюминатором проплывают бескрайние просторы — сначала густая тайга, затем суровая тундра, и если одни пассажиры с интересом фотографируют эти виды, то другие, равнодушные к северным пейзажам, просто закрывают шторки, предпочитая им экраны своих устройств.

Даже летом в аэропорту Мурмаши веет прохладой, что уж говорить о поздней осени, когда холод пронизывает до костей. Пассажиры, кутаясь в куртки, торопливо выходят на улицу, где некоторые сразу же закуривают, пытаясь согреться. Водители такси лениво предлагают свои услуги, и мой выбор падает на бородатого мужчину в потрёпанном внедорожнике — он почти не разговаривает, лишь коротко бросает: «Туристом едешь?», прежде чем тронуться в путь.

Дорога в Хибины пустынна, лишь изредка встречаются машины местных жителей. На обочинах иногда виднеются фигуры рыбаков или туристов с тяжёлыми рюкзаками. Водитель временами прерывает молчание, указывая на лосей, бредущих по заснеженному лесу, но даже не притормаживает, будто для него это обыденность.

Поселившись в гостинице, я сразу замечаю типичную для этих мест публику — туристов. В холле группы в ярких горнолыжных костюмах оживлённо обсуждают трассы, а в баре двое мужчин горячо спорят о чём-то, пока бармен, снисходительно улыбаясь, наблюдает за их перепалкой, не вмешиваясь.

Выйдя на улицу, я вижу у подножия горы экскурсионную группу — туристы смеются, фотографируются, неуверенно примеряя снегоступы, а чуть поодаль, на камне, сидит одинокий человек, безучастно смотрящий вдаль, будто погружённый в свои мысли.

Утро выдалось по-настоящему морозным — воздух звенит от тридцатиградусного холода, а солнце, едва поднявшись, уже золотит снежные вершины. Проверив арендованный «Буран», который урчит недовольной дрожью, будто протестуя против предстоящего пути, я отправляюсь в дорогу. За спиной — рюкзак с провизией и камерой, впереди — бескрайние снежные просторы.

Первые километры пролетают по накатанной трассе мимо заснеженных карьеров и замёрзших рек, но вскоре дорога исчезает, сменяясь белой пустыней. Снегоход с трудом пробивается сквозь сугробы, снежная пыль бьёт в лицо, и лишь на перевале я останавливаюсь, чтобы окинуть взглядом долину, окутанную ледяным туманом. Ветер свистит среди скал, а снег искрится, словно усыпанный алмазной крошкой.

Спускаюсь в чахлую северную тайгу, где деревья, согнутые под тяжестью снега, напоминают скрюченных стариков. Следы лис и зайцев петляют между стволами, а у ручья, ещё не полностью скованного льдом, я задерживаюсь — вода здесь чёрная, как нефть, а над ней свисают хрустальные сосульки, переливающиеся в лучах солнца.

И вот оно — Сейдозеро. Лёд, гладкий, как зеркало, покрыт причудливыми снежными узорами, а горы вокруг стоят, словно древние стражи, их склоны изрезаны ветрами. Воздух настолько чист, что кружится голова.

Заглушив двигатель, я оказываюсь в абсолютной тишине — ни ветра, ни птиц, только собственное дыхание.

Подходя к скале, вспоминаю рассказ старого геолога за вчерашним ужином — он, сжимая кружку с чаем, поведал легенду о Куйве, духе саамов, вмёрзшем в камень за непокорность. Вглядываюсь в скалу — и вдруг замечаю гигантский силуэт, будто вмурованный в камень. По спине пробегают мурашки.

А потом я вижу их. Снежные пирамиды — слишком правильные, чтобы быть творением природы. Кто-то сложил их здесь, словно часть забытого ритуала, и теперь они стоят, полузанесённые снегом.

Лёд поскрипывает под ногами, будто предостерегая, но любопытство сильнее. Грани пирамид неестественно ровные — не ветер же их выточил?..

Оборачиваюсь — над озером уже сгущаются сумерки. Пора возвращаться. Но странное чувство не отпускает — будто я разбудил что-то, что лучше было оставить в покое.

Я осторожно разжал ладонь. Артефакт, найденный среди бумаг Букреева, теперь лежал у меня в руке, и его резные руны слабо мерцали в темноте, будто отвечая на незримый зов этого места. Похоже, условием его активации была именно эта локация — древняя земля, пропитанная забытой магией.

Не раздумывая, я сконцентрировался и начал вливать в артефакт энергию тьмы. В воздухе запахло озоном, свет вокруг на мгновение погас — и когда зрение вернулось, я уже стоял посреди каменного помещения с низкими сводчатыми потолками. Давящая тишина.

Я щёлкнул фонариком. Луч света выхватил из мрака грубые каменные стены, покрытые слоем вековой пыли. На одной из них виднелся старый рубильник. Не особо надеясь, что он ещё работает, я дёрнул рычаг.

Раздалось сухое потрескивание, и по потолку замигали тусклые лампы, едва разгоняя тьму.