"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
Прижавшись спиной к древесному стволу, я упёр меч в землю, опустил обе руки на навершие и, прикрыв глаза, стал ждать.
Шаткие ступени прогнившего и промороженного крыльца даже не пискнули под легконогим Хасаки. Стук раздался неожиданно и заставил сидящего за столом южанина нахмуриться. Вздрогнула рабыня в тени. Тихонько, чтобы не вызвать недовольства забилась поглубже в угол.
Кроме них двоих в избе был только телохранитель, один из бездушных. Он не повёл даже бровью, сидел напротив печи загипнотизированный горящим за решёткой пламенем. Пламя искрило, отражалось на его лице бликами
— Кто?!
Вопрос был задан для порядка. Чужаков за дверью нет, иначе бы бездушный не сидел сиднем. Человек за столом с хрустом выломал из сустава ногу запечённой лесной птицы, и принялся её объедать, не обращая внимания на стекающий по пальцам жир.
— Хасаки, старший брат!
Ответ более чем удовлетворил южанина, и он буркнул в ответ:
— Заходи.
Хасаки услышал.
Скрипнула тяжёлая, покрытая инеем дверь. Холод рванулся в помещение. Словно ласковый кот потёрся об ноги людей, шевельнул волосы рабыни и исчез, стоило дверям закрыться.
Псарь замер перешагнув порог, и проговорил:
— Собаки волнуются брат.
— И что с того? Они вечно волнуются.
Тот, кого псарь называл «старшим братом» носил имя Ирда. Он был сильным и жестоким человеком. Обеспечивал сопровождение одному из мастеров боли. Все люди в этом отряде служили его семье, а та в свою очередь — песчаному трону.
Хасаки ответил с осторожностью, зная нрав своего «брата»:
— Это так, но в этот раз они заволновались со сменой ветра.
Ирда сделал вид, что происходящее его мало волнует. Облизал жир с пальцев и сказал:
— Если ловчим, не сидится в тепле, пусть берут беспокойных собак и топчут снег, мне не жалко.
Псарь Хасаки поклонился и вышел вон. На улице его ждали.
Через несколько минут шестеро южан взяв с собой пару гончих псов, покинули лагерь. Ирда вышел на высокое крыльцо с чашей горячего наваристого бульона и, прихлёбывая его, следил за огнями, что удалялись от посёлка.
Гончие не волнуются просто так. Этих собак специально выводят ради охоты и загона беглых рабов. Если бы они почуяли нелюдя, то подняли бы больше шума. Когда чуют опасность, скулят и трутся об сапоги. Но в этот раз они чуяли людей, а это значит, что рядом появились чужаки.
И чужаков не много, раз гончие не посчитали их опасностью.
Прищурившись и глянув на отблески факельного света в лесу, Ирда улыбнулся. Возможно, сегодня ловчие приволокут к кострам путешественников, или крестьянина, который расскажет о новых деревнях. А может, повезет, и они притащат имперку. Местные женщины нравились Ирде, но оставленная в живых рабыня поистрепалась, давно следовало отдать её мастеру боли.
Внезапно что-то произошло. Ирда поперхнулся горячим бульоном и выронил чашу, которая упав — разбилась. Скрипнули ворота соседней избы, из темноты двора появилась низкая фигура. Колдун, один из тех, кого звали мастерами боли, шустро перешёл дорогу.
Увидев на крыльце командира южан, он спросил:
— Твои люди в деревне?
Ирда с удивлением глянул на колдуна и ответил:
— Да, но не все. Собаки вол…
— Кто-то умер рядом. Выясни, что происходит. Я жду у себя.
Колдун развернулся и быстрым шагом вернулся в свой двор. Ворота скрипнули и закрылись.
Ещё не до конца осознав, что происходит, командир южан бросил взгляд в сторону ушедшего в лес отряда ловчих. Там где раньше сквозь тьму пробивался
свет шести факелов, теперь царила непроглядная тьма.И будто подтверждая самые мрачные опасения Ирды, над деревней разнёсся тоскливый, собачий вой…
Гончие не кинулись на меня, хотя имели такую возможность. Окружили с двух сторон продолжая лаять и держась на почтительном расстоянии.
Тренированные, не дадут ударить мечом, ждут хозяев — указывая лаем на добычу. А те уже близко, от света факелов длинные тени пролегли вокруг древесного ствола, за которым я укрывался.
Глядя на псов, я улыбался. Мне всегда нравились животные. Эти к тому же были гораздо красивее уродливых мутопсов из мира-Первоисточника. Гладкая шерсть, поджарые, мускулистые тела. Вытянутые пасти щёлкают зубами, да так, что слюна разлетается в разные стороны.
— Тифлос Ламси!
Звенящим шёпотом с моих губ сорвалось заклинание. Обжигающая вспышка тьмы, уже использованная единожды против хозяина дома Мягкой лапы, накрыла местность чёрным покрывалом.
Из непроницаемой черноты послышался визг, хрип и стоны. Боевое заклятье насыщало воздух едкой чернотой буквально пару мгновений, но эффект был просто ошеломляющий. Один из псов тихонько лежал в снегу покрытый вскипевшей волдырями шкурой. Второй доживал последние мгновенья, зарывшись головой в снег, дрожал и взбрыкивал задними лапами в предсмертной агонии.
С людьми всё обстояло чуть лучше.
Их факелы потухли. Они оказались во тьме, обожженные и ошеломлённые. Лишь двое из шести не пережили вспышку. В момент срабатывания они находились ко мне ближе всех — обходили с двух сторон.
Перешагнув через один из трупов, я увидел убегающую фигуру и бросился следом.
Беглец оказался крепким малым. Спотыкался, падал, врезался в деревья, но убегать не переставал. Я знал, что за моей спиной остались его выжившие товарищи. Слышал ругань на незнакомом языке и стоны. Но интересовал меня в первую очередь именно тот, что мог сбежать.
Я догнал его на краю леса, перед дорогой ведущей в деревню. Он меня услышал, обернулся, достал из ножен кривой кинжал… и умер.
Я бросил длинный меч, словно копьё, метров с трёх — четырёх, и не промазал. Незнакомец упал на спину, захрипел поначалу, но я быстро его добил. Вертикальный удар разрубил переносицу и погрузил остриё клинка в череп, ставя точку в этом забеге.
Выследить остальных, стало делом времени.
Чтобы удар выходил смертельным, я каждый раз разжигал чёрное пламя. Второй выживший едва стоял на ногах, тихонько выл и тащился по лесу, куда глаза глядят. Этот меня даже не заметил, его одежда зияла дыра, сквозь которую было видно розовую плоть. Моё заклятье не убило его лишь чудом, но клинок быстро исправил эту ошибку.
В снег рухнули кости и пепел, а я почувствовал прилив сил. Подобная охота — была мне по нраву.
В живых остались трое, но лишь один из них смог оказать сопротивление. Стрела, выпущенная незнакомцем на звук, едва не впилась в моё лицо, разминувшись с ним на половину ладони и потревожив снег на ветвях дерева.
Я оценил его мастерство в обращении с луком и ответил всплеском сырой силы.
Оторванная нога, кровь изо рта… Удар мечом стал для него милостью. Я не был садистом и их мучения не дарили мне радости. А вот смерть — да, она раскрашивала серый мир красками и заставляла меня улыбаться.