"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28

Оба военачальника открыли рты. Такого иезуитства они во мне не подозревали.

– Где же письмо от генерала к князю?

– Он ранен в руку, писать не может, передает на словах. – Я усмехнулся. – Пока Волконский отпишет в Питер, пока там будут праздновать да салютовать…

– У нас будет месяц! – сообразил Мясников.

– А то и все два. Сначала ведь сообщениям о конфузии не поверят, начнут перепроверять. Еще месяц.

Январь, февраль… Весна 1774-го была ранней. В марте начнется распутица. Конечно, Екатерина не двинет на меня южные армии сразу. Они идти будут полгода. Императрица пошлет гвардию из столицы. Плюс польские полки – благо конфедератов уже усмирили. С Фридрихом у нее любовь, цесарцев она подкупила разделом Польши, остается только слабая Швеция, которую науськивает Франция. Но шведы сейчас воевать не будут. Как и разбитые поляки. Я еще раз прокрутил в голове разные сценарии.

Идти самому на Нижний и Москву? Нет, еще рано. Я не готов. Нужно полков десять-двенадцать пехоты, семь-восемь батарей пушек. Требуется время. Сдернуть окрестных крестьян с печи, поставить в строй. Всю зиму тренировать, обстреливать. Ждать вестей от Подурова и Шигаева с Лысовым. Причем Подуров – важнее последних двух. Поджечь Волгу и Дон – армия Румянцева и Долгорукого будут не полгода возвращаться домой, а весь год. А это огромная фора.

– Делайте, как повелел, и немедля. Ежели не забоишься, Михаил Александрович, ложное донесение доставить, сделаю по возращению полковником в первом заводском. Бился ты доблестно, я видел.

Шванич заулыбался. Офицер он был, прямо скажем, посредственный. Но других-то нет! Не боги горшки обжигают, справимся.

Эх! Было бы у меня время, а также нормальный рынок векселей, устроил бы аферу с государственными долговыми бумагами России, как Ротшильды после Ватерлоо. Сначала, перед объявлением новости Шваничем, купил большой объем облигаций. Благо казна позволяет. Цена бумаг бы выросла. А перед тем, как все вскроется, продал бы вкорот-кую. И заработал бы еще на падении курса. Двойная прибыль. Но, увы, долгового рынка в России нет. Санкт-Петербургская биржа больше торгует всякой пенькой да льном. Даже вексельной секции нет.

– Сколько мне пикетом стоять на тракте? – поинтересовался Мясников.

– Месяц. Возьми форму гусар бахмутовских, – я кивнул в сторону трупов на Арском поле. – Стой с опаской. Ежели появятся правительственные войска, уходи.

– Все исполним, царь-батюшка, – бригадир поклонился мне.

Эх… Негоже посылать на такое дело почти генерала. Но если не Мясников, то кто? Зарубин-Чика – баламут, Овчинников управляет всеми инородцами и казаками в войске. Хлопуша нужен мне в Казани, Шешковский – так и вовсе темная лошадка. Нет, никого лучше Тимофея придумать нельзя.

– Поезжайте немедля… – я тронул коленями Победителя, направляясь к госпиталю. – С вами Бог!

* * *

Закончив с ранеными и поцеловав тайком румяную Машу, я с охраной бросился догонять казаков и пехоту. Они уже миновали Арское поле и вошли в предместья Казани. Кругом стояли брошенные дворянские усадьбы, которые, впрочем, очень быстро сменились слободами. На улицы высыпал народ – смотрели с опаской и любопытством. Увидев меня, толкали друг друга локтями, ломали шапки.

Так и не начавшаяся толком метель стихла, выглянуло солнце. Оно отражалось от рубинов «шапки Мономаха», рассыпалось зайчиками по сугробам и заборам.

Город был деревянный, лишь пройдя слободы, мы увидели каменные дома. Я обогнал полки, выехал в авангард.

– Царь-батюшка, Богом молю, поберегись! – взмолился Никитин. – Сколько барей сбежало! А ежели кинутся, вон, смотри, идет кто-то!

По улице к нам действительно приближалась толпа людей. Впереди шел седой бородатый священник. В одной руке он держал жезл в виде перевернутого якоря. В другой нес древнюю, потемневшую от времени икону. На ней была изображена Богоматерь с Христом на руках. Заметив митру на голове, я понял – это казанский митрополит Вениамин. Позади него шло с десяток батюшек. Некоторые разглядывали меня словно диковинку, другие смотрели с опаской.

Мы молча уставились друг на друга. Я спешился, отдал повод Никите.

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, – громким басом произнес Вениамин. Перекрестил меня.

Я поцеловал икону, потом руку архиерея. От священника пахло ладаном.

– Аминь! – закончил я за митрополита, разглядывая икону. Неужели это знаменитая Казанская Богоматерь?

– Пойдем, сын мой, – произнес Вениамин. – Город ждет тебя.

Под звон церковных колоколов мы вошли в Казань.

Алексей Вязовский Казань

Глава 1

– Как говоришь тебя зовут?

– Акулькой.

Издали девочка похожа на крохотную старушку-карлицу. В руках – батог, через плечо холщовая торба под куски. Но вблизи… щупленький заморыш, ноги в потрепанных лапотках и руки худы, личико бледное, прозрачное. Вытянутое, темно-русые волосы растрепались, сзади косичка. Глаза большие, серые, они оживляют лицо, делают его необычайно привлекательным. В разговоре Акулька сдвигает брови, тогда над переносицей появляется какая-то не по возрасту страдальческая складка, и детское личико приобретает выражение большой заботы.

– Откель ты здесь, пчелка? – спросил я, оглядываясь. Вся процессия из казаков, генералов, священников остановилась на дороге и с интересом уставилась на меня. Мы застряли в воротах башни Нур-Али Казанского Кремля. Впереди я видел Благовещенский собор, спасский монастырь с колокольней, а также что-то похожее на дворец губернатора с колоннадой. Ко мне подскочил Почиталин, прошептал:

– Патрули объехали Кремль – пуст. Губернатор сбег.

– Амператора Петра Федорыча ищу – охотно и доверчиво ответил тонким голоском ребенок – Велели мне до него идти, правды-матки искать Только не ведаю, ты ли царь.

– Вот я – царь. А со мной атаманы да полковники…

Я еще раз обернулся к свите. Те важно покивали.

– Дитятко – вмешался в разговор митрополит Вениамин – Чья ты? Где твои родичи?

– Ничья – просто ответила девочка – Я сирота. Добрые люди сказали мне: иди в куски. А я спрашиваю: куда же? А они мне: иди хошь куда, везде доля худа, – проговорив так, она замигала, потупилась, из глаз её закапали слезы.

Генералы переглянулись, вздохнули, закрутили головами.

– Дедушка мой недавно умер, сердешный… Схоронили добрые люди. А тятю в Сибирь барин угнал, а маменька занемогла да и умерла от горя. Я как есть одна осталась. А промеж народу-то волновашка зачалась, царя народ-то ждет, помещикам грозит.

– Да откудов то ты? – спросил Овчинников.

– А я, дяденька, тамбовская, села Лютикова, мы барина Кулькова крепостные. Вот я кто, дяденьки! Возьмите меня с собой, не подумайте, что я обжора… Я не объем вас…

– Ах ты боже мой! – к сироте бросилась расплакавшаяся Маша, схватила ее на руки, прижала к себе.

Я заметил как у Вениамина тоже выступили слезы, многие священники вытирали лица руками.

– Вот, зрите! – я показал рукой на Акулину – Мы тут не заради моего трона! Мы тута за то стоим, чтобы дети не побирались по дорогам, не голодали покуда бари их жируют. Будет на Руси правда и будет на Руси воля! И в том вам я крест целую!