"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Еще больше растолстевший, приятно улыбающийся темноглазый граф Панин, неспешно приблизился к ней, поцеловал протянутую руку, затем жеманно и не так, как раньше, – без тени вынужденного подобострастия, усмехаясь – раскланялся с Орловым и уважительно с остальными.
– Садитесь, Никита Иваныч, – указала Екатерина на место возле себя и, взяв холеной рукой с оттопыренным мизинчиком пуховку, попудрила слегка вспотевший лоб – Вы как раз кстати. Прочтите, пожалуй, что пишет этот московский старый хрыч…
Панин читал бумагу, гримасничая. Полные губы его пробовали сложиться в улыбку, а подведенные брови хмурились.
– Надо ли посылать гвардию? – поинтересовалась Екатерина у Панина – Или отозвать Бибикова для подавления московского бунта.
–
– Гвардия, же ваше, ваше величество – согласился Чернышев – Требуется здесь, в столице.
– Мне доносят – Вяземский отставил чашку с кофе – Что и в Санкт-Петербурге проникают воровские казаки с прельстительными письмами. Народ не верит нашим объявлениям о победе над Пугачевым, волнуется.
– Надо устроить праздник – воскликнула Екатерина – Скоро Новый год, Рождество! Не скупясь учиним народу торжество. Хочу фейерверки по всему городу, ледяные горки и крепостицы, а також что еще сможем придумать.
– Его Императорское величество, царь Петр Федорович! – загудели трубы, Ваня громким голосом объявил мое появление в бальном зале. У одной из его стен был устроен помост, накрытый медвежьими шкурами. На помосте стоял трон. Я попытался разглядеть, что получилось, но загораживала толпа народа. Казанцы, казаки, врачи, расфуфыренные поляки. Кого тут только не было. Даже десяток женщин в вечерних туалетах, с открытыми плечами. И ведь не боятся капающего воска со свеч, что зажжены на люстрах! Красота требует жертв.
Народ поклонившись, расступился и я по живому коридору прошел к помосту. Трон не впечатлял. Казакам удалось собрать около ста палашей и шпаг правительственных войск. Некоторые были сломаны, другие выглядели обшарпанными. Тем не менее казанский столяр сумел в кратчайшие сроки укрепить клинки в форме полукружья за спинкой. Сиденье и подлокотники я запретил украшать – Мартин в своих книгах утверждал, что на Железном троне очень неудобно сидеть, так как острые мечи могут даже поранить сидящего. И я совсем не хотел своей пятой точкой проверить это утверждение.
Пока я усаживался, народ беззастенчиво на меня пялился. В зале практически не было слышно разговоров, присутствующие строго делились на своеобразные касты. Во-первых, военные. Они стояли тремя группами – бывшие дворяне, поляки и казаки во главе с Перфильевым, Овчинниковым, Зарубиным. Во-вторых, купцы. Те тоже строго разбились на казанских и оренбургских. Я заметил Сахарова и кивнул ему – "мол не забыл". В третьих, чиновники. А вот эти смешались – казаки из канцелярии стояли вперемешку с бургомисторскими и фискалами. Сам Петр Григорьевич Каменев, оказавшийся удивительно близко к трону, проявил максимум усердия в организации вечеринки – разыскал губернаторских музыкантов, выступавших на балах, украсил зал лапником и красными флагами (занял в полках).
– Ваня, давай – я кивнул Почиталину и тот в красивом, бордовом кафтане, вышитым позолотой, вышел вперед.
– Указ его императорского величества о праздновании Нового, 1774-го года.
Публика заволновалась, подошла ближе к помосту.
"… тем кто позабыл дано сие напоминание" – читал Ваня – "перед воротами учинить некоторые украшения из древ и ветвей сосновых, елевых и можжевелевых, людям скудным каждому хоть по деревцу или ветке над воротами или над хороминой своей поставить, а ровно в полночь, когда прозвенят кремлевские часы также учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракет, сколько у кого случится…" Дальше Почиталин требовал с горожан плясок на улицах, хороводов, рождественских ярмарок. Сухой закон на период празднования отменялся. Последний пункт вызвал ожесточенные споры с городской канцелярией. Каменев утверждал, что народ перепьется, будут сотни замерзших в сугробах, а еще пожар. Пришлось выделить дополнительных средств из казны на организацию пожарных бригад,
на которые также была возложена обязанность развозить пьяных в госпитали. Это в свою очередь вызвало споры с Максимовым и врачами.– А где Викентий Петрович? – поинтересовался я тихонько, наклонившись к бургомистру.
– Вместе с Рычковым поехали на алхимический двор. К Иогану. Тот сумел сварить какого-то особо крепкого спирту…
Ясно. Доктор одержим моими идеями дезинфекции. По приезду – заставил врачей Бранта переодеться в новопошитые в Оренбурге белые халаты, кипятить одежду и хирургические инструменты, протирать водкой места разрезов и руки медицинского персонала. А это я еще не подсказал ему идею медицинских карт и антибиотиков. Целебные свойства зеленой плесени, возникающей на лежалом хлебе уже известны некоторым врачам и даже описаны в медицинских трудах.
– Пошли за ними. Я вручу нашим мастерам несколько Орденов Трудового Красного знамени.
– Слышал о сей награде – качнул париком Каменев – Хорошая задумка.
После объявления указа о праздновании Нового года, в центр зала вышел пожилой распорядитель бала, известный в городе танцмейстер. Он объявлял громким голосом название танца: менуэт, англез, аллеманд, контрданс. Первый танец возглавил лично. Представлял он собой парное шествие, во время которого, под торжественную музыку, участвующие важно вышагивали, кланялись и делали реверансы. Шествие прошло по периметру зала два раза, оркестр наяривал с небольшого балконца наверх. Второй танец, менуэт, отплясывали только несколько самых ловких пар – в основном поляки, а гости разбрелись по комнатам дворца или столпились у стен и окон, наблюдая за их действиями. Партнеры чередовали мелкие шажки и изящные фигуры. В англезе шла пантомима ухаживания кавалера за дамой, которая то убегала, то застывала в соблазнительной позе. В аллеманде, немецком танце, кавалеры крутили дам, держась то за руки, то за талию. Причём музыка в ритме марша становилась всё более оживлённой. В английском контрдансе пары выстраивались в две линии и с поклоном менялись местами.
Пока публика танцевала, я пригласил самых именитых купцов в соседний зал. Мы расселись на стульях, тут же пришлось сразу прекратить начавшийся гвалт. Торговцы ругались друг с другом, пытались передать мне челобитные. Присутствовали Осокин-младший, Сахаров, из незнакомых – казанские купцы и промышленники Карякины, Твердохлебовы, Шамовы. Отдельно стояли "экономические крестьяне" – Виноградов, Пономарев, Вахромеев.
– Эти деловые – тихонько произнес на ухо Каменев – Пробились с самых низов, выкупили вольные у своих дворян. А в прошлом годе – составили содружество для торговли с заграницей и сразу своим иждивением соорудили фрегат о тридцати шести пушках. Называется «Надежда благополучия». Сие купцы погрузили на судно железо, юфть, парусные полотна, табак, икру, воск, канаты и под начальством фактора компании, казанского купца Пономарева, вышли в дальнее плавание и благополучно прибыли в Ливорно.
– Как расторговались?
– Хорошо расторговались. Говорят миллионщиками стали.
– Вот что господа хорошие! – я повысил голос, чтобы прекратить опять начавшийся гвалт – Собрал я вас тут, дабы сообщить две новости. Одну хорошую, другую плохую. С какой начинать?
Присутствующие замолчали, испуганно на меня посмотрели.
– Начну с плохой. Никоих складов и заводов конфискованных, или взятых мастерами я вам не верну.
Тут же раздался дружный стон.
– И пролетных грамот також не отзову. Зато новых могу дать.
На меня посмотрели с интересом.
– Но разорению купечества и деловых людей я не мыслю, а более того, хочу их числа приумножения. Ради этого дозволил мастерам взять заводы в собственность.
– Как же царь-батюшка – скривил губы Осокин – Нам теперь жить?
– Это была плохая новость – я проигнорировал купца и позвонил в колокольчик – А вот и хорошая.
В зал вошли Ваня Почиталин с охранником – они внесли примус, лампу и белую свеклу на подносе. Поставили все на круглый стол.