"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28

Никита Иванович рассуждал следующим образом. Тяжелые времена требуют тяжелых решений. Коль Священный Синод не в силах предотвратить новый раскол – не в вопросах веры, а в душах людских, – остается одно: перехватить у Москвы инициативу вплоть до восстановления патриаршества. Заново создать пошатнувшуюся опору трона. И тем самым устроить державу, когда с пугачевской заразой будет покончено.

В глубине души он признавался себе, что, быть может, стелет на будущее соломку. Если восстановленное патриаршество переметнется к самозванцу (или к признанному подданными истинному царю?), он напомнит, кто открыл врата духовным пастырям. Предательство? Ха-ха! Интриговать за спиной Екатерины – для него как воды попить. В политике измена – это не предать, а вовремя предвидеть.

Глава 6

Вечер я провел в гостях у своей “невестки”. Помимо нас, за столом ожидаемо сидела княжна Агата Курагина, ставшая для принцессы бездонным источником слухов и сплетен обо мне, и совсем неожиданно для себя – бывший сенатор Волков, приглашенный мной лично. После зрелища недавних казней он был несколько пришиблен и молчалив. Видать, мысленно не единожды взошел на эшафот вместе с теми из московского дворянства, кого он хорошо знал. Но у меня были на него планы.

Поскольку на меня была наложена епитимья, то стол был в основном рыбным и овощным. Приготовлено все было изумительно и очень сытно. Так что смирению и покаянию отнюдь не соответствовало. Впрочем, никого за столом это не беспокоило, а среди моих духовников и приближенных, к счастью, не было ни одного фанатика, одни только прожжённые интриганы. Кроме, разве что Агаты. Но та замаралась в казанском нападении на меня и никакие постельные утехи ее грехов не смывали. О чем я ей сказал предыдущей ночью. Отца я распорядился отпустить с соляных промыслов. Но под строгий надзор к Лысову в Тюмень. С которым тоже надо было что-то делать, но непонятно что. Отрывать Хлопушу и Шешковского от дел по западному и южному направлению я не хотел, поэтому этот нарыв гнил и ждал своего скальпеля.

— Государь, – после ничего незначащих слов о погоде и еде начала Августа, – на суде из уст Орлова все услышали часть истории о вашем чудесном спасении. Но что было дальше в том баркасе и кто был тот человек, в которого попали пули гвардейцев?

На меня с любопытством уставились все присутствующие и насторожила уши парочка лакеев, прислуживавших за столом. Я протер губы салфеткой и откинулся на стуле. Что ж. История придумана, и пора ее вбросить. Пусть распространяют.

— Это был как раз казак Емельян Пугачев. Он помог мне бежать с мызы и выкупил этот баркас у одного чухонца. Когда мы грузились в эту посудину, пришлось зайти в воду выше колена, и вода затекла в мои сапоги. Это было неприятно, и я уселся на дно лодки, чтобы стянуть их. Плащ свой я отдал Емельяну, и тот его накинул на плечи, дабы его не унесло ветром. Он ставил парус, когда раздались выстрелы, и пуля попала ему в затылок. Казак рухнул прямо на меня, заливая мое лицо кровью.

Женщины ахнули. Но особого ужаса я в их лицах не заметил. Августа смотрел скептически, Агата жалостливо. А вот Волков задумчиво крутил бокал с вином. Я же продолжал:

— Хотя ночь была светлая, как это всегда бывает в это время в Петербурге, но не умея управлять парусом и ориентироваться в море, я заблудился. Куда меня несли волны и ветер, я не представлял, и отдался всецело на волю провидения. Вскоре поднялся сильный ветер, разыгралась волна. Баркас стало болтать и сильно кренить при порывах. Я бросился опускать парус, и тут суденышко мое изменило курс, парус наполнился ветром с другой стороны, и меня ударом гика сбросило в море.

Снова вздохи слушающих женщин. Они явно отдавали должное моему актерскому таланту. Впрочем, это было неважно. Сегодня как говорят в театре “тестовый прогон”. На широкую публику я выступлю чуть позже.

— Знали бы вы, как я в тот момент запаниковал. Сердце так сильно колотилось в груди, что чуть не выскочило. Мысли бессвязно путались. Я взывал к Господу, что-то ему обещал и чувствовал, как тают силы и мокрая одежда тянет меня на дно. Но Господь был милостив. Мой баркас, лишившийся моего безграмотного управления, все-таки зачерпнул воду и опрокинулся. Я наткнулся на его скользкое днище и сначала принял за тушу какого-то библейского чудовища, но потом сообразил что это и вцепился из последних сил. Так прошла ночь, и к утру ветер стих, и волнение улеглось. Я боялся впасть в забытье и выпустить из рук спасательный мой плот, и потому осипшим голосом пел псалмы или шептал стихи.

— Как же вы спаслись? – спросила княжна Агата.

Странно. За столом не было ни одного человека, искренне верящего в то, что я настоящий Петр Федорович. Но мой рассказ зачаровал, и даже Волков слушал с напряженным вниманием.

Я отпил из своего бокала и продолжил:

— Дважды я видел паруса на горизонте, но никто не заметил моего бедственного положения. Меня мучила жажда и постоянно тошнило. Но к счастью, в конце концов меня прибило к берегу. Как позже я узнал, это был остров Готланд. Я выполз на твердую сушу и без сил рухнул на землю. Меня всего колотил озноб. Небесный свод и земная твердь непрерывно качались. Я потерял сознание.

Слуги поменяли блюда, обновили наши бокалы.

— Очнулся я в доме местного лютеранского священника. Меня одолевал жар, я бредил. Но благодаря молитве пастора и настойкам местной травницы болезнь оставила меня, и я стал выздоравливать. Тут-то и навалились мысли, как жить дальше. Можно было добраться до Кронштадта и обратиться к морякам. Была большая надежда, что они меня поддержат и удастся с помощью пушек флота захватить столицу. Или добраться до моих голштинских родственников и с их помощью убедить всю венценосную Европу, что я жив. Возможно даже, вернуться на трон. Но что потом? Трястись в страхе, что тебя опять при удобном случае свергнут или отравят?

Я тяжело вздохнул, примеряя на себя в очередной раз судьбу Петра III.

— Сомнений добавил и священник. Из моего болезненного бреда он понял, кто перед ним. Но не мог понять, что я тут делаю, поскольку новости на этого острова приходят с большой задержкой. А когда до пастора дошли слухи о дворцовом перевороте в России, то он послал рыбаков в Гельсингфорс за шведской прессой и в Ригу – за русской. Так мне в руки попал номер «Ведомостей» с текстом манифеста Екатерины о восшествии на престол. Из него я с удивлением узнал, что я покушался на православную церковь и упустил победу, заключив мир с врагом. Жене моей пели панегирики и слагали оды. Я был потрясен.

— И тогда пастор сказал мне: «Сын мой, ты совершенно не знаешь народа, которым взялся править. Господь даровал тебе шанс окунуться в мир простых людей. Не пренебрегай им». Я так и сделал. Но сначала я воплотил свою детскую мечту и вступил в армию короля Фридриха, где и прослужил пять лет. Потом год попутешествовал по Европе, общаясь с учеными и механиками. В шестьдесят восьмом вернулся в Россию. И контраст между Европой и Россией поразил меня. Каждый прожитый в России год переполнял меня болью, и в конце концов я решил, что нельзя больше это терпеть. Дальше вы знаете.

За столом повисла тишина. Собеседники переваривали сказанное, прикидывая, что в моей легенде правда, а что откровенная ложь. Я не мешал им, отдав должное еде.

— Именно так и будет написано в учебниках, ваше величество?

Первой прокрутила информацию ушлая Наталья-Августа. Я улыбнулся.

— И энциклопедиях, – кивнул я.

— И даже намека на правду о вашей истинной личности не сделаете? – с просительными интонациями произнесла принцесса. Волков аж отшатнулся, и его взгляд забегал от меня к принцессе.

— Наталья Алексеевна, не забывайтесь!

— Но тут же все ваши верные подданные! – продолжала она настаивать.

Я скептично посмотрел на Волкова, потом на Куракину. Августа вздохнула. Моя загадка ее явно мучила.

— Не советую проявлять свое любопытство в этом направлении, Августа. Вы сегодня наблюдали, как я за это наказываю.

— Вы слишком добрый, чтобы меня напугать, – заявила принцесса, кокетливо улыбнулась. Наклонилось вперед, давая разглядеть вырез в платье.

У Агаты и Волкова же глаза округлились от такого заявления. Да и я опешил.