"Фантастика 2025-129". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
Лицо Марии Андреевны перекосилось. К тому времени, как она вернулась к гостям на балу, стала вести себя весьма непринуждённо, будто бы ничего плохого не совершила. Я не сказал ни одного слова даже не подал знаком, мимикой лица, что у нас с ней возможен конфликт. Теперь же получается, что я ставлю условия своей матери. И нет, ничего внутри более не екает, напротив, я не позволю ей рушить мои пока скромные, но могущие стать большими, успехи.
— Ты словно и не мой сын. Я понимаю, что совершила дурной поступок, Но, рядом с тобой всегда находился Матвей Иванович, я верила, что он никогда не даст тебе в обиду. И покидала я поместье с надеждой, что
Я видел, что она раскаивается, что чувствует свою вину. Вот и определял правила, так сказать «по горячему», пока еще эти эмоции у мамы не прошли и она не начала качать свои права.
— А тут палка двух концах. Если бросить в воду не умеющего плавать, то можно и не выплыть, а утонуть. Я благодарен вам за науку, дорогая матушка. Как видите, она пошла мне на пользу. Но когда я, почитай, что умер, пришло некое озарение, — сказал я.
На самом деле, я понимал, что несколько играю на грани. Мария Андреевна может по тем признакам, которые известны лишь матери, определить во мне не только чужого человека, до таких выводов она вряд ли дойдёт, а вот объявить меня душевнобольным, думаю, сможет. Вот только все мои действия можно было бы счесть чем угодно, но не помешательством. Напротив, если подробным образом разбираться, что со мной происходило и в чем причины столь разительных перемен, можно прийти к выводу, что в помешательстве я находился ранее, а нынче же выздоровел.
Вот так мы и шли домой, а на крыльце терема нас встречала Эльза. Вот же ирония судьбы! Мне приглянулась девица по имени Елизавета, а секс у меня с дамой с таким же именем, пусть и на немецкий манер.
— Как вы отважились выйти из дома?! — наполненным желчью тоном спросила у Эльзы маман.
— А я, простите, не ваша прислуга, чтобы сидеть в доме и дожидаться хозяев, — отвечала Эльза.
— Так, милые дамы, сегодня был крайне тяжёлый день, посему мне нужно отдохнуть. Есть такая вероятность, что этот день был для меня последним, — сказал я и направился в свою комнату.
Мне ещё не хватало того, чтобы я потратил час или больше, чтобы выслушивать все эти пикировки маман и Эльзы. Тем более, что я выступил бы как раз-таки на стороне Эльзы. И не потому, что я с ней сплю. Она очень помогла мне в организации всего этого праздника. Правда, праздник был не для меня, для гостей, для меня это оказалось тяжелейшей работой. К счастью, я эту работу выполнил. А что сделала для меня мама? Я имею ввиду хорошего. И я же не тот Шабарин, который будет любить эту дамочку лишь потому, что она меня родила. Конкретно меня Мария Шабарина не рожала.
Что там ещё говорили за моей спиной две женщины, разница в возрасте которых была не столь велика, я не слышал. Пришёл в свою комнату, разделся, дал указания Саломее разбудить меня через три-пять часов и лёг в постель.
— Я понимаю, что сейчас не до меня, но я не могу спросить тебя, может, мне всё же войти? — поинтересовалась Эльза, которая по факту уже вошла.
— Что, твоя комната рядом с комнатой маман, оттого ты чувствуешь себя скверно? — уже сквозь сон спрашивал я.
— У меня за долгие годы появился тот человек, за которого я беспокоюсь. Я хочу быть в минуту твоих переживаний рядом, — отвечала Эльза.
— Ну ты же понимаешь, что у нас с тобой будущего нет, — сказал я.
— Ох уж это твоя прямолинейность! Но у нас есть настоящее, хоть и скоротечное. Завтра могут тебя убить, — сказала
вдова.Я рассмеялся.
— Спасибо, что поддержала! — сквозь смех сказал я. — Раздевайся и просто ложись рядом. Мне приятна теплота твоего тела. Но всё же мне нужно выспаться.
Моя любимая поза для сна, когда одна рука на груди красивой женщины, а на другой руке, словно на подушке, голова этой самой прекрасной дамы.
Не сказать, что я выспался, но определённо хотя бы три часа поспать нужно было. Соломея со слезами на глазах, наверняка понимая, что должно произойти, будила меня, стараясь не показывать своих слез.
Умывшись холодной водой, я несколько взбодрился, после выпил ещё крепчайшего кофе, который заранее просил приготовить Соломею, и направился на выход.
— Прекрасный день для смерти, — храбрился я, улыбаясь.
Да, рассвет предвещал ясный денек, может только чуточку с облаками. Для смерти день хорош. А вот для урожая — не очень. Уже полторы недели ни одной капли дождя. Приходится гонять людей и поливать хотя бы мой огород.
Если есть те люди, которые идут на дуэль или в бой, при этом не испытывать никакого страха, то это люди психически неуравновешенные. Страх — абсолютно нормальная реакция организма на опасность. В прошлой жизни я так и не стал адреналиновым наркоманом, которые идут в бой, как за дозой наркотика. Встречал я таких людей. Они не могут усидеть дома, если где-то идет война. И я был близок к тому, чтобы стать именно таким наркоманом. Наверное, вовремя ушёл из театра военных действий, чтобы попасть в программу «время героев».
Боялся другого, что страх, который будоражит мое сознание, заставит руки дрожать, а коленки подкашиваться. Вот такое физическое проявление реакции организма на стресс мне была категорически не нужно. В руке не должен дрогнуть пистолет.
— Я не спал ночь, а ещё, после объявления о дуэли, не выпил ни грамма шампанского или водки, — с укором, даже с обвинением, говорил Картамонов Матвей Иванович, когда встретил меня у крыльца моего дома.
И не понять в чем больше он меня упрекал. Скорее всего, что выпить не мог.
Неподалёку стоял Михаил Андреевич Алексеев. Он заразительно зевал, наверняка тоже не сомкнул глаз, чтобы быть здесь, в небольшом леску, да при параде, в качестве моего второго секунданта. На самом деле, могло хватить и одного секунданта, вот так вышло, что у меня, и у Микалашевского их по двое. А ещё обязательно почти на каждой дуэли представителем должен был быть доктор. У нас такой тоже имелся, вот только это был тот самый медик-недоучка, который когда-то престал перед моими глазами, когда я очнулся в поместье в теле абсолютно чужого человека, жившего более, чем полтора века назад.
— У нас время, позволяющее сделать последние распоряжения. Не желаете? — спрашивал меня Алексеев.
— Нет. Если мне суждено умереть, то всё иное неважно. Детей не нажил, имущество перейдёт к маман. Так что мне, конечно, жаль будет, если коим образом может ощущать чувства мертвец, — с улыбкой говорил я.
Ну, не показывать же мне, что я всё-таки беспокоюсь за исход дуэли. И нет, потом, что моё имущество достанется матери. После моей смерти, действительно, иного варианта невозможно. Ведь я, как бы то ни было, не могу полноценно распоряжаться всем имуществом, так как подобное может оспорить маман. Хотя я почти уверен, что она при первой же возможности продастся мне, чтобы укатить в Петербург, где остался её Артамон. Видимо, нашёл себе новую жертву уже из столичных дамочек.