"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21

Дракко сделал последний рывок. Мощные стены метнулись навстречу, заслоняя собою весь горизонт. Ротонда выросла, как стройный гигант, прямо перед ними. Робера тряхнуло, он непроизвольно разжал руки и съехал вниз на базальтовые плиты у самого подножия, подняв в воздух облако песка и многовековой пыли.

Он всё-таки добрался до башни!

Падение вышло на удивление мягким, словно замедленным во времени. Барахтаясь на земле, Робер почти с наслаждением почувствовал прикосновения старой каменной кладки и живое тепло рассветного солнца, пронизавшего пространство своими золотыми стрелами.

Дракко привёз его в самый центр Гальтары.

Древняя мёртвая столица – неужели она лишь пригрезилась ему? Робер не мог понять: только вчера он очнулся в Олларии, где видел Ворона и Дикона, который умер – или не умер? Робер помнил, как искал Дракко во дворе полуночной Нохи и как нашёл пирофора на берегу Лисьего ручья – всё это казалось картинами бессвязного сна, где Талиг и Алат прихотливо менялись местами. Но ночь прошла, и вот день застал его там, где по законам естества его просто не могло быть: в Гальтаре, пустынной и заброшенной столице его предков.

«Руины, с ними каждый год

Теряющие связь порталы,

Дворцы, что превратились в скалы,

Где только птица и живет»,[1] —

строки эпинского поэта, посвящённые развалинам древнего города, всплыли в памяти Робера сами собой.

Кто-то призвал его сюда – или в Олларию? Почему его душа беспокойно мечется, словно кто-то знакомый назначил ей несостоявшуюся встречу? Отсюда ли начинался его путь в ночную Ноху, или в Гальтаре он должен был закончиться?

Он провёл здесь время до полудня, гадая, жив он или всё происходящее и есть смерть. Полулёжа на каменном пороге башни, он рассматривал Холм Абвениев, высившийся перед ним: прежде Робер никогда не видел его, но тут узнал мгновенно, как узнаёт родные места изгнанник, родившийся на чужбине. Дракко – новый Дракко – равнодушно блуждал среди чахлой растительности, пробивавшейся между базальтовых плит. Он, похоже, не нуждался ни в воде, ни в пище; само гальтарское солнце возвращало пирофору истраченные силы. И Робер тоже чувствовал, как вместе со светом новая жизнь вливается и в него.

Оглядевшись, он понял, что башен в Гальтаре на самом деле четыре: ещё три ограничивали горизонт с востока, севера и юга. Дракко сбросил Робера у западной: лучи поднимающегося солнца заливали светом её всю, словно купая в золоте. Робер ясно видел рельеф древней кладки и пробитую в камне низкую дверь, ведущую в круглую тёмную залу. На её пороге он и лежал. В двух шагах от входа валялись какие-то обломки, и Робер, вяло заинтересовавшись, протянул руку, чтобы подгрести их к себе.

Это оказались обломки старинного лука. Медленно перебирая их, Робер опознал каждую деталь: гладкую твёрдую рукоять, словно отполированную многими прикосновениями; два гибких, упругих плеча, до сих пор не потерявшие формы; прочные концы с зацепами и прорезями для тетивы.

Самой тетивы не было, как не было и стрел. Робер с некоторым недоумением покрутил в руках деревянные обломки: они казались какими-то незаконченными и в то же время – совершенными. Словно древний мастер пошёл иным, неведомым путём, создавая особый лук – и в гневе разбил его, забросив обломки во тьму.

Робер зачем-то взял их себе. Он завернул их в полу рубашки и, с трудом вскарабкавшись обратно на спину Дракко, отправился искать человеческое жильё. В нём внезапно проснулся зверский аппетит.

Гальтарская область лежала в руинах. Робер с трудом вспомнил, что несколько месяцев назад здесь произошло сильное землетрясение. Редкие крестьяне – местность эта никогда не отличались плодородностью – в страхе покинули свои жалкие лачуги, угнав скот и забрав всё сколько-нибудь ценное. Но в нескольких хорнах от Гальтары Роберу повезло: одинокая старуха, оставшаяся на окраине брошенной деревни, приютила его.

Покинутое село называлось Молло.

Доброй Динучче – так звали старуху – землетрясение скорее оказало услугу: скарб погибших соседей и пара заплутавших коз, лишившихся своих хозяев, стали для неё целым состоянием. Женщина она была сердобольная: уложила Робера в лучшем углу (её хижина каким-то чудом не пострадала при землетрясении), накормила здешним кислым сыром и вяленым мясом, напоила молоком с мёдом. Пища была простой, земной, будничной; Роберу как-то не верилось, что в посмертии можно ощутить подобный неприхотливый, сдобренный здешней пылью вкус.

Он ел за четверых. За неделю, которую он провёл у Динуччи, он полностью уничтожил её месячный запас.

Силы понемногу возвращались, а вместе с ними и ясность сознания. Целыми днями лёжа во дворе на солнышке, Робер ел, пил и размышлял. Странный зов, вырвавший его из многомесячного забытья, не давал ему покоя. Ему казалось, что звал сюзерен.

Спал ли он прежде? Или спит сейчас?

— Какое нынче число? — спросил он как-то у доброй хозяйки.

— Уже серёдка осени, голубчик, — ласково отозвалась она, произнося слова с мягким эпинским выговором, столь любезным сердцу Робера. — Осенние Ветра почитай что закончились.

Дни, проведённые у Динуччи, показывали, что путешествие в Гальтару сном не было. Но Робер совершенно не понимал, как он добрался сюда: он помнил только скачку пирофоров, сопровождавших его и Дракко на пути то ли из Олларии, то ли из Сакаци.

Когда же успела наступить осень? Ведь Робер ясно помнил: он выехал с Жаном-коновалом пятого числа Летних Молний; Динучча же уверяла, что он свалился у её хижины в семнадцатый день Осенних Ветров. Динучча не врала: немногие гальтарские крестьяне, которые рискнули вернуться в свои лачуги после землетрясения, как раз успели собрать урожай – точнее, то, что от него осталось.

Где он находился два с половиной месяца? Он помнил только Мэллит – целую стаю кошкоголовых Мэллит, и больше ничего!

— Эх, бедный ты мой, — кряхтела Динучча, подавая гостю бульон: ради него добрая женщина не пожалела свернуть голову одной из трёх имевшихся у неё куриц. — Видать, натерпелся-то, сытно не евши. Кушай, голубчик.

Динучча именовала его «голубчиком», потому что Робер постеснялся назвать себя. Ему было неловко признаваться бедной женщине, что он является её господином – последним герцогом Эпинэ. К тому же ему всё равно нечем было отблагодарить её за доброту.

Козы Динуччи блеяли, собака лаяла, осеннее солнце сияло мягким теплом. Это было так похоже на реальность, что Робер наконец уверовал, что жив.

Лёжа на охапке соломы, он – от нечего делать – принялся собирать найденные на пороге башни обломки. Рассуждая трезво, занятие это следовало бы счесть глупым: древний лук не мог служить дворянину таким же надёжным оружием, как шпага или пистолеты. Но ни шпаги, ни пистолетов у Робера всё равно не имелось. Впрочем, и найденные обломки не годились для защиты: чтобы собрать лук по-настоящему подходящих материалов не было.