"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21

– А у меня и дело подходящее есть. – Ни на Федора, ни на Семена Кутасов больше не смотрел, обращался к управляющему, с которым пришел в мастерскую. – Август снова коленцы мне выкидывает. Для часовой башни, что он соорудил, выписал я из Германии механизм. И что ты думаешь, Егор Иванович? Механизм прибыл поломанный. Вот тебе и хваленое немецкое качество! С немчурой я, ясное дело, разберусь, душу из них вытрясу, если потребуется. Но у него, видите ли, все продумано и просчитано, и еще полгода ждать он не намерен, потому как натура у него тонкая и ранимая. Через полгода ему часовая башня станет неинтересна. Неинтересна! Ты слыхал такое, Егор Иванович?! Можно подумать, я башню для него строю, для его дурацких капризов!

– Правда ваша, Савва Сидорович, распустился Август. – Управляющий согласно покивал головой. – Забыл, где его место. А если взять да и напомнить?

– Обидится шельмец. – Кутасов усмехнулся, и стало очевидно, что ситуация со строптивым архитектором его не злит, а забавляет. – Еще чего доброго чертежи, наброски свои гениальные пожгет, как в прошлом году. А потом еще и в запой уйдет с горя. Так что, Егор Иванович, надо с ним как-то по-другому. – Он перевел взгляд на Семена, спросил: – А что, если нам немецкий механизм попробовать своими русскими силами починить? С паровым двигателем ты вон как ловко справился.

– Попробовать-то оно, конечно, можно, – сказал Семен. Вот только в голосе его не слышалось ни особой радости, ни особого служебного рвения. – Но часы… Это, знамо дело, тоже механизм, вот только механизм особенный.

– А ты попробуй. За спрос ведь не бьют. – Кутасов многозначительно помолчал и добавил: – А если и бьют, то не до смерти.

И на сей раз Федор не понял, шутит хозяин или говорит серьезно.

– Ученика с собой возьми. Григорий говорит, Евдокия хвалилась, что племянник ее в часах разбирается. Ну так разбираешься?

Эта фраза лишний раз подтвердила догадки Федора о том, что Кутасов не привык пускать на самотек ни жизнь своего завода, ни жизни своих работников, даже таких малозначимых, как он – Федор Леднев.

– Немного.

– Ну, от малого до великого один шаг. Нужно лишь отважиться и сделать его.

– Мы постараемся, Савва Сидорович, – закивал Семен, – все силы приложим.

– Да ты не трясись. Может, там поломка какая-нибудь пустячная. Может, шестерня какая соскочила, – успокоил его Кутасов. – Значит, Августу я скажу, что завтра пришлю мастеров. Вы уж меня не подведите. А справитесь – награжу. Помнится, ты, Семен, заикался про покос, тот, что за рекой. Почините часы, считай, покос твой.

Наверное, покос этот был какой-то очень ценный, потому что Семен воспрял духом, принялся кланяться и благодарить Кутасова. Тот отмахнулся от благодарности, развернулся на каблуках, вышел из мастерской. Вокруг сразу зашумели, загалдели, прятавшиеся от высокого начальства по углам мастерской полезли с разговорами и расспросами. Всего за пару часов Федор стал для них своим.

– Пойдем-ка потолкуем. – Семен направился к своему столу, потянул Федора за собой.

– Спасибо, – поблагодарил Федор.

– За что?

– За все.

– Это ты про дамочку, которую защищал в городе? – Семен хитро сощурился. – Хозяин у нас хоть и строгий, но добрый. Ему всякие слезливые истории страсть как нравятся.

Кутасов на сентиментального человека не походил нисколько, но Федор решил не спорить.

– Он сам в молодые годы любил гульнуть. Были и цыгане с медведями, и дамочки всякие. Дамочек он особенно любил. Даже когда супруга его была жива, не брезговал, а нынче так и подавно. И подраться тоже любил. Ты не смотри, что с виду он хлипкий, порода у них крепкая, сталь вместо костей. – Семен говорил приглушенным шепотом, поглядывал по сторонам, не подслушивает ли кто. – А то, что он тебя заприметил, это хорошо. Станешь служить ему не за страх, а за совесть, не обидит, а под настроение так и отблагодарит.

– Покос пожалует? – Федор очень старался, чтобы в голосе не было слышно иронии.

– А хоть бы и покос! Ты видал, какие за рекой покосы? Их обычно Гришка Епифанцев распределяет, поэтому самые хорошие наделы все больше его родне достаются. А вот если не повезло тебе родиться его родственником, тогда плати. Сначала Гришке в карман, а потом уже в заводскую кассу. Золотой покос выйдет. – Он помолчал, а потом спросил: – Скажи-ка мне, Федя, ты в самом деле в часах разбираешься?

– Может, и разбираюсь, – сказал Федор осторожно. – Это смотря какие часы.

– Большие часы, Федя. Большие! Август на маленькие и замахиваться не стал бы. Так что лучше бы нам с тобой не сплоховать, не ударить мордами в грязь. Сегодня иди домой, отсыпайся, а завтра в шесть утра я за тобой заеду.

* * *

Евдокии в доме не оказалось. За главного остался кот. Федор уже давно разобрался в здешней иерархии. Сначала Евдокия, потом кот, следом Рыжик, за Рыжиком куры и прочая живность, и уже в самом конце он – приемный племянник.

Рыжик встретил пришедшего радостным лаем, кот неодобрительным взглядом, куры вообще не обратили никакого внимания. Федор нашарил под крыльцом ключ, вошел в дом. Всю дорогу от завода до города ему казалось, что он хочет спать, и только заприметив в остывающей печи чугун со щами, он понял, что есть хочет куда сильнее.

Первое время Федор стеснялся садиться за стол в отсутствие Евдокии, чувствовал себя нахлебником. Наверное, чувствовал бы себя так и дальше, если бы однажды Евдокия не сказала:

– Ты, я смотрю, на заводе не шибко устаешь.

– Не шибко. – Сказать по правде, куда сильнее он уставал от безделья, а не от работы.

– А у меня тут дел невпроворот. Мужских дел. Одной тяжковато. – Впервые Евдокия призналась, что ей тяжковато. Это признание ознаменовало наметившееся в их отношениях потепление. Во всяком случае, Федору хотелось так думать.

– Я могу помочь, если не возражаете. С мужской работой. – Предложил и тут же испугался, что не справится, разочарует тетушку.

– Помоги. – Евдокия кивнула. – Забор покосился. Тот, что между нами и Лещинихой. Можно мужиков нанять, но тогда придется им платить. Или поить. А зачем мне чужих поить-кормить, когда у меня племянник имеется? Починишь забор, племянничек?

С забором Федор управился за пару дней. Не велика оказалась наука. А управившись, взялся за прохудившуюся крышу сарая. Эта задачка оказалась посложнее, но лишь оттого, что он боялся свалиться с крыши. После того памятного прыжка в реку высоты Федор стал побаиваться, хотя Евдокии в этом не признался бы даже под пытками.

После работы есть всегда хотелось особенно сильно. И добавки тоже хотелось. Вот тогда-то Евдокия ему и сказала:

– Да не смотри ты такими волчьими глазами. Все, что на столе видишь, твое. А чего на столе нет, то в печи и в погребе поищи. Ты уже давно не граф, племянничек, ты рабочий человек. А рабочий человек есть должен вдосталь, потому как пашет он порой за троих.

Вот с тех самых пор Федор и перестал стесняться. И в иерархии, кажется, поднялся даже выше Рыжика. Кота ему, конечно, не потеснить, но и так весьма неплохо.