"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– Волки снова объявились! – ввернул Антон Палыч и горестно вздохнул, наверное, так и не решил вопрос с эвакуатором.
– Да волки – это ерунда! Поотстреляем мы этих тварей – и все дела! – отмахнулся мэр. – Я про Маринку, медсестричку тутошнюю детдомовскую. Амалия, ты ведь должна ее помнить!
– Я ее помню, Тима, – сказала Амалия и обвела взглядом остальную часть гостей, тех, кого не связывало общее прошлое. Было очевидно, что ей неприятен этот разговор. Очень неприятен. Возможно, ей бы даже удалось его избежать, если бы не Сцилла. Сцилла отчего-то заинтересовалась, подалась вперед, прилегла на стол пышной грудью, обнадежила Тимофея Петровича улыбкой.
– Так о чем вы хотели рассказать,
– Для вас просто Тимофей! – Мэр покрылся нездоровым румянцем. – А тайны никакой нет. Просто я кое-что вспомнил. То, что остальные забыли.
Теперь его слушала не только Сцилла, с бряцающим звуком отложила вилку Диана, напряглась Ева.
– И что же забыли остальные? – Сцилла перевела взгляд с мэра на Орду, произнесла воркующим голосом: – Жан, ты посмотри, какой интересный материал вырисовывается. Это же такая тема для твоего фильма!
Орда не ответил, одним махом опрокинул в себя виски.
– А остальные забыли то, о чем было неприятно и страшно вспоминать. – Мэр приосанился. – О том, в кого превратилась Марина после смерти.
– И в кого же она превратилась?
– Тима, прекрати! Я прошу тебя! – Но Амалию уже никто не слушал, все слушали Тимофея Петровича.
– Она превратилась в старуху, – сказал он как отрезал. – Амалия, ты же сама ее тогда не узнала. А Эмма на опознании вообще в обморок упала, потому что сестру в той старухе признала, но вот принять этот факт не смогла. И хоронили ее в закрытом гробу не потому, что Горынычев ей горло перерезал, а чтобы широкую общественность не шокировать. Это ж сейчас общественность у нас стала такая, что ее уже ничем не напугаешь, а тогда все иначе было. Да и не утаишь шило в мешке. Не мы одни про Маринку знали. Патологоанатом, следаки и прочая милицейская шушера, – сказал и брезгливо поморщился.
Роман тоже поморщился. Пожалуй, чернокаменский мэр потеснил с пьедестала бухгалтера Антона Палыча.
– И что ты хочешь сказать? К чему этот эпатаж? – спросил Орда с нескрываемым раздражением.
– Я то хочу сказать, что всякий разумный человек и так понял бы. – Мэр усмехнулся. – Убийства одинаковые, что тогдашние, что нынешние.
– Горынычев мертв! – Казалось, Амалия едва сдерживается, чтобы не встать из-за стола. – Кирилл Бойцов его застрелил.
– Застрелил. – Мэр кивнул. – Вот только того ли он застрелил? Ведь никаких доказательств того, что детей похитил Горынычев, так и не нашли.
– Ты несешь какую-то просто несусветную чушь, – сказала Амалия очень тихо. – Марина мне сама рассказала.
– Что она тебе рассказала? Что подозревает Горынычева? Так это исключительно ее подозрения. К тому же она была несколько э… дестабилизирована тем, что случилось. Ты должна это понимать, потому что сама…
Звук пощечины показался громким, как удар хлыста. Мэр отшатнулся от Амалии, зажал рукой щеку, на которой алел след от ладони. В столовой повисла могильная тишина, которую нарушало лишь тиканье настенных часов. Впрочем, тишина длилась недолго, заскрежетали по паркету ножки стула, тихо скрипнул стол, когда Орда уперся в него широкими ладонями.
– Что ты несешь? – спросил он тем самым особенным голосом, которым до этого разговаривал со Сциллой и Харибдой, голосом, ослушаться которого не было никакой возможности. – А ну-ка немедленно извинись!
– Не надо, Жан. – Амалия тоже встала из-за стола. Ее лицо заливала смертельная бледность. – Он просто не понимает…
– Я понимаю. – Мэр убрал от щеки руку, отшвырнул салфетку. – Я все прекрасно понимаю! – Он сорвался на визг: – А вот вы, похоже, не понимаете! Да я вам тут всем могу кислород перекрыть… одним только росчерком пира прикрыть всю эту вашу богадельню! И расследование снова
возбудить! Бойцов – это ж питбуль в погонах, ему только дай команду «фас!», он землю рыть станет, он всех в клочья порвет! Восемнадцать лет назад его на цепи удержали, а сейчас-то удерживать некому, да и незачем! – Он говорил и пятился к двери. – Вы думаете, я этому делу ход не дам из-за змеефеста? Да плевал я на него и на все с высокой колокольни! А вот у тебя, – он ткнул пальцем в сторону Амалии, – делишки могут и застопориться. Одно дело – сказочки про озерного монстра, и совсем другое – серийный маньяк! С маньяком-то небось никому рядом жить не захочется! Вот вам, господин Шанс, – он перевел палец на художника, – вот вам захочется жить рядом с маньяком? Быть может, под одной с ним крышей жить вам как, понравится? Чтобы вас, вот такого молодого и красивого, однажды нашли постаревшим на семьдесят лет и с перерезанной глоткой!– Разорванной, – сказал Максимилиан неожиданно спокойно и одернул белоснежные манжеты. – Ходят слухи, что раны на шеях жертв нанесены не ножом, а чем-то похожим на очень большой коготь.
– Ходят слухи?.. – Амалия посмотрела на него с ужасом.
– Ну, Тимофей Петрович ведь верно заметил, что шило в мешке не утаишь. – Максимилиан улыбнулся, обнажая белоснежные зубы. – Он ошибся лишь в одном: подобные вещи всегда привлекали и будут привлекать людей. Поэтому я не стал бы особо переживать из-за того, что змеефест может не состояться.
– Макс… – Амалия покачала головой. – Что вы такое говорите?
– Я говорю правду. Мне нравится правда во всех ее проявлениях, даже самых нелицеприятных, но большинство людей, увы, предпочитают думать иначе. Вот у вас, господин Орда, какое мнение по этому поводу? – Максимилиан перевел насмешливый взгляд на продюсера. – Считаете ли вы, что горькая правда лучше сладкой лжи?
– Я считаю, что в этом чертовом городе пора ввести комендантский час! – рявкнул Орда и рубанул кулаком по столу с такой силой, что задребезжал хрусталь. – Чтобы всякие юные дарования, возомнившие себя гениями, сидели дома, а не шатались невесть где в поисках правды!
– Вы мне просто завидуете, господин Орда. – Максимилиан улыбался все так же невозмутимо. – Поверьте, оно того не стоит. У гениальности тоже есть своя цена, и не каждому под силу ее заплатить.
Орда смерил художника тяжелым взглядом и вышел из столовой, едва не задев плечом зазевавшегося мэра. Следом, проявив удивительную солидарность, вышли Сцилла с Харибдой. Мэр потоптался секунду на пороге, погрозил кому-то невидимому кулаком и тоже ретировался. За столом остались лишь Роман с Евой, Амалия с бухгалтером и Шанс.
– Простите… – произнесла Амалия упавшим голосом. – Я проявила несдержанность…
– Вы проявили чувства, – поправил ее Максимилиан, – и это замечательно! Хорошо, когда мир наполнен чувствами, он становится ярче.
Художник… что с него взять! Он даже мыслит какими-то художественными категориями, хотя и рассуждает довольно здраво.
– Я вообще не должна была допустить этого разговора. – Амалия тяжело опустилась на стул, сжала виски руками.
– Макс, вы сказали про раны, – неожиданно заговорила Ева, и Амалия вздрогнула то ли от звука ее голоса, то ли от сказанного. – Раны, как от когтей…
– Вы тоже интересуетесь этой историей? – Максимилиан каким-то невероятно элегантным байроновским жестом смахнул с высокого лба челку. – Согласитесь, она завораживает!
Вместо ответа Ева кивнула. И Роман вдруг поймал себя на мысли, что вынужден согласиться с Максимилианом. История не только пугала, но и завораживала. Впрочем, как и люди, которые тем или иным образом оказались в нее втянутыми. А втянуты в нее были, похоже, все. Даже они с Евой, только что прибывшие неофиты, и те увязли уже по самые уши.