"Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22

— Я, — осклабился Йеруш, оттолкнул землю ногой и повернулся на носке раз, другой. — Это всегда я, Илидор. Как оно так выходит, можешь мне сказать, а? Куда бы тебя ни понесло, во что бы ты ни вляпался. В какую бы задницу ты ни забрался! На другой стороне этой монеты непременно оказываюсь я. Да, на другой стороне монеты, на другом краю обрыва, в конце клубочка. А? Дёрни за верёвочку, ниточка и размотается, а потом Йеруш свалится тебе на башку! Почему оно так, Илидор?

Дракон не слушал слова, но очень внимательно смотрел на Йеруша, который их выговаривал, ощупывал взглядом его лицо, руки, подмечал каждое дёрганое движение, и наконец уверенно сказал:

— Ты что-то скрываешь, Найло.

— Ну так, может, это просто не твоё дело, — огрызнулся Йеруш и как будто сдулся, уронив руки вдоль тела. — Может, я просто не хочу тебе о чём-то рассказывать, и нечего себя вести так, будто я обязан, а?

Илидор почесал нос.

— И теперь ты бежишь из Старого Леса, Найло. Хотя где-то тут остаётся твоя великая мечта.

Эльф мгновение смотрел на Илидора, раскрыв рот, а потом захлопнул его, клацнув зубами.

— Нам смертельно опасно тут оставаться, если вдруг ты не расслышал того шикшина, внимательный дракон.

— Когда тебя это останавливало?

Йеруш сделал глубокий прерывистый вдох и сильно сцепил дрожащие пальцы.

— Илидор, лезь в повозку, или я тебя загрызу.

Дракон, разумеется, не двинулся с места, всё стоял и ощупывал Йеруша блестящими пытливыми глазами, и они любопытно поблёскивали, как начищенные золотые монетки под лучами солнца.

— На самом деле ты выглядишь так, словно твоя мечта уже совершенно точно не сбылась, Найло. Кьелла что-то рассказала тебе? Ты говорил с ней об этой волшебной водичке? Волшебной водички не существует, Найло, да, я был прав?

«Нахрен ты такой тупой, дракон», — произнёс Йеруш одними губами и отвернулся, уставился на подлесок, не то всерьёз пытаясь испепелить его взглядом, не то отчаянно высматривая там кого-то. На миг Илидору показалось даже, что Найло увидел в лесу того, кого высматривал: уголки рта эльфа дрогнули — обида, кривая усмешка, пекучая невысказанность — не понять. А может быть, просто показалось в неверном сумрачном свете. Когда эльф снова посмотрел на дракона, сине-зелёные глаза его горели каким-то новым, незнакомым Илидору огнём.

— Может быть, моя мечта должна сбыться иначе, чем я представлял, или она уже исполнилась, но пришла одна, без всего, что я хотел видеть приложенным к ней. Ведь только так и бывает с мечтами, правда, дракон?

Йеруш шагнул к нему, наклонил голову, зашептал горячечно, прижав кулаки к животу:

— Ну скажи мне, скажи, с тобой же тоже всегда так: все твои мечты, твои цели, планы — они даже если исполняются, то совсем, совсем не так, как ты задумывал, да? Правда, Илидор, ну скажи мне, что это так, пожалуйста, скажи, что ты понимаешь, о чём я! Тогда я буду радоваться, буду дышать и даже обниматься! У тебя тоже так бывает — ты рвёшься куда-то, тратишь время, тратишь прорвищу времени и сил, но потом оказывается, что в реальности всё совсем не так, как было в твоей голове, и ты не знаешь, что теперь делать со своей головой и с реальностью тоже, ну?

— Йеруш…

Найло раскинул руки, сделал шаг назад.

— Ты понимаешь, Илидор, я-то считал, будто моя мечта ка-ак свершится! И воссияет! И останется со мной навсегда, изменит мой путь, обрушит на нём все преграды, расширит дороги, даст мне ответы. Вот прям все разом. Все решения. Все свершения. Мечта сбудется, ахнется, надуется и дёрнет рычаг моей жизни, и направит русло… в какое-то прекрасное сияние.

— Да, — чуть потускнев глазами, признал Илидор. — Я понимаю, о чём ты. Возможно, ты просто слишком много думал.

— Точно, — с мрачным удовлетворением проговорил Найло, отвернувшись от дракона, поднёс к губам чуть подрагивающие пальцы, сложенные шалашиком. — Я слишком много думал. Слишком много возомнил. Надо было думать поменьше, но я не могу думать поменьше, только побольше раз за разом. Я переоценил себя. Мои желания больше моих возможностей, мои цели больше меня. Потолок великости силы — в силах того, кто её использует. Мы сами — сосуд. Ахах, это отличная мысль, такая прекрасная, ты видишь, да, ты видишь, я снова думаю, даже когда говорю себе, что нужно перестать! Я желал больше, чем могу проглотить, я хотел всё сразу, я хотел весь мир. Никто не может справиться с такой многостью. Но! — Заорал он, так круто развернувшись к лесу, что дракон подпрыгнул: — Я же не только для себя этого хотел! Не только для себя же!

— Йеруш, — с нажимом повторил Илидор.

Найло снова круто развернулся и схватил дракона за плечи, до боли вцепился в них длинными худыми пальцами, впился горящим взглядом в его лицо:

— Хватит. Давай ты просто заткнёшься и мы уедем отсюда, Илидор. Не заставляй меня говорить «пожалуйста».

***

Едва рассветное солнце залило светом верхушки предлесских сосен, с холма у опушки Старого Леса свалился в небо дракон. Золотой дракон, сияющий в солнечных лучах, как подвижная груда начищенных монет.

Он ложился на крыло и планировал над холмами, плавал-парил в свеже-сонном утреннем воздухе, чуть закинув голову, растопырив все четыре лапы так, словно хотел обнять небо и одновременно вцепиться в него, погладить, ощупать и убедиться, что оно настоящее.

В мощных взмахах драконьих крыльев было столько упоения своей силой, столько страсти к наконец-то вернувшемуся небу, что сборы в дорогу оказались решительно сорваны: каждый, кто видел сейчас золотого дракона, бросал все дела, замирал на месте и следил за полётом Илидора с колотящимся сердцем, не в силах отвести взгляд, зачарованный драконьим упоением и каким-то невыразимым величием момента.

Полёт золотого дракона сродни пению или откровению, или признанию в любви — в настоящей любви, которая делает двух сильных и свободных существ ещё более сильными и свободными, ещё более достаточными для всего, что они пожелают совершить.

Прижав ладони к щекам, Рохильда следила за Илидором и почти беззвучно шептала: «Ну да, я не права была, не права, разочек-то можно?». Разинув рот, смотрел на дракона Мажиний и не мог подобрать слов для тех чувств, которым вдруг сделалось тесно в его груди. С несмелым восторгом следили за драконьим полётом жрецы и жрицы в голубых мантиях. Пританцовывали-покачивались хорошечки, подняв к Илидору свои подсолнуховые головы, будто к солнцу.

Йеруш Найло наблюдал за полётом дракона, улыбаясь уголком рта. Улыбка его для разнообразия выглядела не ехидной и не нервической, а задумчивой, мягкой и чуточку тоскливой. Йеруш стоял, привалившись плечом к повозке, сунув руки в карманы штанов, и едва заметно шевелил губами.

Ещё один вираж над холмами, ещё один мощный взмах крыльями, какой-то особенно властный, очень драконий — и в полёт вплетается пение.

Илидор поёт рассветному небу, и небо слушает его песню. Илидор поёт о том, что самое-самое лучшее на свете — быть драконом, в груди которого горит неугасимый и неуёмный огонь, свой собственный, не похожий на другие, не отражённый и не заимствованный. Быть драконом и лететь туда, куда позовёт твоя шальная звезда, освещать своим внутренним светом всё новые и новые пути, места и края, которым нужен тёплый и созидающий золотодраконий огонь. И точно знать, что огонь в твоей груди не иссякнет раньше, чем закончатся новые места за горизонтами — ведь век золотого дракона краток и ярок, как свет падающей звезды, и это значит, что горизонт золотого дракона не заканчивается нигде.