"Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Дракон медленно сделал шаг вперёд, другой шаг, и что-то было в его пружинисто-текучем движении такое, что привлекло внимание разъерепененного Хорька, отвлекло его от Касидо, от неловкости и возмущения, от необходимости немедленно, сейчас выдумать хороший ответ, который покажет, насколько важно дружить с ревнителем.
Илидор встретился взглядом с хмельными глазами Хорька и медленно проговорил:
— Значит, ты Тархим?
— Эй, эй!
Клинк шагнул между столом и Илидором, широко разведя руки — одна поднятая ладонь обращена к дракону, другая к столу.
— Что ты сделал с Найло? — очень спокойно спросил Илидор, поверх головы гнома глядя на Тархима.
Тот
— Йеруш Найло покинул город, — выбрал Тархим самое обтекаемое из возможных выражений.
— Вот как, — у Илидора как будто заострились скулы, он сделал ещё шаг вперёд, почти упершись плечом в выставленную ладонь Скопидома. — На ночь глядя? Один? Не попрощавшись? Надо думать, со всеми деньгами, которые ты ему обещал? Со всеми своими вещами и…
Его голос набирался каменного грохота, от которого на полках зазвенели кувшинчики.
— Илидор, — веско произнёс Клинк, и в его голосе тоже грохотнуло.
Дракон остановился, но по-прежнему буравил взглядом Тархима. Взгляд был ярый, глаза нечеловечьи — словно сотни раскалённых монет ворочались в них. У Тархима пересохло во рту.
— Он…
— Мы за ним не следили, — вымолвил вдруг один из стражих и мотнул головой, отгоняя невесть почему накативший страшок. — Тебе интересно — так иди вослед своему дружку и сам гляди. С чем он там ушёл да куда.
— Точно так, — ободрился Тархим.
Илидор чуть наклонил голову.
— Мы тут прибыльцев не пествуем, — с нажимом добавил второй стражий и положил руку на рукоять меча, прислонённого к лавке. — Вы пришли — ладно. Вы ушли — два раза ладно. Нам-то что? Пусть вас за вратами хоть собаки дерут.
— Илидор, — теперь из-за своего стола поднялся аптекарь Касидо.
Дракон плотоядно улыбнулся и громко хлопнул крыльями.
Чёрная, глухая, неизбывная безысходность обуяла Йеруша. Замёрзший, оцепеневший, заброшенный и всеми забытый, смотрел он широко открытыми глазами в непроглядную ночь и не мог разглядеть впереди ничего, кроме мрака. Он спрашивал себя, к чему же был весь его путь, к чему был весь Йеруш, — и не находил ответа. А другие голоса в голове — о да, они охотно давали ответы, но от них Найло вбивался ещё глубже в холод, мрак и безысходность. Он медленно соскользнул-погрузился в ступор и застыл там, замер, окостенел, перестал слышать, перестал думать…
Спустя примерно вечность в абсолютной тишине, темноте и беспросветности на горизонте прорезалась серая полоса светлеющего неба. А потом в лесу тихо и переливчато запела птица. Одна. Йеруш понятия не имел, какая, но было в её трелях что-то настолько искреннее, простое, жизнеутверждающее, что окостеневший кокон из Йеруша Найло вздрогнул. Что-то слабо хрупнуло в заледеневшей груди.
Небо наливалось светом — сначала это была едва заметная тёмно-серая полоса, потом она посветлела и расширилась, ушла в бело-голубой оттенок, а к одинокому птичьему голосу присоединился второй. Йеруш поднял голову и стал недоверчиво рассматривать светлеющее, наливаемое красками небо. Бледно-голубой ушёл в бело-серость и едва заметную зелень, под ним протянулся серо-жёлтый, быстро разошёлся вширь и заоранжевел. Звонко засвистела третья птица, и Йеруш с удивлением понял, что голоса в его голове молчат, а он сам ощущает себя уже чуточку менее окостеневшим и самую капельку способным чувствовать нечто кроме холода и безысходности.
Позади и справа, где высилась сумрачная громада городской стены и наглухо запертых чёрных
ворот, что-то скрипнуло и потом сухо стукнуло, но Йеруш не осознал этого звука. Он смотрел на восток, на оживающее светом небо. По нижней кромке прорезалась золотисто-сияющая полоса. Она выталкивала сумрачную ночную безысходность с возрождённого утреннего неба, и безысходность бежала на запад сужающейся чёрной полосой, пока не пропала вовсе. Небо сделалось серо-бежево-рыжим, и уже десятки птичьих голосов летели в это небо — трели, свист, щёлканье, переливы сливались в звонкий, юный, торжествующий гимн нового утра, которое всегда приходит в свой черёд, когда заканчивается время непроглядного ледяного мрака.Птичьи голоса и золотистая полоска на горизонте как будто впрыснули живую воду в тело Йеруша. Тоска, апатия, мысли о своей беспомощности и полнейшей зряшности существования казались теперь такими мелкими и недостойными того, чтобы тратить на них своё время и чувства, что Йерушу сделалось почти стыдно за них. Он смотрел на золотую полоску в небе, слушал птичий гимн и ясно понимал, что едва ли в его жизни происходило нечто более простое и животворящее, чем этот нежданный рассвет.
Йеруш расправил плечи, легко и радостно поднялся на ноги навстречу солнцу и только тогда осознал, что улыбается ему. Ведь это самая естественная вещь на свете — улыбаться навстречу солнцу нового дня, которое неостановимо и легко поднимает себя из пучин загоризонточного мрака.
Шаги за спиной он услышал в тот миг, когда птичьи голоса умолкли на долю мгновения. Услышал и улыбнулся ещё шире, задрал подбородок, а над горизонтом возник яркий до невозможности солнечный бок, золотисто-белый, ехидный и неугомоняемый.
Потом птичьи голоса грянули с новой силой, а Йеруш обернулся к тому, кто прихрустел шагами от городских ворот и встал за его плечом.
Совсем как тогда, в Старом Лесу, но ещё более вовремя. Как нельзя более.
Глаза дракона были такими же сияюще-ехидными, как золотистый солнечный свет. Как и в тот день, на поясе Илидора висел меч, а на плечах теперь болталась не котомка, а большой Йерушев рюкзак. Илидор держался за лямки обеими руками, и Йеруш хорошо видел свежесбитые костяшки его пальцев.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись, весело и легко, как могут смеяться только люди, сотворившие совершенно дурацкую, необязательную, замечательную дичь. Смеялись и смеялись, вдруг сделавшись совершено, безоглядно довольными собой, друг другом и всем миром, этой новой встречей, её похожестью на другую встречу и новому дню, и мелкости прежних неудачностей.
Со стен на них с непроницаемыми лицами смотрели городские стражие.
В голове и на языке Йеруша толкались десятки вопросов, которые стоило задать дракону: сильно ли досталось Тархиму, уцелел ли городской склад, не нужно ли бежать подальше от города очень быстро, расстроился ли уходу Илидора хозяин харчевни и… Йеруш не мог ни о чём спросить, потому что смеялся.
Подумать только: вот совсем недавно ему казалось, что жизнь закончилась. И что на него нашло?
Отсмеявшись, эльф шагнул к дракону и потыкал пальцем сначала его, а потом свой вновь обретённый рюкзак. Йерушу снова хотелось убедиться, что они настоящие. И, убедившись, Найло обеими руками вдруг схватился за плечи дракона, впился взглядом в его шкодные, тёплые и согревающие глаза, задал единственный вопрос, в котором был смысл прямо сейчас:
— Куда дальше?
Йеруш почему-то не сомневался, что у дракона есть ответ, а также не сомневался, что сейчас им нужно не в Сварью, куда вроде бы двинулся Фурлон Гамер. Несмотря на нещадно утекающее время, несмотря на то, что стоит догнать этого мага, пока его не понесло куда-нибудь ещё, Йеруш был абсолютно уверен: сейчас им с драконом нужно в иное место. И дракон точно знает, куда именно.