"Фантастика 2025-41". Компиляция. Книги 1-43

— Всё, Громыкин, — выдохнул я, прижимая его голову к земле. — Конец!

Я тяжело дышал прямо ему в лицо, но не отпускал его ни на секунду. Громыкин был прижат к земле, его грязное лицо исказилось в ухмылке, в глазах плясал какой-то дикий огонь. Оставалось собраться с силами, перевернуть его и заломить руку, а после надеть браслеты.

— Это ты убил всех этих детей?! — процедил я, стиснув зубы, взяв короткую передышку и раздумывая, как сподручнее его перехватить, чтобы не врывался.

Сторож лишь усмехнулся, растянув губы в кривой ухмылке.

— А ты как думаешь?.. — его голос был сухим, как осенний лист. — Дети… это моя сила…

Меня передернуло. Передо мной был не просто человек. Что-то в нем было… нечеловеческое, одержимое.

— Зачем?! — я тряхнул его, но в горле у него только булькнул хохот.

Я уже отдышался и только собрался ударить его еще раз, чтобы вырубить и не видеть больше этой ухмылки, но Громыкин вдруг вывернулся и сбросил меня. Вскочил и, прежде чем я успел среагировать, ударил меня в раненое плечо, лягнув ногой. Боль вспыхнула раскаленным железом — рана мешала двигаться, рука почти онемела. Секунда — и он побежит, а я с такой рукой его не догоню.

Но рядом была его же доска с ржавым гвоздем.

Стоя на коленях, я схватил её обеими руками, рывком развернулся и изо всех сил ударил Громыкина по спине. Гвоздь вошел глубоко, раздался отвратительный хруст. Он замер. Его ноги подогнулись, и он тяжело рухнул лицом вниз.

— Хр-р-р… — захрипел он, изо рта пошла кровавая пена.

Я с трудом встал, подошел, прижал носком ботинка его плечо, убедился, что он уже не поднимется и перевернул тело. Его рот дергался в полуулыбке, глаза, еще полные жизни, смотрели на меня.

— Зачем тебе всё это было нужно? — спросил я, глядя на агонию в его взгляде.

Громыкин скривился, кашлянул кровью.

— Тебе… не понять… — выдавил он. — Я… я буду жить долго. Очень долго…

Пихнул его носком ботинка.

— Где Сафрон? — холодно спросил я. — Я знаю, что он был здесь. Где он сейчас?

Сторож дернулся, глаза превратились в щелочки.

— А ты… найди… — прохрипел он, и ухмылка исказила его окровавленный рот.

Я сжал зубы. Он умирал, истекая кровью, но даже сейчас не хотел говорить.

— Ты должен помочь мне его найти, — голос мой был ровным, почти спокойным.

Сторож сплюнул розовую пену сквозь зубы.

— Да пошел ты… сука… — выдохнул он слабеющим голосом.

Без слов поднял ногу и наступил ему на горло. Он захрипел, его руки беспомощно дергались в воздухе, а потом вцепились мне в брючину.

— Ты можешь либо умереть быстро, либо медленно и в мучениях, — проговорил я, усиливая нажим. — Выбирай. Где Грицук?

Громыкин задрожал, его лицо налилось кровью, ноги дернулись, но он ничего не мог сделать. Я убрал ногу, дал ему сделать судорожный вдох, наполненный болью и хрипом, и снова прижал его гортань каблуком.

— Ладно… ладно… — прохрипел он. — Он… я скажу… он в заброшенной… котельной…

Кивнул, отступил.

— Так-то лучше, — спокойно сказал я.

— А… — прошипел он, кашляя кровью. — Ты обещал… быстро…

Я посмотрел на него, на его искаженное мукой лицо. Оставлять в живых я его не собирался. Это опасно, мало ли на что способен безумец, даже раненный. Я наклонился и, не колеблясь, рывком свернул ему шею.

Тело дернулось и затихло. Я вытер ладони о брюки и развернулся. Время искать Грицука.

Кровавый рассвет уже трогал макушки сосен, разливаясь багрянцем по заброшенному лагерю. Небо пылало, окрашивая всё вокруг в тревожные алые оттенки. Воздух был прохладным, но все ещё пропитанным гарью и пеплом пожара. Я шагал по опустевшей территории, каждый звук казался громче в этой тишине. Обошел корпуса — время будто робко замерло, территория лагеря оказалось огромной. Вскоре впереди показалось кирпичное здание. Старая котельная.

Подошел ближе. На массивной двери висел ржавый замок, казавшийся прочным, но прожившим слишком много лет. Я вставил кусок арматуры, что прихватил с собой, и как рычагом сорвал петли. Металл глухо лязгнул, и замок отлетел в сторону, ударившись о раскрошенный бетон.

Открыл дверь и втиснулся в узкий проём, зашел внутрь.

Пахло сыростью, затхлостью и чем-то ещё — чем-то живым. Не так давно здесь кто-то был. Глаза быстро привыкли к темноте, и я смог разглядеть обстановку. В углу стоял лежак — ворох старых, грязных одеял и потрепанный матрас. Рядом — старая газовая плита с облупившейся эмалью, к ней прислонён ржавый баллон. На плите — кастрюля с остатками еды. Алюминиевые тарелки и кружки валялись неподалёку, на них темнели следы недавней трапезы. Здесь явно кто-то жил.

По телу ударила новая волна адреналина. Я напрягся, как охотничий пес, чуя зверя. Всё указывало на то, что это логово Грицука, я его нашел. Всё стало ясно — сторож приютил его, здесь он схоронился и ждал. И делал вылазки в город, пытался меня убить. А Громыкин был в курсе. Маньяк маньяка видит издалека. Эти двое, возможно, спелись, возможно, даже что-то задумали вместе. Чертовы нелюди.

Осмотрел жилище. Вещи валялись как попало — какие-то тряпки, пара ботинок, смятая рубашка. Я рылся в этом хламе, пока взгляд не наткнулся на женскую сумочку. Она выделялась среди грязи и беспорядка. Невольно сердце забилось чаще. Нет, может, просто ограбили кого-то?

Медленно поднял её, провел пальцем по боку. Советская мода — лаконичная, серый кожзам с металлической застёжкой, такие много кто носит. Я вдохнул и открыл её.

Внутри — расческа с парой зацепившихся за зубчики волос, помада, тюбик с кремом. Всё это ещё пахло чем-то знакомым. Я продолжил копаться в содержимом и наткнулся на что-то более весомое. Документы.

Достал их. Советский паспорт и книжица в ледериновой обложке — свидетельство о рождении. Я развернул его, пробежал глазами по тексту. И застыл, прочитав имя.

Мир вдруг сузился до этих строк. В висках застучало, кровь отхлынула от лица.

В графах «фамилия, имя, отчество» значилось убийственное:

«ГРИЦУК ВЕРА САФРОНОВНА».

Сердце ухнуло куда-то вниз, а во рту пересохло. Что? Нет! Как так может быть?!

Вера… Вера, которая спасла меня из того пылающего сарая в детстве, пусть не в моем, но… Вера, которую я знал и которой так доверял, с которой поймал Святошу… Дочь Сафрона?

Я сжал документ, обложка заскрипела в пальцах. По спине прошла холодная испарина. В голове бешеным валом крутились вопросы. Что всё это значит? Где она? Как связана со всем этим адом?