"Фантастика 2025-43". Компиляция. Книги 1-33

Передав туес Леньке, Игнат пригладил растрепанную шевелюру и невольно скривил губы — спина-то еще болела, ага.

— Значится, одно так все вышло…

Отрок закончил свою историю уже на обратном пути, на узкой тропинке, вьющейся среди медвяных трав и уходящей через табор к реке. Бутурлин слушал внимательно, даже кое-что переспрашивал, уточнял.

— Так, говоришь, дева?

— Ага. Она меня и спасла. Настеной звать… Челядинка тамошняя или обельная холопка.

— Хм, интересно… С чего б ей тебе помогать?

— Сам, господине, не ведаю, — потупился отрок. — Может, глянулся ей… А может, просто — добрая душа.

Никита Петрович хмыкнул:

— Видали мы таких добрых душ! Ты вот что, Игнат… Надо бы тебе с девой этой снова встретиться… как-нибудь невзначай. Раз уж, говоришь, глянулся…

— Так… встретиться бы можно… Да как?

Парнишка озадаченно почесал затылок.

— Тут дело не в том — как, — наставительно заметил лоцман. — Главное — зачем.

— И зачем? — Игнатко сглотнул слюну. Видать, и ему понравилась девка, хотелось вдругорядь увидеться.

— А вот зачем — слушай, — понизив голос, Бутурлин оглянулся по сторонам. Так, на всякий случай. — Выспросишь у нее ровно бы так, невзначай, обо всем. Говоришь, строг боярин-то?

— Ой, господине! — вздрогнув, передернул плечами отрок. — Не то слово — строг. Жесток, собака, лют! Всех людишек своих вот так, в кулаке держит. Чуть что — в плети. Да сам бьет, от души.

— М-да-а, — Никита Петрович задумчиво покусал губу. — Не боярин, а прямо какой-то деспот.

— Кто, господине? — непонимающе переглянулись холопы.

— Деспот, — охотно пояснил господин. — Так в книгах да в Писании Святом о персиянах древних пишут, об Ассирии, Вавилоне. Цари там такие у них. Жесткие — ужас!

Игнатко дернул ресницами:

— Вот и Хомякин жесток. Верно ты, господине, сказал — деспот!

— Значится, он девчонку ту тоже бил, — сворачивая к лесу, продолжал беседу Бутурлин.

— Да бил. Она говорила.

— Ага! — Никита Петрович азартно махнул рукой. — Вот и пусть побольше о боярине своем жестокосердном расскажет. А самое главное — выспроси…

Ранним росным утречком холопы взяли ройку да отправились на посад, к хомякинской усадьбе. Игнатко — ясно, зачем, а Ленька — для подмоги. Так, на всякий случай — мало ли что. Бутурлин лично проводил своих людей — к явному неудовольствию Славко.

— Ой, схватят их! Ой, схватят.

— Да кому их хватать? — усевшись на мостках, усмехнулся лоцман. — Кто их на посаде знает-то? Из монастырских — так и вообще никто. А мне зелья порохового прикупить надобно. Да и — какую-никакую — сабельку.

Баро покивал:

— Ну, сабельку бы мы тебе дали. А вот зелье — да.

— Вот и я о том.

Как бы то ни было, а цыган больше не приставал с расспросами, да и вообще, в таборе было не до беглецов. Ромалы деятельно готовились к уходу — перековывали лошадей, смазывали дегтем тележные оси, а кое-кто уже даже разобрал кибитки, явно собираясь провести последние ночи под открытым небом.

Холопы явились к обеду. Приплыли на ройке. Рыжий Ленька что-то весело насвистывал, а Игнат молчал, но светился ликом, словно новая, в золотом окладе, икона.

— Виделись с девкой, — тут же доложил рыжий. — Игнатку она узнала, обрадовалась. Как раз на торг шла. Он ее и провожал… а я — поодаль. Ищут нас, господине. Погоню воинскую снарядили. Говорят — целый отряд стрельцов.

— Целый отряд, говоришь? — изумился Никита Петрович. — О как нас воевода с игуменом ценят! Славно, славно… Так! Давай теперь, Игнат, ты.

Отрок доложил несколько смущенно, но в целом вполне уверенно и понятно. Да, встретились, потом он проводил Настю почти до самой усадьбы. Миловались? Да, поцеловались на углу разочек. Как раз о боярине и разговаривали. Настена жаловалась да обзывала хозяина своего всяческими «непотребны словесы».

— Как раз вчера он ее высечь велел! — шмыгнув носом, поведал Игнат.

— Высечь велел? — Бутурлин насторожился. — Он что же, в вотчину-то свою дальнюю не поехал?

— Настена сказывала, поехал. Да зачем-то вернулся с полпути. Никто и не ждал!

— Представляю себе его возвращение, — философски заметил Никита Петрович. — Тем более — столь внезапное. Что еще Настена твоя сказывала?

— Ничо, — парнишка помялся и, опустив очи долу, признался: — К вечеру на ближний луг звала.

— Вот! — хлопнул в ладоши Бутурлин. — Пойдешь! Выспроси-ка про хомякинскую казну — с чего пополняется? С чего там, на усадьбе, живут, окромя работы-заботы крестьянской?

— Вызнаю, господине… — отрок согласно кинул и, сглотнув слюну, тяжко вздохнул. — Хорошая девица эта Настена. Добрая. Ей бы бежать… одначе — опасно! К нам на усадьбу — враз сыщут… А на войну ей невмочно.

Игнатко вернулся ночью, поздненько, тут же и доложил:

— Новость важная, господине! Завтра вечерком хомякинские медь свейскую будут перевозить. С барки. Настена сказала.

— Ага! — сам недавний контрабандист, Никита Петрович быстро смекнул, что к чему, и сразу же уточнил: — Значит, медь та, как я себе мыслю, избу таможенную вовсе не проходила.

— Не проходила, — согласно кивнул парнишка. — Настена так и сказала. Вызнала всё!

— Да уж, — хмыкнув, Бутурлин покачал головой. — Вот ведь, есть же такие холопки неверные. Правда, ежели боярин — деспот… То зачем такому верной рабой быть? Так! К обеду быть готовыми. Отправляемся! Игнат… дева твоя сказала, что за барка-то?

— «Северная звезда». Хозяин — Никифор Сомов. У него еще артель…

— Знаю я Сомова. Тот еще шпынь! То людишкам своим не заплатит, то еще что… Ладно! Собирайтесь. Значит, говоришь, «Северная звезда»?

* * *

В светлом ночном небе серебрилась луна, отбрасывая жемчужную дорожку в спокойных водах реки. Кругом стояла мертвая тишь, лишь слегка покачивались камыши и коричневые бутончики рогоза бились о низкий борт барки.

Позади, со стороны посада, вдруг донеслось лошадиное ржание!