"Фантастика 2025-43". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
Из того, что попроще, по словам сметливого отрока, для задуманного дела вполне подходили три корабля. Две шведские каравеллы и один голландский флейт — прекрасный ходкий корабль с составными мачтами и штурвалом — и то и другое появилось несколько десятков лет назад именно на флейтах.
— Для флейта, пожалуй, здесь тоже тесновато, — почмокал губами лоцман. — Три мачты, соответственно — такелаж — это все лишняя возня, люди. Да и пушек там маловато — всего-то шесть или восемь… Эх, вот бы шхуну! Может, на верфях?! Ну да! Почему бы и нет? А вот и спросить у хозяина, за спрос ведь денег не берут.
— Шхун нет, не строим, — вернувшись, отрезал Татарин. — Есть две шнявы. Почти
— Угу! — выслушав, лоцман радостно кивнул и всплеснул руками. — Вот это уже кое-что. Вернее — то, что надобно! Завтра, говоришь, спускаете на воду?
— Ну, или на днях…
Солнце давно зашло уже, но, как и случается в июне, темнота так и не наступила, ночи нынче стояли «белые». Не так, конечно, светло, как днем, скорей этакий белесый сумрак, делающий очертания предметов какими-то размытыми, зыбкими. Этот низкий, поросший вербою и камышом с рогозом, берег, и верфь, и пристань, и дальний смешанный лес — все они будто бы явились из сладкой дремы, из царства волшебных снов. Закончился еще один летний денек, со всеми его заботами, трудностями и радостями, а другой еще не наступил… хотя нет, вот же он, вот — подбирается, идет на мягких лапах, стелется по лесным тропкам, неслышно скользит по воде, вспыхивает в небе робким золотисто-алым лучиком первой зари.
— Зори целуются, — приподнявшись в лодке, прошептал вдруг Петруша Волк.
Никита Петрович удивленно моргнул — никак не ожидал от разбойника и лиходея подобной сентиментальности. Нет, ну, надо же, как сказал — зори целуются! Целуются зори.
— У нас на посаде Архангельском так всегда и сказывали, — углядев удивленный взгляд, скромно пояснил пират.
— А у нас говорят… — рыжий Ленька зашептал было, да тут же притих.
— Тсс! — строго бросил Бутурлин. — Всем приготовиться. Подходим уже.
Ясно видно было уже — подходили. Две большие лодки, в каждой по дюжине человек — вполне достаточно, чтобы управиться с небольшим судном… Но сначала перебить охрану.
— Четверо в караулке, считая капрала, — по знаку лоцмана напомнил Игнатко — он все это дело и высмотрел, запомнил накрепко, сколько здесь вообще стражников, да где кто.
— Четыре поста. Два — у дорогиё и два здесь, со стороны реки, — парнишка продолжил, чуть повысив голос — напомнил: — Но они больше за Спасским смотрят. Оттуда как-то явились на челноке да много чего покрали.
— Однако ж мы не тати, — погладив рукоять сабли, недобро усмехнулся Бутурлин. — Давайте-ка ближе к берегу — пора уже.
Лодки скользили по воде, как невесомые тени, бесшумно и быстро. Набранные Алатырем Татарином охочие люди свое дело знали — ни одна уключина не скрипнула, ни одна волна не плеснула. Тихо шли, как лиходеи — воры. Впрочем, для шведов все эти люди и были ворами — преступниками, лиходеями, разбойными ворами, с которыми, ежели попадутся, разговор короткий — на виселицу, а кое-кого — на плаху.
Проскользнув по светлой воде, лодки едва не ткнулись в обрывистый берег, оказавшись под сенью ивовых кустов и ракиты. Заросли эти надежно скрывали смельчаков от посторонних глаз. Так вот, вдоль берега, почти прижимаясь к нему, сейчас и поплыли, удвоив, утроив осторожность и бдительность. Вот впереди замаячили черные столбики: остовы строившихся судов, пристань, верфь, лесопилка.
Где-то здесь, рядом, притаились двое часовых.
— Третья смена где-то с час назад началась, — глянув в жемчужно-белесое небо, определил Бутурлин. — Под утро-то — самый сон. Хотя вряд
ли они сейчас спать будут. Небось, настропалило начальство. Ленька, Петруша! Пора.Получив команду, парни разом кивнули и, быстро скинув с себя всю одежду, зажали в зубах по ножу. Перекрестясь, соскользнули из лодки в воду, поплыли, не поднимая брызг. На мели местами пришлось ползти на карачках, затем пошли камыши. Зашуршали, заразы, ту уж ничего не поделаешь…
— Vem? Vem dar?! [16] — прорезал тишину резкий окрик стражника.
Кто-то из парней крякнул по-утиному. Со стороны часового послышался смех… резко оборвавшийся и перешедший в хрип. Предсмертный…
16
Кто здесь?
Снова закрякали, закричали утки. Теперь уже по-иному, словно бы селезень подзывал утицу. Утробно так, ласково, нежно… и вместе с тем — требовательно: попробуй не приди!
— Сладили, — потеребив бородку, Бутурлин махнул рукою. — Ну, парни — с Богом!
Все так же бесшумно лодки отвалили от берега и быстро поплыли вниз по течению реки.
Сидя на носу, Никита Петрович нервно смотрел вперед:
— Ну, где эта чертова шнява, где? Стой! Нет… это пинаса…
— Ух и кораблище! — прошептал за спиной Игнат. — Здоров!
Лоцман покривил губы:
— Такой по океану ходит. Гишпанцы его галеоном зовут. Злата-серебра влезает — немерено… Ага! Вот она, шнява-то! Да.
И впрямь, впереди показался покачивающийся на воде корабль — небольшое и с виду довольно изящное судно с двумя составными мачтами, стеньгами, перекладинами и непривычно длинным бушпритом. На корме судна вдруг появился какой-то голый человек, замахал руками.
— Петруша! — улыбнулся Бутурлин. — Ага… а вон и Ленька! Молодцы, парни… Так! Давайте к кораблю.
— А парусов-то, батюшко, нету, — Игнатко озабоченно заморгал. — Как поплывем-то?
— Как — не твоя забота, — негромко хохотнул Никита Петрович. — А вообще, запомни — моряки ходят, а не плавают. Плавает в проруби… сам знаешь, что.
Дальше все делалось споро и быстро, без суеты, как и разъяснял Бутурлин еще там, в Спасском. Каждый четко знал свою задачу — кто-то сидел на веслах, кто-то внимательно следил за берегом, а кто-то, едва лодки оказались у кормы корабля, тотчас же полез на борт по спущенной веревке, проворно и ловко. Гладко все сошло, а если бы нет — так тогда б совсем по-другому действовали. На случай алярма — тревоги — и пищали, и пистолеты имелись, это не говоря уже о сабельках да палашах. Никита Петрович, к слову сказать, из холодного оружия предпочитал все же шпагу или саблю, но уж никак не палаш — груб, тяжел больно. Рукоять у палаша прихотливо изогнутая, сабельная, а клинок — длинный, прямой, убойный. Особо пофехтовать им не получится — какая, к чертям собачьим, дестреза! — а вот в бою, против кирасир вещи лучше нету.
Поплевав на руки, взобрался на шняву и лоцман, быстро осмотрев судно с придирчивостью самого прижимистого покупателя, какого-нибудь купца-живоглота.
— Такелаж есть — хорошо, — устраиваясь на корме, на месте шкипера, довольно бормотал Бутурлин. — Пушек маловато… ну, ясно, еще не поставили. Какие успели — завезли.
— Двенадцатифунтовки, мой капитан. Шесть штук, — одеваясь, хмыкнул Петруша Волк. — Для мелких торгашей хватит и этого. А потом — добудем.
— Добро, — поворочав тяжелое штурвальное колесо, Никита невольно растянул губы в улыбке. — И тут — полный порядок! Чую — тросы натянуты, руль ходит. Эх, славное судно! Мачты какие… обводы, борта!