"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32
Шрифт:
Я окликнул Данте, когда он уже почти миновал открытые ворота. Он обернулся и, пройдя несколько шагов, чтобы не мешать идущим следом, остановился, ожидая меня. Мы поздоровались и бок о бок зашагали к его дому, решив отложить разговор до того момента, как мы придем. У меня накопилось достаточно вопросов к учителю фехтования, но и болтать об этом на улице было как-то не с руки. Когда мы добрались до особняка графа, расположенного почти на противоположном конце Вероны, почти стемнело и на фасаде его слуги зажги дорогущие гномьи фонари, какие мог себе позволить не каждый король.
В кабинете нас уже ждал накрытый к ужину стол (хотя, по-моему, это помещение предназначено для совершенно иных целей) с вином и его любимой граппой. Разговаривали мы, естественно, после еды, которая пришлась как раз впору, из-за того, что опаздывал на лекции после
— Кто были эти люди? — спросил я, когда похожие на призраков слуги убрали опустевшие тарелки и блюда, оставив лишь графины с вином и бутылки с граппой.
— Точно не знаю, — пожал плечами граф, сморщившись от пронзившей правое боли (как и меня, его ранили именно туда, похоже, у убийц это была какая-то излюбленная цель для ударов). — Может, дела Братства шпаги, а возможно, еще одна, новая история.
— Опять делите власть? — буркнул я. — Твоему кузену мало того, что ты убрался из Феррары.
— От него давно не было никаких вестей, но и этого я не исключаю, хотя весьма сомнительно. — Данте глотнул граппы. — Тут у меня летом произошла одна история, о ней уж пол Вероны знает и она давно уже вышла из списка самых нашумевших новостей города.
— Что же случилось?
— Месяца два назад, где-то в середине июля, — начал свой рассказ Данте, — я в каком-то трактире разругался с глупым фианским дворянчиком. Он не знал кто такой, а когда протрезвел и выяснил с кем ему придется драться, то решил, что умирать ему рановато и пришел на место дуэли с тремя приятелями. Мы схватились, я прикончил всех троих, но и сем получил шпагой в бок, к счастью, печень не была задета, зато крови я потерял много. Не помню, как и когда меня нашла одна дама слугами, гулявшая по городу тем вечером, она-то и приказала им доставить меня в дом, который принадлежал ей. Я не знал ее имени, зато лицо врезалось в память. Когда я пришел в себя, то тут же попросил, чтобы меня доставили сюда, ну а остальное — дело техники и медицины. После того, как окончательно вернулся в нормальное состояние, естественно, начал поиски своей спасительницы.
Он перевел дыхание, выпил граппы и долил бокал.
— Это не составило особенного труда.
— И кто же она? — нетерпеливо спросил я.
— Эмилия Фичино графиня Бандини, — коротко бросил граф.
— Жена Герцогского ловчего, — протянул я, — ее же называли самой красивой женщиной Вероны.
— К Баалу! — возмутился мой учитель фехтования. — Самая красивая во всей Салентине. Во всем мире, Баал меня побери!
Тут я не мог с ним поспорить. С Эмилии или красотки Эми, как звали ее практически все знакомые, писали ангелов Господних многие художники нашего города еще с самого ее детства (тогда это, естественно, были очаровательные херувимчики). Однако происходила она из бедного, но древнего и славного рода Родзи, что было почти жизненно необходимо одному из вассалов нашего герцога, Лоренцо Фичино — человеку активному, вот только обделенному по части дворянских титулов и традиций. Не смотря на то, что герцог даровал ему титул графа Бандини, наша знать не признавала Лоренцо за своего. А вот женитьба на дочери рода Родзи с его прошлым могла исправить эту ситуацию, с другой же стороны, сильно поправить бедственное положение семьи Эмилии, находившейся на грани бедности и нищеты и жившей за счет все новых закладов и перезакладов невеликих земель. Кажется, это устраивало всех, но только не красотку Эми — жених ей достался совершенно некрасивый, да еще и вдвое старше ее. Нрава ловчий был мрачного и жестокого и более привык к обращению с собаками и лошадьми нежели с дамами, так что доля Эмилии выпала не самая лучшая. Спасало лишь то, что Лоренцо по большей части пропадал в окрестностях Вероны, готовясь к охотам нашего герцога, которые тот обожает больше любых других дворянских развлечений.
— Ты всегда умел выбирать себе подруг, Данте, — буркнул я.
Ничего не могу с собой поделать, отчаянно завидую графу, точнее его поразительному магнетизму, безотказно действовавшему на женщин и девушек от пятнадцати до бесконечности. Моя внешность оставляла желать много лучшего и учитель мог дать мне в этом деле сто очков форы, несмотря на шрам на щеке, а, может быть, именно благодаря ему.
— Она не подруга! — неожиданно рявкнул Данте, с такой силой сдавив бокал, что он
разлетелся сотнями хрустальных осколков. — Это… — Он захлебнулся от избытка чувств, усиленных выпитой граппой. — Я ненавижу этого старого урода Лоренцо! Кто он такой?! Старик да еще и страшный, как смерть! Я мог бы прикончить его парой выпадов, оставив истекать кровью у ее ног с рваной раной на боку. Но, нет, нет, три тысячи демонов НЕТ!!! Она выше и чище всего этого! Она — ангел с этих картин, которые с нее писали. А он запретил! Я стану для нее чудовищем еще худшим, чем муж, если убью его!— Успокойся, мастер. — Я обратился к Данте, как тогда, когда он учил меня фехтованию. — Не стоит и думать об убийстве Лоренцо Фичино, за такое герцог…
— В Долину мук герцога и Лоренцо! — Данте приложился прямо к горлышку бутылки с вином. — Я хочу только одного — быть с ней!
— А хочет ли этого сама Эмилия? — осторожно поинтересовался я, за такие вопросы граф Чиано мог вполне насадить меня на шпагу, как на вертел, и пускай я уже два года как считаюсь первой шпагой университета, но учителю своему противостоять смогу не больше пары минут.
— Дааааа, — протянул Данте. — Я открылся ей месяца полтора назад и она ответила «да», но сказала, что против законов Господних ни за что не пойдет, иначе душа ее отправится в Долину мук… Ну и все в том же духе. Я же говорил, она ангел!
— Но тогда причем тут убийцы, напавшие на тебя той ночью?
— Она — ангел, — повторил граф, — но не ее благоверный. Он — человек отвратительный. — И как это после трех бутылок граппы, которые он выпил один (я больше налегал на вино), можно так легко выговаривать такие длинные и сложные слова? Не перестаю восхищаться мастером. — Готов верить всему дурному, что только не нашепчут ему «доброжелатели». — Ну вот, опять! — А уж о нас в Вероне не болтал только глухонемой.
— Славного врага ты себе заработал, — буркнул я. — И что думаешь делать?
— А что тут делать, Габриэль?! Может ты посоветуешь?!
Я лишь покачал головой и ушел от ответа, выпив свой бокал и снова наполнив его.
Возлияния в гостях у моего учителя не прошли даром, я позорно проспал тренировку у Рафаэллы, лишь на минуту заскочил к ней извиниться и тут же бросился на семинар по энеанскому праву, который вел один самых «жестоких» преподавателей, профессор Гораций Мальвани. Я вознес молчаливую, но искреннюю молитву Господу, когда ворвавшись в аудиторию понял, что его еще нет и, следовательно, я не получу жестокого разноса по всем правилам классической риторики, которую Гораций похоже знал даже лучше преподавателей этого предмета. Однако радоваться было рано, потому что я ощутил чувствительный толчок в спину и следом услышал до боли зубовной знакомый голос.
— Может быть вы, синьор Эччеверриа, разрешите мне войти в аудиторию и начать семинар, на который вы так торопились, что едва не сбили меня с ног, когда неслись по коридору.
Я пропустил Мальвани и направился к столу, за которым устроился Козимо, как ему казалось незаметно продемонстрировавший мне еще одну бутыль, столь необходимую мне для поправки расшатанного организма. Но он недооценил профессора.
— Если я замечу, что вы, синьор Канти, — как бы между делом, раскладывая на столе свои бумаги, заметил Мальвани, — сделали хоть один глоток из этой емкости, вы выпьете ее до дна, а потом будете отвечать мне наизусть Codex ius ad rem [272] . Вы меня поняли?
272
Кодекс «права на вещь» — один из Кодексов Энеанской империи, отличавшийся особенной сложностью восприятия и запоминания.
— Понял, синьор профессор, — кивнул Козимо, на взгляд оценив размер бутыли и сопоставив его со своим знанием данного Кодекса, о результатах сравнительного анализа я примерно догадывался. Энеанское право никогда не было сильной стороной моего друга.
Аудиторию мы покидали, чувствуя примерно то же, что и выжатые досуха лимоны (или иные цитрусовые). Мальвани выбрал нас с Козимо своими «жертвами» на этом семинаре из-за истории с дверью и бутылью и большая часть вопросов досталась именно нам двоим. Однако любимое чинзано Козимо послужило неплохой наградой и утешением для нас, а по совместительству и лекарством для меня. Но был в тот день человек, которому пришлось гораздо хуже, чем нас. Это, конечно же, был Паоло.