"Фантастика 2025-48". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Все было бы хорошо, но меня беспокоила мысль о моем отце, который в тот момент находился в английской тюрьме, и страх за Джима, которого гадкие англичане могут убить в боях за освобождение Ирландии. Но когда я увидела, какая мощь отправилась к ним на выручку, у меня немного отлегло от сердца. Жить Англии оставалось совсем немного, и это время будет для нее по-настоящему ужасным. Потом как-то утром, когда я шла пить свой утренний кофе к Али, ко мне подошел молодой человек из ведомства канцлера Тамбовцева и тихо сказал:
— Мисс Катриона, только не волнуйтесь. Сегодня утром наши специальные войска взяли штурмом тюрьму в Слайго. Ваш отец жив, здоров и находится в полной безопасности.
После слов этого молодого человека, так и оставшегося для меня безымянным,
И вот настал момент, когда король Виктор I Брюс торжественно въехал в ликующий Дублин, а уже на следующий день нам объявили, что нам пора возвращаться на родину, которая теперь свободна от английского гнета. Но наше отправление в обратный путь проходило по более длинному пути, потому что «Перекоп» поплыл не напрямую из Константинополя в Дублин, а попутно зашел еще в Афины, Остию и Кадис, для того, чтобы взять на борт дипломатов дружественных Югороссии стран, решивших открыть в Ирландии свои посольства. Среди этих послов был даже посол Ангорского эмирата Саид-бей, заранее приехавший в Константинополь и дожидавшийся оказии на отправление к своему новому месту службы. Кому, как не туркам, знать, как быстро все кончается, когда за дело берутся югороссы.
И вот наш корабль подходит к причалу Дублинского порта, и в не такой уж и густой толпе встречающих я вижу своего любимого папу и моего милого Джима. Два самых дорогих человека живы, здоровы и ждут меня. Что еще надо девушке для полного счастья?
Часть 4
Манифест очевидной судьбы
1 мая (19 апреля) 1878 года.
Вашингтон, Белый дом, Красная комната.
Президент Рутерфорд Бирчард Хейс и государственный секретарь Уиллиам Максвелл Эвертс
У президента Североамериканских Соединенных Штатов сильно болела голова. Такое происходило не так уж и редко при резкой перемене погоды. И если вчера было 80 градусов по Фаренгейту [15] и солнечно, то сегодня температура упала до 62 градусов [16] , стало ветрено и дождливо. Где-то подспудно Хейсу захотелось выпить, и лучше всего виски — может, тогда бы ему полегчало. Но этим он практически не занимался с момента женитьбы на Люси Уэбб четверть века назад. Его жена считала алкоголь самым страшным грехом и не только запретила его в Президентском дворце, но и не раз, и не два громогласно заявляла, что неплохо бы криминализировать его производство и потребление во всех Североамериканских Соединенных Штатах [17] .
15
Примерно +27 градусов Цельсия.
16
Чуть более +18 градусов.
17
Мы, жители XXI века, хорошо знаем, к чему Америку привели протестантские морализаторы, почти на четырнадцать лет бросившие страну в объятия «сухого закона» и алкогольной мафии. Либеральные деятели, являющиеся главными сторонниками таких мер, никак не могут понять, что чем больше запретов, тем больше людей, наживающихся
на их нарушении. Было бы забавно помочь этим людям и бросить САСШ в этот ад на сорок лет раньше. Но большее поглощает меньшее, и что такой «сухой закон» и мафия по сравнению со вторым изданием Гражданской войны, к которому уже была приговорена Америка.«Так и приходится мучиться… Лишь бы никто не пришел», — подумал президент, сжимая раскалывающуюся голову. И, как в насмешку, раздался робкий стук в дверь.
— Да, — страдальчески простонал Хейс.
Дверь приоткрылась, и в ее проеме осторожно показалась черная рожа дворецкого Уилта с заискивающей улыбкой на ней.
— Сэр, — сказал дворецкий, — господин государственный секретарь просит вас принять по срочному делу.
— Скажи ему, пусть придет попозже, — ответил президент, не отрывая рук от своей больной головы.
— Мистер президент, — растерянно проблеял дворецкий, — я пробовал ему это объяснить, но мистер Эвертс говорит, что дело государственной важности и не терпит отлагательства.
— Ну ладно, — простонал президент, — пусть заходит.
Госсекретарь Эвертс, одетый, по своему обыкновению, в строгий черный костюм с черным же галстуком, чуть поклонился президенту и покаянным тоном произнес:
— Мистер президент, я не хотел вас тревожить, но обстоятельства…
— Пожалуйста, говорите по существу, Уиллиам, — прервал его президент, — мне и так плохо, чтобы выслушивать от вас длинные преамбулы.
— Мистер президент, — со вздохом сказал Эвертс, — ко мне только что приходил сенатор Хоар…
— Ваш кузен, если я не ошибаюсь? — вяло поинтересовался президент Хейс.
— Да, мистер президент, — ответил Эвертс, — он мой двоюродный брат, хотя, как вы знаете, мы не очень-то с ним и ладим…
Хейс подумал про себя, что, может быть, кузены и не ладят между собой, но вряд ли Эвертс посмел бы нарушить его покой ради абы кого. А ради родственничка — пожалуйста.
А Эвертс тем временем продолжал:
— Мистер президент, сенатор выразил свое удивление, что мы до сих пор не сделали того, что вы ему обещали за поддержку договора с Россией и Югороссией.
— И что же это я ему обещал? — простонал Хейс. — Мистер Эвартс, у меня чудовищно болит голова, так что изъясняйтесь, пожалуйста, попонятнее.
— Вы пообещали, — пояснил Эвертс, — что как только Британская империя ослабнет, потребовать у нее западные территории британских владений в Северной Америке. До озера Верхнее. Сейчас, когда Россия и Югороссия буквально размазали Британию, как манную кашу по столу, она слаба, и теперь самое время воплотить в жизнь Манифест Очевидной Судьбы…
— Ради всего святого, Эвертс, — поморщился от нестерпимой боли Хейс, — скажите — почему вы пришли ко мне именно сейчас? Почему нельзя было подождать до вечера?
— Я не знаю, — пожал плечами Эвертс, — но сенатор Хоар говорит, что вы были обязаны это сделать еще несколько дней назад, после падения Дублина. А он и так ждал достаточно долго. Теперь же пришло сообщение из Петербурга, в котором говорится, что там ходят слухи о присоединении британских владений до Скалистых гор включительно к российским владениям на Аляске, которые мы им вернули по предыдущему договору. Именно поэтому нам и нужно поторопиться, потому что, если в Канаде первыми окажутся русские, то все наши планы пойдут прахом. Разве вы не хотите, чтобы ваше имя вошло в историю?
— Почему я об этом не был проинформирован? — спросил президент.
— Наше посольство в Петербурге об этом ничего не сообщало, — ответил Эвертс. — Информация — от источников самого сенатора.
— Ладно, — буркнул президент Хейс. — Составьте текст ультиматума, а я его подпишу.
— Его уже составил лично сенатор, — ответил Эвертс и передал Хейсу несколько экземпляров написанного каллиграфическим почерком текста.
«Однако, — подумал про себя Хейс, читая текст ультиматума, — не просто до озера Верхнее, а весь северный берег этого озера до Су-Сент-Мери включительно. И далее на север до Форт-Олбени на Гудзоновом заливе. Губа не дура у сенатора…»