"Фантастика 2025-50". Компиляция. Книги 1-23

— Вы правы, — согласился я. — Ден, что вы хотели добавить?

— Составить опись имущества весьма остроумный ход, вот только побегут господа мздоимцы со службы, как тараканы. Мы ведь им всю сладость работы попортим. Где уж теперь им над простым людом куражиться! Имущество свое бы сберечь.

— Все не уйдут, — возразил Салтыков. — К тому же следует сразу начать вводить премирование для работающих без нареканий.

Разговор плавно перешел на детали и закончился уже глубокой ночью, когда мы прояснили все моменты. В итоге Салтыков обещал в ближайшие дни набрать среди своих знакомых чиновников людей, которым сможет доверять, после чего замотивирует их высоким жалованьем, получением внеочередного чина в случае успеха дела и огромным доверием и вниманием к проекту самого государя. Когда костяк аудиторской команды будет сформирован, он приступит к делу и начнет с того, что повысит жалованье курского чиновничества до условно безбедственного существования, которое хотя бы позволит не протянуть ноги семейным при честном образе жизни. Затем командой аудитора будет описано все имущество чиновничьей братии и их родни. Во-первых, если тот будет воровать, то ему надо будет куда-то тратить средства, а если будет тратить не по жалованью, то выявить это будет хоть и трудно, но хотя бы возможно. Во-вторых, теперь за воровство и мздоимство отвечать будут своим имуществом. Но оставалась еще одна проблема — чиновник не может брать взятки, но может встать в позу (и непременно сделает, по нашему с Салтыковым убеждению) и откровенно саботировать свою работу. Для этого и был придуман третий, поощрительно-взыскательный пункт. И слава богу, что воплощать все это в жизнь буду не я! Моему аудитору предстоял каторжный труд сроком в два года.

* * *

Собравшиеся в караулке охранники гомонили. Наиболее обсуждаемой темой было задержание курского губернатора. Пуская вверх клубы дыма, служивые собрались вокруг заросшего по самые глаза бородой богатырского сложения детины. Тот, польщенный всеобщим вниманием, неторопливо и важно рассказывал.

— Стою я, значится, на посту нумер осемь, в карауле. — Казак не спеша затянулся и выдал: — Служба. Часу не прошло, как заступил — проходит генерал. Хромает, потом обливается. Ну, думаю, гвоздь в сапоге вылез некстати. Тут, глядь, — бородатый сделал паузу, — в другой зал зашел да за шторку прячется. А мне-то в щелку видно. Ну, думаю, дело ясное, но проверить согласно предписанию положено. — Охранники дружно закивали. — Подхожу я, значится, поближе… — крепыш затянулся и выдержал паузу, явно наслаждаясь вниманием притихших сотоварищей.

— Давай, Матвей, не томи! — воскликнул самый нетерпеливый.

— Ну же! — стали подгонять его остальные.

— Подхожу я, значится, поближе, — довольно продолжил рассказчик. — Глядь — а у генерала ентого булатный кинжал в сапогу! Ну, думаю, раз оружие не сдал, да еще и носит тайно, надо вязать. Хоть бы и цельный генерал. Набросился я на него, а тот давай бороться! Здоров, как тот медведь! Смотрю, не заломить мне его, а силушкой меня боженька не обделил. — Он гулко хлопнул себя по богатырской груди. — Я отскочил на шажок да как вдарил его в глаз, того аж повело. А тут и Савелий на шумок подоспел. Вдвоем-то мы его мигом скрутили. Сдали мы, значится, генерала ентого начальнику караула. Как положено. Верно я говорю, Савва?

— Верно говоришь! Было дело, — подтвердил худощавый и жилистый казак, похожий на большую кошку.

— Стоим на посту дальше, — рассказчик снова затянулся ядреным табачком и не спеша выдохнул, подогревая интерес. — Стоим мы, значится, дальше. Глядь, генерал идет, тот самый. Прямо ко мне идет. Ну, думаю, будешь меня задирать, я тебе второй глаз подобью да лейтенанту опять сдам. При исполнении я. Права такие имеются, — прокомментировал свои рассуждения казак под одобрительный гул. — Я уж было приготовился, как бы половчей медведя этого с ног свалить. Савве уже и знак подал, чтоб не лез. А генерал ентот возьми да и достань ассигнацию аж в сто рублей со свово кармана. У меня аж дух перехватило. Деньжищи-то какие! Бери, говорит, молодец, за службу верную, да деньги мне сует. — Матвей изобразил, как именно ему совали деньги. — Не положено, говорю. Тот все равно сует. Бери, говорит. Заслужил. А я ему и говорю: коль деньги свои от меня не уберет, мигом начальнику караула сдам. Положено так у нас. А сам от расстройства чуть не плачу! Деньжищи-то какие! Он похвалил да денюшку убрал. Ну, на этом, думаю, и кончились мои приключенья с генералом. Ан нет. Вызывает меня к себе сам командир. Понравился ты, братец, генералу, говорит, и дает мне, значится, сто рублев от генерала да сто Рублев от императора. Потешил я его, говорит. И от себя за службу верную сверху еще сто рублев положил, — торжественно закончил рассказ охранник.

— Так ты теперь, Матвей, богач!

— А то! — с блаженной улыбкой гладя карман, протянут он. — А все потому, что службу свою знаю. — Он с умным видом поднял вверх палец, сослуживцы согласно закивали.

Глава 13 СОРОК ДНЕЙ СПУСТЯ

Когда на 40 дней мы с Лизой впервые вышли из дворца и отправились на службу в Петропавловский собор, меня накрыло еще раз. Первыми в глаза бросились цветы, ветки ели и сосны, украшенные яркими лентами, лежащие у ограды дворца. И свечи, сотни, тысячи свечей, горящих на холодном мартовском ветру.

В момент, когда мы подъезжали к воротам, к ограде неподалеку от ворот подошли мужчина и женщина средних лет, явно семейная пара. Он — с непокрытой головой, в потертом тулупе поверх форменной рабочей одежды Обуховского завода. Она — в сером домотканом платье и платке. В руках у мужчины была свечка, а у его спутницы — маленькая, темная от старости иконка. Подойдя к ограде, мужчина взял иконку у спутницы и осторожно положил ее на землю, запалил свечку и воткнул в снег рядом. Пара начала креститься на икону, в воздух полилась молитва за упокой. Глядя на них, Лиза тихонько заплакала и тоже начала осенять себя крестом. Постучав по перегородке, я сделал знак кучеру остановиться.

Карета притормозила. Выйдя из нее, я сделал знак следовавшей позади охране оставаться на местах и подошел молящимся. Пара, как раз закончив молитву, обернулась в нашу сторону. Заметив меня, они поспешно, глубоко, до самой земли, поклонились.

— Здравствуйте, — поздоровался я. — Простите, я… я хотел… Спасибо! Спасибо вам!.. Кто вы? Могу я узнать ваши имена?

— Т-тимоховы мы, государь, — все еще не поднимая глаза, запинаясь, пересохшим голосом ответил мужчина. — Я Кузьма, Ф-фролов сын, то ж-жена моя, Светлана, — заплетающимся языком представил он себя и супругу, которая с самого начала разговора спряталась за широкую спину мужа и сейчас испуганно оттуда выглядывала.

— Спасибо вам, за свечи, за все… — я замялся, не зная, что еще сказать. — Икону не жалко тут в снегу оставлять? — ляпнул от смущения и тут же чуть не прикусил себе язык с досады за дурацкий вопрос.

— Вам сейчас нужнее, — просто ответил Кузьма, и от него повеяло такой искренностью, что другие слова как-то сразу стали не нужны.

— Спасибо, — поблагодарил я его, чувствуя, как в груди защемило сердце.

— Мы тоже маленьких потеряли, — тихонько добавила его жена, — из пятерых наших только двое выжили.

— Спасибо, — еще раз сказал я.

В голове мелькнула мысль что-то дать в ответ. Деньги предлагать в данной ситуации мне показалось даже кощунственным. Немного подумав, я снял с головы шапку и протянул ее Кузьме:

— Возьмите, сейчас холодно, замерзнете.

Поколебавшись, тот взял ее и еще раз поклонился, видимо собираясь уйти, как вдруг дверь нашей кареты отворилась и из нее вылетела Лиза. Не говоря ни слова, она сняла с плеч оренбургский пуховой платок и накинула его на Светлану. После чего, подойдя, прижалась к моему боку.

Ошеломленные, Кузьма с женой несколько секунд стояли, не зная, что делать. Затем они снова поклонились и, держась за руки, тихонько пошли в сторону канала. Глядя на них, я протянул руку и взял маленькую горячую ладошку Лизы в свою. Жена в ответ сжала пальцы. Так мы стояли, смотря им вслед, пока их фигуры не скрылись из виду.

— Можно мне ее?.. — тихонько попросила Лиза, кивая на иконку.

— Сейчас, — пообещал я и зашагал к ограде. Подойдя к иконке, я бережно выудил ее из наста. С древнего, почерневшего от старости дерева на меня взирал лик святой Анны. Осторожно отряхнув икону от налипшего снежка, я передал ее жене. Поцеловав иконку, Лиза прижала ее к груди и с ней забралась обратно в карету. Я еще немного постоял на морозе, подождав, пока перестанут бушевать эмоции и щипать глаза, а затем сел к жене и крикнул кучеру править к Петропавловской крепости. В голове заново прокручивались события последних недель, вызывая острое чувство вины перед семьей, которую я не смог уберечь.

— Николай, посмотри! — оторвал меня от нелегких мыслей возглас жены. С перепуганными глазами Лиза протягивала мне иконку. Сначала я не понял, что ее так взволновала, но, приглядевшись, сам не смог удержаться от изумленного вздоха. Еще недавно темный, едва различимый лик с каждой секундой светлел, наливаясь давно позабытыми красками. В уголке глаза святой налилась янтарная капля и медленно потекла вниз, оставляя за собой влажный след. Запахло миррой и можжевельником.

«Чудо, чудо!» — билось в голове. Рука сама сложилась щепотью, поднялась вверх и… замерла. Взгляд, обращенный к старой, еще допетровской иконе, уткнулся в двоеперстие, изображенное древним мастером. Что-то внутри ощутимо щелкнуло и… рука вновь пошла вверх, осеняя себя крестом, сложенным уже «о двух перстах».