"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-28

— Имя — не портрет, — рассмеялся тихо Торнау. — Бог не выдаст, свинья не съест! А причина есть — и более чем веская.

— Это какая же?

— Вы!

Он так легко все это сказал, что казалось: громыхни за его спиной из пушки — он и ухом не поведет. Сразу видно: железные нервы!

— Стоит ли подвергать из-за меня свою жизнь опасности?

— Видимо, стоит. Вельяминов так решил. Генерал наш. А его правая рука Засс, завидуя моей славе, натурально выпихивает. Езжай, мол, и подстрахуй нового лазутчика. Даже выбрать собственноручно проводников не разрешил. Лишь на вас взглянуть и представиться.

— Засс — это кто?

Торнау удивлённо на меня взглянул:

— Засс-то? Генерал. Заместитель Вельяминова. Гроза горцев. Он тут славу себе такую создал — только держись. Рубит черкесам головы и вокруг своего шатра на шестах расставляет. Утверждает, что пугает противника, используя знания психологии. А по мне, так спятил от своих жестокостей! Еще и головы эти в Берлин отправляет в антропологический музей за деньги. Алчный. Но храбрости ему не занимать. В общем, не человек, а клубок противоречий.

— Чем же вы мне поможете там, среди черкесов?

— Подобного рода путешествие счел бы я еще вчера делом, совершенно несбыточным. Но вот вы здесь. Мы сидим и обсуждаем детали. А ваш пропуск к кавказским племенам, Спенсер, в данную минуту увлекается графом де Виттом на корвет, где останется на несколько дней.

— На пароходе этот «пропуск» активно пытаются отговорить от поездки, что, прямо скажем, ей более грозит, чем помогает.

— Ох, Россия, Россия… Ничто тебя не изменит!

— Причем тут Россия?

— Да притом, что болтовню эту, небось, развели чиновничьи души! Услыхали про запрет — и рады стараться. Во всем начальству угождай! — передразнил он кого-то. — Вот же крапивное семя! Впрочем, достанет, думаю, ума твоему спутнику не обращать внимания на глупости. Нам же следует многое обговорить…

— Что же мы можем обговорить? Пятьсот верст побережья. Где будет высадка, неизвестно. Когда? Надолго ли? Кто встретит? Как встретит? Сможем ли уйти? Одни знаки вопросов…

— Я убедился в справедливости слов Фонтона, что из вас выйдет надежный товарищ. Правильные вопросы. Не ожидал я вознаграждения за испытанные мною лишения, но, видно, ошибся. Мне вы по сердцу. Давайте руки пожмем друг другу.

Я удивленно взглянул на него и протянул руку. Он ее крепко пожал.

— Вы на Кавказе человек новый, и многое вам будет в новинку. Объяснить вам, с чем вы столкнетесь, не хватит и месяца. Тут все не так. Все наоборот. Вчерашний друг сегодня выстрелит вам в спину. Преломивший с вами хлеб сдаст врагам. А ярый враг русских, потерявший от их руки всех братьев, станет вам надежным спутником. В прошлом году на ночевке спросил меня проводник: как ты поворачиваешься ко мне спиной, зная, как я вас всех ненавижу?

— Что, правда спали к нему спиной? — с волнением спросил я.

Торнау лишь кивнул, подтверждая.

— Я ответил ему, что все — в воле Аллаха. Коли суждено мне умереть от его кинжала, к чему противиться? А коли нет, его кинжал воткнется ему в руку или в сердце.

— И он поверил?!

— Не только поверил, но и оберегал меня все дни, пока мы пробирались по грязной чаще. Потом погиб на переправе. Тут, на Кавказе, все фаталисты!

— Немыслимо!

— Отчего же? Что тут за беда? Жить в безумии — вот наш выбор. Вернее, не выбор. Так решено. Я приехал к вам от моего друга капитана Левашова. Вчера поутру пришел к нему молодой черкес и, ни слова не говоря, попытался зарубить. Капитан бежать, черкес за ним, а следом — солдаты. Стрелять боятся — не дай бог, капитана зацепить. Левашов на ноги крепок, убежал от черкеса. Тогда напавшего и застрелили. А к вечеру приехал отец его. Погрузил тело на арбу. И я с ним проехал часть пути. Спрашиваю: отчего сын кинулся? Ругали, отвечает, меня соседи, что плохо с русскими воюю, стар стал для брани. Вот сын и пошел доказать, что есть еще отвага в сердце семьи.

— Безумие какое-то!

— Может, и безумие. Черкесы тысячу лет воюют — между собой, с соседями, с пришлыми, вроде нас или монголов. В этой постоянной войне не имели они ни времени, ни возможности улучшить гражданское устройство.

— Англичане их прозвали «наши ирокезы».

— Мои офицеры-соратники тоже позволяют подобные сравнения, упоминая индейцев. Не правы ни те, ни другие. Я не философ и не готов судить об уровне их развития. Но уверенно могу заявить: они совсем не примитивные племена. Скорее они застряли в средневековье по уже упомянутой причине. Шашка да ружье — вот и все их богатство. В абречестве — смысл жизни и источник существования. Ничего нет постоянного. Все меняется. Вот был аул — и уже нет, — Торнау указал на догорающие хижины.

— Так к чему плодить новую злобу? — я искренне не понимал, зачем все это нужно русским.

— Уже не остановить кровавого колеса. Они лезли за Кубань и Терек. Мы отвечали. Порою безжалостной рукою уничтожая невинных. Один долг крови накладывался на другой, тот на третий… Уже и не вспомнить, с кого все началось. России им не победить. Но они о том не ведают. В итоге, исчезнут, как гунны, наткнувшиеся в своем бессмысленном беге на Запад на Римскую Империю.

— Но ведь это мы пришли на Кавказ! В смысле — вы, русские.

Эта мысль оказалась для меня самого неожиданной.

Я родился и вырос в Империи по имени Советский Союз. Я привык наслаждаться ее величием. Её крушение стало для меня трагедией. Новая Грузия вышибла меня с родной земли. Вполне логично, что я отождествлял себя с миллионами бывших моих сограждан, забывая о национальности: я думал, как русский, я гордился, как русский, я дышал русской культурой. Вместе с армянами греки составляли две титульные нации в моем школьном классе, а единственный грузин, русский и осетин были национальным меньшинством. И никого это не беспокоило. Если случались серьезные заварушки между молодыми, бились плечом к плечу, не спрашивая, чьих кровей будешь. «Африканское» братство моего тбилисского района было сильнее и значительнее пятого пункта в паспорте.

И вот я неожиданно оказался у истоков будущих трагедий. Пока могу лишь наблюдать и делать выводы. И они меня пугают.

— Хороший у тебя настрой! — вдруг резко он перешел на «ты». — Меня не слушай, один черт — только запутаю. С такими мыслями тебе среди горцев будет легче. Не скажу, что безопасно, но ты им понравишься. Бесстрашие они ценят больше мудрых речей. Они даже смиряются с жестокостями Засса, считая его хорошим воином. В нашем лагере он вызывает больше осуждения, чем во вражеских аулах.

— А какие они, черкесы?

— Чтут законы гостеприимства — особые кунахские стоят рядом с домом хозяина. Там и принимают гостей. К старшим проявляют подчеркнутое уважение. Честь, гордость, отвага, презрение к смерти, решительность и хладнокровье — идеальные воины. Я мог бы тебе, к примеру, сказать, что кабардинец — вероломен, лезгин — воинственен без меры, а медовеевцу плевать, кто перед ним — адых или русский. Но это не так. Все люди разные, и любой может стать тебе предателем или верным другом.