"Фантастика 2025-52". Компиляция. Книги 1-20

Сложно сказать, сколько часов просидел Николай, то всхлипывая в кулак, то застыв истуканом. Сыграли отбой, а он всё не мог скинуть оцепенение. Лишь один раз встал, чтобы зажечь лампу – темнота теперь пугала его. Мысли возвращались то к чудовищной тени, скрытой штормом, то к белому небу с чёрными звёздами, выжигающими душу. А их то и дело заслоняло бледное лицо Насти с закрытыми глазами. Николай чувствовал кончиками пальцев её холодную щеку. Проскальзывали дикие мысли – если бы она умерла с открытыми глазами, может, было бы легче? Если бы он видел их остекленевшими, пустыми, ему проще было бы поверить, что Насти больше нет? Не было бы тогда жгущей изнутри надежды, что это какая-то ошибка, что он опять не так что-то понял, а хитрая сыщица выкрутилась из очередной беды?

Дымка от лёгкого опьянения спадала, а мысли становились яснее. Дронов понял, почему у него бегут мурашки от тёмных углов каюты, куда не попадает свет лампы. Он теперь знал, что их мир – стеклянный шарик, окружённый неведомым. Они могли понять это и раньше. Если есть параллельная вселенная, откуда приходят люди, то она может быть не одна. И в иных мирах могут быть вещи пострашнее людей со знаниями чуждых технологий. То, что человечество до сих пор не сталкивалось с чем-то, подобным сегодняшней катастрофе – чистое везение. Понимают ли это те, кто стоит выше него? Вполне возможно. Но они связаны своими играми в политику. Даже его родная Особая Экспедиция, созданная, чтобы бороться с необычными угрозами, всего лишь часть Третьего отделения, подразделение тайной полиции, пусть и с большой автономией. Она стоит на страже одной страны – своей родины. Когда-то Дронову казалось, что этого достаточно…

Николай встал, потёр глаза. Вышел в коридор и направился к офицерским каютам. Постучал в знакомую дверь.

– Д-да? – откликнулся женский голос. Лейтенант Принс открыла ему почти сразу. Она явно тоже не спала, и деликатно прикрывала рот ладонью, зевая. На девушке был китель, наброшенный поверх длинной ночной рубашки из синего китайского шёлка, расшитого золотыми бабочками. Тёмно-рыжие волосы рассыпались по плечам, не собранные в хвост или косу. При виде Дронова лейтенант слегка покраснела и запахнула китель. Спросила:

– Ник? Я могу чем-то помочь?

– Да, - кивнул майор. – У вас наверняка есть бумага, конверты, ручка.

– Конечно. Сколько вам нужно?

– С десяток конвертов и дюжины две листов.

– Сейчас.
– Мира вернулась в комнату и выдвинула ящик письменного стола. Николай заметил, что лампа на столе горит, в чернильницу воткнута старомодная ручка, а рядом лежат исписанные убористым почерком бумаги.

– Вот. – Лейтенант принесла ему толстую стопку листов и конвертов, поверх которых поставила закупоренную чернильницу и положила ручку, карандаш, точилку. Предложила:

– Побыть с вами? Я только оденусь, и могу посидеть, поговорить, пока вы не уснёте.

В этих словах было столько простого и искреннего сочувствия, почти наивного желания хоть как-то помочь, облегчить чужую боль, что Николай вопреки всему улыбнулся:

– Нет, спасибо. Я справлюсь, Мира. А вы отдохните.

– Хорошо, Ник, - девушка заправила за ухо длинную рыжую прядь, посмотрела майору в глаза. – Но если… будет тяжело… не бойтесь меня разбудить. Или идите к капитану, он тоже… поможет.

Николай молча кивнул в ответ и направился обратно, в свой полутёмный кубрик. Там он откинул складной стол, разложил бумаги и взялся за дело. Предстояло написать много писем. Мира, наверное, решила, что он будет писать близким погибшей напарницы. Отчасти она была права.

Не будь игр между империями, сотрудничай они между собой хотя бы в вопросах защиты всего мира – Настя была бы жива. Николай не тешил себя иллюзиями. Он не сможет объяснить людям в высоких кабинетах, в коронах и мантиях, что иногда необходимо отбросить свои интересы и думать шире. Они всё знают, но ничего не могут. Борис Игнатьевич поймёт – и ничего не сделает, ведь он связан по рукам и ногам ответственностью. Прямые начальники «Сорок второго» во флоте Конфедерации всё понимали, и ничего не сделали. Но… за годы путешествий вместе с Настей Дронов завёл много связей. Полезных и ценных. Личных. Он встретил десятки людей с выдающими навыками. Людей, к которым мог обратиться по имени.

Аргандова лампа горела ровным желтоватым светом, а Николай, забыв о боли в пустой глазнице, писал письма – одно за другим. В Лондон. Пусть он до сих пор не знал настоящего имени маленькой златовласой англичанки-телохранителя, она была надёжным другом. В Берлин. Он не уберёг Анастасию, но её дядя примет его аргументы. В Ташкент. Александра должна узнать о смерти наставницы от него, и с ней как ни с кем откровенно можно будет обсудить его планы. Ещё письма – в Марокко, в Константинополь, в Брик-Уолл, в Париж…

Это будет нелегко и опасно. Николаю было жутковато от собственных амбиций, но они давали ему повод отбросить боль и отчаяние. Он свяжет этих людей через себя, и вместе они создадут организацию, стоящую в стороне от политики. Организацию, которой придётся скрываться даже от Особой Экспедиции. Но которая станет щитом для всего мира. А символом её, как вдруг понял Николай, обязательно будет маленькая сова…

Анатолий Матвиенко Второй полёт Гагарина

Глава 1

1

Стоило выбраться из-под одеяла, подчинившись тревожному предчувствию, как босые ноги ощутили холод дощатого пола. В полумраке виднелись казарменные ряды коек, через проход на меня надвигалась пара худых парней, оба выше ростом, лица до глаз замотаны полотенцами, сзади виднелись ещё трое.

– Допрыгался, салажня? Ща узнаешь: дедушек надо уважать.

Старослужащие принялись «учить» молодых? Как всё знакомо! В прямом смысле слова – до боли.

– Юра, берегись! – донеслось откуда-то сбоку, на этом поддержка закончилась.

Обладатель полотенца выбросил кулак, намереваясь вырубить меня первым же хуком. Я уклонился и пробил ему в корпус, затем сцепился со вторым.

Что происходит? Как здесь оказался? Не до рассуждений, дрался чисто на рефлексах, отметив, что тело моё вдруг стало молодым, быстрым, гибким, словно сбросил полсотни прожитых лет… Да, это просто сон, но чертовски реальный, было очень больно, когда старички, уже потерявшие полотенца, своей массой прижали меня к стене и метелили со всей пролетарской ненавистью.

Вспыхнули потолочные лампы, чей-то командный голос прокричал:

– Отставить! Смирно! Что здесь происходит?

– Молодой безобразничает! Набросился на нас.

Отвечал ему балбес, обещавший привить уважение к дедушкам.

Поскольку оба нападавших прекратили разминаться со мной как с боксёрской грушей, я бессильно сполз по стене вниз. Из носа текли кровавые ручьи, в голове словно кружилась карусель. И нестерпимо вдруг захотелось курить, хоть бросил полвека назад.

– Бушнев! Шпанько! – гремел тот же голос. – Опять ваши художества. Старший наряда! Вызвать дежурного по училищу. Сержант! Встать можешь?