"Фантастика 2025-54". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
– Кто это? Вы ее знаете? – требовательно спросил сэр Генри.
Степлтон кивнул:
– Абигайль Мейсон, дочь местного почтмейстера… Единственная дочь, – со вздохом добавил он.
– Нужно возвращаться и вызывать полицию, – решил баронет.
Я продолжал осматривать тело. Селден – настоящее чудовище, раз смог сотворить такое с невинным ангелом, которым, несомненно, при жизни была эта юная девушка. Сначала мне подумалось, что подлец наверняка воспользовался ее беспомощностью для удовлетворения низменной страсти и потом убил, чтобы никому не рассказала. Но одного взгляда на юбки бедняжки хватило, чтобы убедиться: каторжник не обесчестил
– Пойдемте, мы уже ничем не сможем ей помочь, – сказал сэр Генри. – Надо оповестить полицию.
Степлтон промолчал. Я покосился на него, и меня поразила возбужденная жадность, с которой натуралист смотрел на тело несчастной. В блеклых глазах появился лихорадочный блеск, он покусывал губы, пытаясь справиться с волнением. Выражение его лица было настолько непристойным, что я снял пальто и набросил его на Абигайль, чтобы спрятать бедную девушку от нескромного, пожирающего взгляда.
Закрывая ее лицо, я вдруг заметил что-то белое в уголке губ. Пришлось откинуть полу пальто и присмотреться. Это походило на белый шарик. Я надавил на подбородок Абигайль, приоткрыл ей рот и вытянул наружу небольшую веточку с белесыми ягодами.
– Омела, – присвистнул Степлтон. – Странно, однако. Есть это она не могла – каждый местный знает: омела ядовита. Да еще и с листьями…
Я молчал. Разумеется, ветку поместили в рот девушки уже после смерти. Для чего это было убийце? Некий символ? Знак? Что он может означать?
– Господи боже, что это?! – Степлтон попятился, указывая пальцем куда-то за один из камней.
Из-за валуна вышло и остановилось прямо передо мной невероятного вида животное. Это была огромная, гораздо больше волка, собака с чудовищной пастью, из которой капала розоватая слюна. Шерсть монстра светилась, и это видно было даже днем, глаза горели зеленым дьявольским огнем.
– Собака Баскервилей, – завороженно прошептал сэр Генри, не сводя глаз со зверя.
Смелый американец сделал шаг вперед, протягивая руку к чудовищу. Собака оскалилась, издала низкое рычание. Я остановил излишне бесстрашного молодого человека, коснувшись его плеча, и потянулся к карману за револьвером. Словно бы правильно истолковав мой жест, пес отскочил за камень, в несколько прыжков достиг леса и скрылся за деревьями.
– Вы видели?! Видели?! – в восторге вскричал сэр Генри, позабыв о нашей печальной находке. – Это собака Баскервилей! Наша семейная легенда говорит правду!
– Чему же вы радуетесь, друг мой? – ехидно осклабился Степлтон. – Если это так, скоро на вашу голову падет проклятие рода. Ведь вы последний из фамилии Баскервиль. Должен сказать, до сих пор старался смотреть на вещи трезво и воспринимать эту историю как выдумку. Хоть, я уже говорил, верю в Бога и Божью кару. Но как ученый вынужден окончательно признать: то, что я видел собственными глазами, существует. Однако собака Баскервилей, насколько я знаю из легенды, никогда так близко не подходила к людям. Возможно, это некий знак?..
Этот человек нравится мне все меньше. Я считаю его весьма подозрительным, Холмс. Буду пристально за ним наблюдать. Очень надеюсь, что вскоре вы закончите с делами в Лондоне и присоединитесь к нам.
Дан
– Простите, что уточняю, Холмс… Вы уверены?
На лице сэра Чарльза было явственно написано смятение. Обычно сдержанный и невозмутимый, сейчас он нервно вертел в пальцах золотую пуговицу от перчатки,
левый глаз комиссара подергивал едва заметный тик.Дан кивнул:
– Доктор Уотсон обнаружил это в куче внутренностей последней жертвы. Извините, что мой друг сразу не отдал пуговицу полиции и тем скрыл важную улику. Но вы понимаете: он и сам был напуган своим открытием.
Сэр Чарльз мелко закивал, подергивая бороду.
– Да-да, конечно… – Выражение лица комиссара говорило: он предпочел бы, чтобы доктор Уотсон скрытничал и дальше. Улику сэру Чарльзу видеть совершенно не хотелось. – Теперь я не знаю, что делать. Это скандал, Холмс… Арестовать члена августейшей семьи?.. Наследника?.. Мой бог, и по какому позорному обвинению…
Дан мягко изложил то, что удалось узнать от королевского врача. Не желая подставлять беднягу, находившегося под «сывороткой правды», сказал, что все это слухи, источник которых он раскрыть не может. Сэр Чарльз окончательно приобрел бледный вид.
– Хорошо, Холмс, благодарю. Мы разберемся в этом. Могу я попросить о полной конфиденциальности?
– Сыщики не привыкли разглашать полученные сведения, – спокойно ответил Дан. – Слово джентльмена, вы можете положиться на мою скромность.
Сэр Чарльз откинулся на спинку кресла, устало провел ладонью по лицу:
– Это безумное дело, Холмс. На моей памяти ничего подобного не случалось. Сплошные странности и мистика. Все арестованные сознались в преступлении. И у каждого алиби на следующее убийство.
– Пока алиби нет у художника, – вставил Дан.
– Второе убийство – уже алиби, – уныло ответил комиссар. – Если произойдет еще одно…
– Возможно, Уолтер Сиккерт действует на пару с его высочеством.
– Возможно. Хотя история не знает случаев парной мании. Нет, думаю, Сиккерт просто безумец, как и все остальные. В этом деле вообще множество сумасшедших. Гораздо больше, чем нормальных людей. Вот, ознакомьтесь. – Сэр Чарльз передал через стол пухлую папку. – Протоколы допросов.
Дан раскрыл и принялся просматривать исписанные мелким неразборчивым почерком листы.
– Аарон Космински признался.
– Мы его уже давно выпустили, – махнул рукой комиссар. – Сразу после того, как было совершено второе преступление. Абсолютный безумец. Утверждал, что ему просто нравится убивать публичных женщин. Мол, его мать была такой, неизвестно от кого родила ребенка, а в детстве он натерпелся побоев. Однако не сумел внятно ответить, как убивал Мэри Энн Николз. И даже не смог описать внешность женщины. Повторял одно: был так возбужден, что ничего не помнит. Его забрали в лечебницу для душевнобольных.
Дан перевернул страницу:
– Признание доктора Майкла Острога.
– Этот особенно отличился. – Сэр Чарльз даже сумел усмехнуться. – Рассказал совершенно невероятную историю. Якобы он был послан тайной полицией России, чтобы возбуждать ненависть к еврейским эмигрантам.
Дану стало обидно за державу, он улыбнулся в ответ:
– Действительно, бредовая версия.
– Тем не менее она получила косвенное подтверждение, – вздохнул комиссар. – После убийства Кэтрин Эдоус мои люди обшарили весь Ист-Энд. После меня попросили приехать. На ближайшем к пристани дому нашли кровавую надпись: «Евреи – не те люди, которых можно обвинять ни за что». Возможно, меня кто-нибудь осудит, но я лично, своими руками, стер ее. Нельзя допустить волну неприязни к эмигрантам и народные волнения. Вы знаете, Холмс, как в последние годы велик наплыв приезжих.