"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
— Па, а ты куда? А куда этот мама пошла? А сумка тебе зачем?
— В энергетический временно меня переводят. Там и поживём, пока всё не сделаем.
— Вань, — в комнату вошла мать, остановилась, встряхнула в руках куртку. — Вот, как чувствовала, купила в прошлом году. Ещё подумала, зачем она нам, и вот видишь, пригодилась.
Отец обернулся, быстро шагнул к матери, ощупал куртку и, кажется, остался доволен.
— Самое то, Любаша, — он притянул мать к себе, неловко чмокнул в щёку. — Ну ты чего, Люба? Ты чего?
Кир видел, как отец торопливо смахнул слезинку с лица матери.
—
— Подземный уровень? — встрепенулся Кир. — Так тебя туда переводят. К Руфимову? АЭС запускать?
Он выпалил всё это, не задумавшись, но уже по тому, как напряглось лицо отца и застыли его глаза, превратившись в две колючие льдинки, понял, что сболтнул лишнего.
— Люба, — медленно проговорил отец. — Ну-ка выйди-ка на минутку.
Мать бросила тревожный взгляд на отца, но вышла.
— А теперь, — голос отца не предвещал ничего хорошего. — Давай выкладывай, откуда у тебя такие сведения.
— Слышал. Ну пацаны у лифта говорили. Типа, вот… там у Руфимова…
— Ты давай дурака-то не строй. И меня за идиота не держи. Где ты такое слышал? Когда? Кто болтает?
Отец задавал свои вопросы зло, отрывисто, а на лице отчётливо проступало беспокойство.
— Никто. Просто слышал, — Кир упрямо прикусил губу, поднялся с кресла и попытался сбежать, как он делал всегда, в детстве и даже позже, когда отец узнавал про его очередную выходку. — Пап, я пойду? Мне там сегодня надо…
— Стоять! — гаркнул отец, увидев, что Кир уже сделал пару шажков назад. — Перед нами вчера Афанасьев два часа распинался, чтобы мы никому — даже семьям. Расписку о неразглашении взяли. И тут мой родной сын, как само собой разумеющееся, между делом, выдаёт то, о чём должен знать только ограниченный круг лиц. И ты предлагаешь мне поверить в каких-то пацанов, болтающих в лифте? Нет, Кирилл. Никуда ты не пойдёшь, пока не расскажешь мне всё, что знаешь. Ну. Я слушаю.
Отец несколько минут в упор смотрел на сына. Желваки на скулах угрожающе ходили, Киру даже показалось, что отец сейчас бросится на него, схватит за грудки, встряхнёт, может, даже ударит. Но отец сдержался. Снова заговорил, быстро, нервно.
— Кирилл, ты должен понимать. Это не шуточки твои с твоими приятелями. Тут вопрос серьёзный. На кону судьба всей Башни, всех людей. И твоя, и моя, и мамина. Если все узнают, если начнётся паника… Может произойти непоправимое, страшное. Я тут слова лишнего ляпнуть боюсь, а ты… В последний раз по-хорошему спрашиваю — откуда ты знаешь про АЭС?
— Пацаны говорили. Я случайно услышал, — Кир решил, что будет придерживаться этой дурацкой версии, всё равно ничего более вразумительного в голову не лезло.
— Идиот! — в сердцах бросил отец. — Ну в кого ты такой идиот? Всыпать бы тебе.
— Ну, всыпь!
— Может, и всыплю, когда вернусь, — отец пристально посмотрел на Кира, потом сказал медленно, даже не Киру, а скорее самому себе. — А я-то решил, что у меня сын человеком стал, за ум взялся, но,
видно, нет. Ума ни на грош, как погляжу. Как тёрся по углам с малолетними дебилами, так и продолжаешь.Отец глянул на стоящие на столе часы и подошёл к сумке. Повернулся к Киру спиной, и эта широкая упрямая отцовская спина отчётливо говорила — разговор окончен. Опять вспомнилось, как отец там, на карантине, в присутствии чужих людей бросил презрительно, как сквозь зубы сплюнул: «Ну и что, Роман, ты хотел всем этим показать? Что мой сын — наркоман и придурок? Так это я и так знаю». Киру стал тошно, захотелось выкрикнуть, что отец опять всё понял не так, что на самом деле всё по-другому, но он не мог. Сейчас не мог. Отец резко задёрнул молнию на сумке, легко поднял, закинул на плечо и наконец обернулся к Киру.
— Вот что, Кирилл, если бы мне не нужно было уходить, поверь, я б с тебя живого не слез, но считай, тебе повезло. Единственное прошу — если у тебя хоть остатки разума в тупой голове остались — молчи. О том, что мне сейчас только что ляпнул. Язык не распускай. Ради матери хотя бы.
— Пап, я, правда, ничего такого не знаю, — попытался оправдаться Кир. — Просто несу сам не пойми что. Я никому ничего не скажу. Честно!
— Врёшь, — припечатал его отец. — Снова мне врёшь, Кирилл. Эх, жаль, времени нет.
Он ещё раз окинул сына мрачным взглядом, как будто спрашивал: «точно не скажешь?» и, не дождавшись ответа, ещё больше насупился и вышел в коридор. Кир, сам не понимая зачем, поплёлся вслед за ним. Чувствовал он себя паршиво.
В коридоре суетилась мать, тоже собирая какие-то стоящие у двери сумки.
— Ваня, погоди, я тебя провожу.
— Не надо, Любаш, сам дойду, не маленький. Ну, чего ты?
— Да я в прачечную собиралась вещи отнести, а это по дороге. Мне всё равно туда надо.
Кир понял, что мама так не хочет расставаться с отцом, что придумывает любой предлог, чтобы подольше побыть с ним. Наверное, впервые, за все свои девятнадцать лет он подумал, что его родители очень любят друг друга. До этого ему и в голову такие мысли не приходили, Кирилл считал их отношения чем-то обычным, само собой разумеющимся. А сейчас вдруг попытался представить их молодыми: мама, маленькая, хрупкая, она и сейчас была такой же, с копной чуть вьющихся светлых волос, и папа, высокий, стройный — это он сейчас раздобрел, а раньше был как Кир, и глаза у него такие же как у Кира, то есть наоборот, это у Кира отцовские глаза, тёмные, тёплые, с длинными пушистыми ресницами.
— Любаш, ну лишнее это, ну чего ты затеяла? С прачечной, нашла время. Я же не на войну. Считай, просто командировка…
— Я быстро. Я только до прачечной, — мама торопливо запихивала в пакет какие-то вещи, сняла с вешалки старую, сто лет висящую здесь кофту, засунула туда же, потом увидела куртку Кира. — Кирюш, ты в этой куртке уже недели две ходишь, не меньше, я её тоже в прачечную отнесу, а ты возьми другую, там в шкафу.
Кир пожал плечами. Он стоял и смотрел на своих родителей, испытывая целую гамму чувств — от вины перед отцом, за то, что вынужден его обманывать, до щемящей нежности, которая охватила его при мысли, что отец с мамой тоже когда-то были молодыми, как он, Кир.