"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
— Понимаешь? Они ушли вдвоём, а теперь эта Лена мертва. Её убили. А, значит, и Ника… Ника может быть в опасности.
Стёпка закончил свой короткий рассказ и посмотрел на Полякова. Тот слушал внимательно, и, хотя всё это время глядел себе под ноги, было понятно, что он ловит каждое его слово.
— Почему ты не сказал об этом Павлу Григорьевичу? — Сашка наконец поднял на него глаза.
— Я пытался. Но ты же сам видел — им всем было не до меня. Даже отец меня слушать не стал. А потом… я растерялся, когда увидел тут Павла Григорьевича. Я же думал, что он мёртв.
Он замолчал, поняв, что оправдывается. И перед кем? Перед Поляковым? Понимать это было мучительно,
— Послушай, надо, наверное, обратиться к коменданту, — продолжил Стёпка. — На шестьдесят девятом никого нет, но на семидесятом… Там есть пост. Сообщить о трупе. И о том, что пропала Ника. Они же должны организовать поиски?
— Нет, нельзя, — вдруг резко произнёс Поляков. — Нельзя обращаться ни к каким комендантам.
— Почему?
— Неужели ты не понял, что тут происходит? — немного удивлённо спросил Сашка.
Стёпка разозлился. Потому что, да, он ни черта не понимал. Он не понимал, почему Савельев вдруг оказался в больнице, да ещё и в такой странной компании, с приговорённым преступником. Не понимал, какое отношение имеет ко всему этому его отец? Не понимал, куда все рванули в разные стороны с озабоченными лицами. Но больше всего он не понимал, как в этом оказался замешан Сашка, и почему ему все доверяют. После всего, что было? Глаз у них нет что ли?
— Нет, не понял, — Стёпка почувствовал, что краснеет, и от этого разозлился ещё больше. — Меня как-то забыли в известность поставить. Я же не такая важная птица, как ты или этот твой Шорохов.
Прозвучало это глупо, по-детски, и, что было самым отвратительным, Стёпка прекрасно отдавал себе отчёт, как это выглядит со стороны. Как будто он обиженный маленький мальчик, которого не посвятили во взрослые тайны.
— Знаешь, — вдруг сказал Сашка. Сказал просто и даже как-то устало. — Я бы тоже предпочёл всего этого не знать. Но… так получилось. Просто… в общем, кто-то затеял переворот. Там наверху. И всё это устроил — убийство Вериного деда, покушение на Павла Григорьевича. И сейчас этот кто-то пытается удержаться у власти. Вот поэтому нам нельзя сейчас ни к комендантам, ни к охранникам — непонятно, на чьей они стороне, и что будут делать с информацией о том, что Ника пропала. Может, они даже в курсе.
— Почему в курсе? — глупо спросил Стёпка.
В ушах всё стояли Сашкины слова о перевороте, и это простое слово «переворот» окончательно добило его. В памяти всплыли уроки истории, где вместе с этим словом обязательно было что-то про зверства, убийства, стрельбу. Какие-то обрывки старых фильмов, люди с автоматами и ружьями, штурмующие какие-то здания, крики, кровь. Всё это странным образом переплелось со страхом за Нику, с предчувствием чего-то нехорошего, с голыми ногами этой Лены, мёртвой Лены, торчащими из-под короткой и неприлично задранной юбки. Но хуже всего было то, что он, Стёпка, был так напуган и подавлен, что совершенно не знал, что предпринять и куда бежать. Когда он, сломя голову, мчался сюда на пятьдесят четвёртый по одной из лестниц, мчался, перепрыгивая ступени и почти не держась за перила, пару раз споткнувшись так крепко, что только чудом не загремел на этой лестнице, не скатился вниз, пересчитывая все ступени, — наверно, в этот момент его вела только одна мысль: там, в больнице, отец, и он обязательно поможет.
Но отец не помог, и теперь Стёпка стоял перед всеми презираемым Поляковым и растерянно моргал глазами.
— Что же нам делать? А? — он сказал «нам», даже не задумываясь, может быть, потому что сейчас здесь были только они: он и Сашка Поляков. А ещё он вдруг испугался, что Поляков уйдёт. Оставит Стёпку одного,
с его паникой, беспомощностью и абсолютной неспособностью чего-либо предпринять.— Я не знаю, Стёп.
Вид у Сашки был не то, чтобы равнодушный, скорее, его волновали какие-то другие мысли, что-то своё, что было для него сейчас важнее. И Стёпкины заботы и тревоги его не касались. Они ведь даже друзьями никогда не были. С чего бы ему вникать в Стёпкины страхи. И всё-таки Сашка не ушёл, поднял голову и ободряюще улыбнулся.
— Послушай, может быть, Ника уже дома. Ты к ней заходил? Ну после того, как она ушла?
— Не заходил, — Стёпка покачал головой. — Да она бы и не успела вернуться. Я тебе говорю, она с этой Леной пошла, потому что та ей наплела чего-то про Шорохова. Что он её ждёт внизу.
— Ну так, может, она с Киром. Кира дома точно нет, я минут пятнадцать назад к нему ещё раз бегал, — Сашка осёкся, в глазах мелькнуло что-то, похожее на сочувствие, хотя Стёпка уж совершено точно не нуждался в сочувствии Полякова. — Извини, — пробормотал Сашка, опуская голову. — Я понимаю, что тебе это может быть неприятно, но они… Ника и Кир, они и правда могут быть вместе.
Ревность опять полоснула Стёпку, звонко хлестнула по лицу, и в глазах потемнело — а что, если Поляков прав, а он, как дурак, а они просто… И обида, от которой он, казалось, смог отделаться, вернулась снова, закружилась вокруг него, воздух наполнился злыми и презрительными насмешками. Неудачник. И кому уступил? Гопнику необразованному. Который двух слов связать не может. Который…
Нет!
Нет. Стёпка нашёл в себе силы остановиться. Это уже было. Ещё какой-то час назад он сидел у себя в комнате и жалел себя, как последний кретин. Предавался страданиям из-за неразделённой любви, думал только о себе. Идиот. Вместо того, чтобы удержать Нику, чтобы пойти с ней, да хоть просто за ней. И теперь вот…
— Хорошо, — Стёпка взял себя в руки и почти спокойно посмотрел на Полякова. — Пусть так. Может, ты и прав. Ну… что они вместе. Даже пусть так и будет. Только… только какого чёрта Шорохов тогда эту Лену послал. Почему он не к тебе обратился? А?
— Ну, во-первых, я на учёбе был в это время, — голос Сашки звучал ровно и неторопливо, и Стёпка с удивлением отметил по себя, что в способности сохранять спокойствие и трезвость ума Полякову не откажешь. — А, во-вторых, — тут Сашка чуть запнулся. — Во-вторых, Кир вообще очень непредсказуем. Мог и эту Лену попросить. А, в-третьих…
— А, в-третьих, — перебил его Стёпка. — Я труп её нашел на шестьдесят девятом. Вот уж совпадение так совпадение.
— Ну может и совпадение.
— Ты рехнулся совсем? Да? — Стёпка почувствовал, как лицо заливает краской, кулаки непроизвольно сжались. — Ты видел, что там, на этом шестьдесят девятом? Там какие-то катакомбы загаженные, мусор, грязь, вонь. Ты там вообще когда-нибудь бывал?
— Нет, — Сашка пожал плечами. — Но мне и не надо там бывать, чтобы представлять, что там может быть. Это же притон для всей местной гопоты. Там всегда по вечерам и выходным собираются, я это знаю. Ну… для разных там делишек. Наркотики, драки. И убийства, наверно. А Лена эта, она же с Татарином встречалась, ну проводила Нику к Киру, сама пошла к своему дружку, может, не поделили они чего, и Татарин…
Сашка вдруг замолчал, резко, словно ему кляп в рот сунули, и побледнел.
— Татарин…
— Татарин? Какой ещё татарин?
— Он же… — Поляков опять замер, потом махнул рукой. — А! Всё-равно это уже не секрет. Татарин — это отморозок один, кличка у него такая, но не суть. Это он в Павла Григорьевича стрелял. Он и подельник его — Костыль. А их кто-то нанял. Сверху. Савельев с Литвиновым здесь две недели это выясняли. А Лена Самойлова… она же…
— Горничная Рябинина, — закончил за Сашку Стёпка.