"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
— То есть, вы уверены, что эти девочки, которых отберут на роль маток, спокойно и без возражений согласятся на такое? Вы вообще, как это себе представляете? — не выдержал Мельников. — Соберёте их и расскажете об их высоком предназначении? Или это оплодотворение будет происходить насильно? А может, обманом, под предлогом оздоровительных процедур и сдачи анализов? Это же…
— Успокойтесь, Олег Станиславович, — Ставицкий протянул руку и положил её на ладонь Мельникова. — Вы слишком возбуждены. Да, техническую сторону вопроса мы с Некрасовым не обсуждали, но он заверил меня, что всё это вполне решаемо. Да и по большому счёту неважно. Тут я полагаюсь на Александра Романовича. Хотя, если у вас есть идеи, и даже знаете, вот то, что вы только что сказали… негласное оплодотворение под предлогом сдачи анализов. Это звучит здраво. Зачем нам ненужные истерики и слёзы? Хотя, повторюсь, такие детали меня не слишком интересуют —
Оздоровление нации. Да, Мельников уже обратил внимание, что именно так была озаглавлена папка, которую он получил от Некрасова. Название покоробило Олега, тут лучше бы подошло — геноцид нации или насильственное размножение. Но название было не самым страшным, страшнее было содержимое. И чудовищный эксперимент по выведению «счастливых» людей был не единственным.
— Прежде всего, Олег Станиславович, нам надлежит избавиться от балласта. Тут мы продолжим дело моего предшественника. Надо сказать, что Савельев нам сильно помог, очистив нацию от большинства больных и старых. Здесь мы только немного подкорректируем. Начнём, разумеется, с нижних ярусов. Ирина Андреевна уже готовит списки. Раньше решение об эвтаназии принималось исходя из состояния здоровья особи и её дееспособности. Но, учитывая низкую значимость особей из простонародья, я считаю, что мы можем просто исключить всех старше шестидесяти пяти лет. Производительность труда с возрастом неизбежно падает, так что не вижу никакого смысла оставлять их. Для среднего класса мы оставим те параметры, которые были при Савельеве — пока человек может работать, пусть живёт. И, конечно, эвтаназия напрямую коснётся людей с хроническими и неизлечимыми заболеваниями — это верно, как для третьего, так и для второго или среднего класса. Очистку придётся произвести в сжатые сроки, больницы нам понадобятся для другого — наших маток надо будет где-то содержать, желательно в приличных условиях, следить за тем, как протекает беременность. Нам же нужны максимально здоровые образцы. Опять же, потребуется место для выращивания приплода, и больницы на нижних ярусах подойдут для этого лучше всего. До года приплодом будут заниматься врачи, а потом подключится сектор образования — мы с Аллой Борисовной уже разработали программы воспитания и обучения полученного людского материала. Впрочем, это уже вам не интересно, да и пока рановато. Итак, для начала, надо избавиться от всех особей низшего сословия старше шестидесяти пяти и больных. Без какого-либо исключения. И в очень сжатые сроки. Две недели.
«Помоги нам Бог, — подумал Мельников, всю жизнь считавший себя атеистом. — Господи, помоги нам!»
— Далее… и это тоже не терпит отлагательств. Химическая кастрация выбракованных мужских особей. Тут, я думаю, можно будет всё обставить под видом вакцинации. Совершенно незачем лишний раз волновать плебс. Военные, конечно, справятся, но к чему нам доводить до крайностей? Здесь предстоит большой объём работы — надо поставить препарат в серийное производство, провести всеобщее обследование с целью выявления бракованных производителей. Вы уже видели разработки Александра Романовича? Мужского материала для поддержания численности популяции надо совсем немного. Думаю, всего около пяти тысяч — этого хватит для обеспечение генетического разнообразия вида. Остальные нам не нужны. Этим у нас сейчас занимается Маркова. Так что первые так называемые прививки можно начать уже с завтрашнего дня, тем более, это не требует особых затрат, поставить укол может любая медсестра, и вовсе не обязательно посвящать всех в истинные цели.
— С завтрашнего? — Мельников глубоко вдохнул в себя воздух. — Сергей Анатольевич, я бы тут попросил у вас время — хотя бы неделю, лучше две — я должен тщательно изучить препарат, взвесить.
— Три дня. Три дня и ни часом больше, — отрезал Ставицкий. — У нас не так много времени, как вам кажется. Знаете, я бы хотел при жизни посмотреть на результаты, я и так слишком долго ждал, а ведь мне уже почти сорок. Кстати…
Ставицкий вдруг оживился, он уставился на Мельникова с каким-то странным выражением.
— Кстати, — повторил он. — А как вам наш проект «Элитное потомство»? Что думаете?
Материалы по этому проекту находились в самом конце, и Олег пробежал их вскользь, было мало времени. Он толком не понял, о чём там идет речь, информации и так было столько, что он едва справлялся с её потоком.
— Я, к сожалению, ещё не успел вникнуть во все детали, — осторожно начал он.
— А зря, Олег Станиславович. Ведь это прежде всего касается нас с вами. Непосредственно. Ну что же вы? Хорошо, я вам сейчас изложу вкратце. Понимаете, после того мятежа осталось слишком мало потомков знатных
семей. Считанные десятки. А если мы говорим о самой элите, вроде нас с вами, то и вовсе единицы. По сути, годный мужской материал избранных семей, стоявших у самой вершины, имеется только у меня, у вас, да и, пожалуй, у этого мальчика, сына Анжелики Юрьевны. И мы не имеем права отнестись к этому халатно. Продолжение родов — наших родов, это первостепенная задача. Разумеется, ставить на поток это никак нельзя, да и ни к чему. И приоритет в нашем случае отдаётся, так скажем, естественному воспроизведению. Я, как вы знаете, собираюсь жениться. Да и этот мальчик, Алекс, уже вполне в том возрасте, когда можно создать семью. С вами, конечно, Олег Станиславович, дело обстоит хуже. Ваш бесплодный брак… впрочем, я вам обещал, что не буду принуждать вас разводиться. Всё-таки, мы с вами — не простые люди. Но этого всё же мало. Очень мало. А потому…Олег слушал как в тумане. Что он ещё придумал, этот сумасшедший Ставицкий-Андреев? Что ещё? А ведь он действительно болен, вдруг дошло до Мельникова, и болен гораздо серьёзнее, ему казалось раньше.
— А потому Некрасов придумал интересный проект. Он отберёт двенадцать лучших маток. Самых лучших. Их будут содержать отдельно, потому что потомство, которое мы рассчитываем от них получить, будет особенным, так как в качестве производителей выступим мы с вами. Да, Олег Станиславович, именно мы с вами.
— И что же потом будет с нашим потомством? — выдавил из себя Мельников.
— Их будут выращивать отдельно, обучать по специальной программе, и если образцы будут удачны, то вполне возможно они займут своё место среди нас.
— Образцы? — переспросил Мельников. — Но, Сергей Анатольевич, это же… это же будут наши с вами дети! Вы и их называете образцами?
— Понимаю, Олег Станиславович, вполне понимаю ваши эмоции. Но посудите сами, своих детей у вас нет, и, к моему глубочайшему сожалению, вы не собираетесь их заводить. Так что же делать? Но поскольку этот проект — особый, то, в качестве исключения и при наличии вашего желания, конечно, вы сможете принять личное участие в воспитании образцов, полученных из вашего генетического материала. Признаться, мне и самому любопытно, какими они будут.
— Сергей Анатольевич, — не выдержал Мельников. — Как хотите, но это уже слишком! Ну нельзя же, в конце концов…
— И, тем не менее, Олег Станиславович, я настаиваю, — глаза за толстыми стёклами странно блеснули, голос, всё ещё оставаясь мягким, приобрёл едва уловимый оттенок, в котором Олегу послышался фанатизм. — Вы можете не видеть образцы, я вас не обязываю к этому. Но сдать материал вы должны. И срочно. Сегодня или завтра. У Некрасова уже всё готово. И даже кандидатки на роль элитных маток. Кстати, не желаете лично выбрать для себя…
— Нет, не желаю, — отрезал Олег. — Я вообще считаю…
— Меня мало интересует, что вы считаете. В вас сейчас говорят эмоции, недостойные потомка рода Платовых. Не заставляйте меня разочаровываться в вас. Впрочем, я могу понять. Знаете, — голос Ставицкого снова стал вкрадчивым, обволакивающим. — Я ведь и сам не сразу к такому пришёл. Но потом я подумал… скажите, вы бывали когда-нибудь в сельскохозяйственном секторе? На животноводческих ярусах?
— Н-нет, не бывал, — пробормотал Мельников, снова сбитый с толку резкой сменой темы.
— А мне вот довелось. На экскурсии. Нам показывали, как содержат коров, свиней, домашнюю птицу. Сначала может показаться, что условия у них ужасные. Стоят почти без движения в отведённых для них стойлах. А ведь когда-то, в старину, животные их биологических видов паслись на лугах, под открытым небом, ели свежую траву. А теперь? Искусственные корма, ограниченное пространство, вместо движения массажные аппараты для того, чтобы не атрофировались мышцы. Но ведь они счастливы, эти животные. Коровы, свиньи. Они не знают ничего другого, они сыты, они в тепле, в безопасности. Наверное, если бы они помнили, как раньше паслись на лугах, им бы этого не хватало. Но они не помнят. Вот и люди, которые получатся в результате моих реформ, они тоже не будут помнить, что когда-то сами принимали решения, кем стать, кого выбрать себе в качестве полового партнёра, надо или не надо иметь детей и сколько их иметь. Они этого помнить не будут и будут совершенно счастливы и довольны.
Олег вспомнил, что читал в какой-то книге, фантастической (кажется, этот жанр назывался антиутопией), про подобное общество. Вымышленное, разумеется. Там описывалось, как женщин, доведённых до состояния домашней скотины, тоже держали в таких стойлах, оплодотворяли, даже, кажется, доили. Олег почувствовал нестерпимый приступ тошноты такой силы, что даже побоялся, что не сдержится, и его вырвет прямо тут, на стол и на лежащий перед ним чудовищный проект, призванный создать уродливое общество насильственно осчастливленных людей, а по сути, низведённых до уровня скотины.