"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Из всех классов этой всеми забытой школы они выбрали один из дальних, откуда были видны огромные окна, идущие по наружной стене Башни. Так захотел Вовка Андрейченко. Кир уже понял, его другу нравится глядеть на тот, другой мир, что расстилался перед ними за мутными и грязными стеклами окон, на тёмно-серый океан, сливающийся у горизонта с таким же тёмно-серым небом.
— Тоска, — говорил Лёха, и Кир чувствовал, что очень скоро слово «тоска» заменит в Лёхином лексиконе все остальные слова.
Веселов практически всё время теперь сидел в углу, то угрюмо наблюдая за ними, то листая найденные в классе брошюры и буклеты, напечатанные на тонких пластиковых листах. У них в Башне на
— Сдохнем мы здесь все, — сказал Лёха.
Кир вздрогнул. Сам того не замечая, Лёха Веселов озвучил его мысли. Они кружились и кружились в его голове вот уже несколько дней, и всё чаще Кир замечал отзвуки этих мыслей на лицах и в глазах других людей, но каждый раз старательно убеждал себя в том, что ему только показалось.
Сначала они все ждали. Кто чего. Кто-то — горячих обедов. Кто-то — лекарств. Кто-то — бригаду медиков. Но совершенно неважно, что или кого ждал каждый из них, потому что, в сущности, это было одно и то же — людям необходимо было убедиться, удостовериться, что о них помнят, что о них не забыли, что они живы.
И на второй, и на третий, и даже на пятый день у лифта обязательно кто-нибудь дежурил, боясь пропустить тех, кто должен был приехать, но потом эти дежурства как-то сами собой сошли на нет. И удивительно, первым, кто сдался, был Егор Саныч, врач. А вот отец Кира верил. Верил даже сейчас, спустя две недели, и каждый день как на работу ходил к лифту. Кир слышал, как однажды Бахтин сказал:
— Иван, ты же знаешь не хуже меня — всё зря.
Но отец лишь сердито зыркнул на него — у него была своя вера и своя правда.
Подливала масла в огонь и Марина. Она целыми днями сидела у себя в углу и тихонько и напевно бормотала:
— Им на нас наплевать… они людей не жалеют…
Эта женщина так и приклеилась к ним, стала тенью, блёклой, выцветшей, до смерти надоевшей. Кирилл видел, что она раздражает отца, даже не нытьём, а самим присутствием, да и мать, терпеливая и понимающая, уже порядком от неё устала, но и прогнать Марину от себя они то ли не могли, то ли не умели.
Про карантин, тот самый, который и послужил причиной того, что их всех заперли здесь, уже давно никто не вспоминал. Заболевших среди людей не было. Нет, в самые первые дни кто-то подкашливал, а особо мнительные жаловались на недомогание, бегая в медпункт и требуя от Егор Саныча или медсестёр помощи и лекарств. Некоторых — настойчивых и настырных — Егор Саныч помещал в медсанчасть, но и те, спустя пару дней возвращались к своим семьям. Лекарств у медиков всё равно не было, а от того, что тебе три раза на дню измеряют температуру, как-то не поправишься.
— Слава богу, хоть это не настоящие больные, — бормотал себе под нос Егор Саныч. — А так, симулянты.
Бахтин, который почти всё время находился подле доктора, усмехался:
— А что, Егор, нам от этого легче что ли?
— Да какое, Роман! — Егор Саныч в сердцах махал рукой.
После той вспышки непонятного помешательства у лифта Бахтин
взял на себя охрану и ежедневную выдачу сухих пайков. Получая паёк на всю семью, Кир видел, как с каждым днём тают их запасы, как растёт гора пустых коробок в углу, и до него постепенно доходило, почему тогда Бахтин так яростно бросился защищать привезённый им сухпай, почему так настойчиво требовал вернуть всё, что было в запальчивости расхватано.— Иван, побеседовать бы нам надо, — Бахтин вырос на пороге того класса, где ночевала семья Шороховых, загораживая широкими плечами дверной проём.
Отец вскинул голову и, мгновенно поняв, что от него хочет Бахтин, поднялся и без слов направился к нему.
— Пацана своего возьми с собой.
Брови отца вопросительно поползли вверх, да и сам Кир был чрезмерно удивлён, если не сказать больше. Спорить отец с Бахтиным не стал, равно, как и спрашивать. Просто сделал знак Киру собираться, и Кир тут же вскочил.
Он думал, что Бахтин поведёт их в медпункт, именно это место служило на этаже своеобразной точкой притяжения, но медпункт они миновали и, пройдя длинным коридором, остановились напротив пассажирского лифта. Шахт пассажирских лифтов было больше, чем грузовых, и они, также как и грузовые, пронзали всю Башню насквозь. Пользовалось ими только высокое начальство, которому западло было спускаться и подниматься вместе с остальными работягами. Время от времени, Кир слышал, как гудел, поднимаясь, какой-нибудь пассажирский лифт, но в общем повседневном шуме Башни этот гул был едва различим.
Кирилл чувствовал, что Роман Владимирович привёл их сюда не случайно, хотя у лифта они тоже не стали задерживаться, прошли в помещение напротив, достаточно просторное, больше, чем обычные классы и скорее напоминающее какой-нибудь актовый зал, будь в нём стулья или что-нибудь в этом роде.
Они были не первыми, здесь уже находились люди — в основном мужики, некоторых Кир знал или уже видел. Кир заметил Егор Саныча и Надю, его правую руку, а также Вовку Андрейченко с родителями.
— Ну-с, уважаемые, — в своей привычной манере обратился Бахтин к собравшимся. — Подведём неутешительные итоги. Сухпай мы почти подъели. Завтра я раздам последнее. Останется совсем чуть-чуть, но это уж, наверно, побережём для деток.
Тишина, повисшая в зале, была долгой и тягучей. Она растягивалась и растягивалась, рискуя приблизиться к своему опасному пределу и лопнуть — взорваться, разнеся в клочья охватившую людей тревогу. Но Бахтин, как умелый дирижёр, довел паузу почти до конца и, не давая ей оборваться, снова заговорил:
— Это плохо. Из хорошего — у нас пока есть вода в кулерах. Её будем экономить. И надо набрать в пустые ёмкости воду в туалетах.
— А это ещё зачем? — спросил кто-то.
— Сейчас объясню, — Роман Владимирович присел на край стола — единственный предмет мебели, который здесь был. — Не знаю, заметили ли вы, но сегодня утром нам перекрыли вентиляцию. Заметили? Нет? Я вот заметил. Проснулся и не услышал привычного гула. Знаете, как будто кто-то часть тебя забрал.
Кир отчего-то улыбнулся — уж больно тонкое сравнение выдал этот мужик, который на вид был воплощением лишь грубой физической силы.
— А раз перекрыли вентиляцию, могут отключить и воду. И у меня такое ощущение, что отведенный нам здесь срок кончается.
— Значит, за нами приедут. Конец карантину, — сказал отец Кира. Он упрямо насупился и уставился на Бахтина, словно продолжая давний спор, начатый между ними.
— Ты — идеалист, Иван, — примирительно вздохнул Бахтин и, повернувшись к Егор Санычу, сказал. — Давай. Теперь твоя очередь добивать. А то, что ж всё я да я.