"Фантастика 2025-61". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— И сердце у отца слабое, — уже тише добавил Орешкин. — Как бы ни случилось чего.
— Это хорошо, что ты за батю волнуешься и за его здоровье, — похвалил я друга. — А ты можешь примерно прикинуть, сколько Лисицкий потратит на адвокатов и судей, если твой батя решит их засудить?
— Много.
— А конкретнее?
— Учитывая, что батя будет идти до конца, — протянул Гриша, обдумывая мой вопрос, — то со всеми апелляциями выйдет тысяч двести, а то и триста, если затянется. Но это Лисицким не поможет. Разве что сроки минимальные получат.
Я же прикинул: триста тысяч — это стоимость двух
— То есть, Лисицкий потратит до трёхсот тысяч, но всё равно может проиграть? — уточнил я.
— В смысле, может? — непритворно удивился Гриша. — Он гарантированно проиграет. У него нет вариантов, мы будем идти до конца, за нами правда.
Что ж, такие числа действительно стоили правильного подхода. Как ни крути, а деньги мне теперь очень нужны. Да и сам Гриша вряд ли станет отказываться от варианта, при котором подключать отца не придётся, а Лисицкие будут наказаны.
Я бы на его месте ухватился за такой шанс зубами. Мой-то батя тоже с больным сердцем, и я представляю, что случилось бы с отцом, узнай он о том, что в меня стреляли и едва не убили.
— Гриша, а тебе не надоело брать деньги у отца? — задал я наводящий вопрос.
— А где мне их ещё брать? — удивился Орешкин. — Они, знаешь ли, на деревьях не растут.
— Много где. У Лисицких, например.
— Ты на что намекаешь?
— Я не намекаю, я тебе прямым текстом говорю: надо грузануть этих уродов на бабки, — пояснил я. — Засудить мы их не можем, потому что у меня на это нет денег, а ты не хочешь батю расстраивать. А прощать такое никак нельзя. Мразей надо наказать. Вот мы и накажем — бабками. Они, конечно, богатые, но с деньгами расставаться никто не любит.
— Ну, сама мысль мне нравится, — уже значительно веселее произнёс Орешкин. — Но как? Думаешь, они вот так и согласятся нам денег отстегнуть?
— А мы не оставим им вариантов, — сказал я. — Либо так, либо суд и позор на долгие годы.
— И сколько ты хочешь с них взять? — уточнил Гриша.
Хороший вопрос, но у меня уже был готов на него ответ. Одно дело предполагать гипотетически, даже не понимая порядок цифр, однако, когда есть конкретная сумма, отталкиваться от неё не сложно.
— Ты сам сказал, что тысяч на триста они точно влетят, добавим ещё сто, и будет самое то, — легко предложил я. — По двести на брата.
— Ты реально думаешь, что они столько отдадут? — усомнился Орешкин.
— Ну ты же сказал, что твой батя в случае суда, будет газовать до конца, — напомнил я. — Лисицкие тоже об этом знают, явно уже навели о тебе справки. Что бы ты выбрал на их месте: просто отдать четыреста тысяч или отдать четыреста тысяч и получить позор и, возможно, ещё и присесть?
— Ну да, выбор очевиден, — согласился Гриша. — Но поймут ли это Лисицкие?
— А вот это уже напрямую зависит от того, как мы будем им это объяснять, — усмехнулся я. — Как надавим.
— Если честно, я в таких делах не силён, — признался Орешкин. — Переговоры с давлением — не моё. Не, так-то я умею договариваться, но когда стороны не враждуют.
— От тебя будет требоваться немного — подтвердить, что вы с батей не остановитесь, и делать суровое лицо, — успокоил друга я.
— Это легко, —
покивал Гриша с довольной улыбкой. — Это я могу.— Значит, договорились. Кстати, а что ты вообще бате сказал?
— Что в увольнительной в ресторане подрался, — отмахнулся друг.
— С такими последствиями? — удивился я.
— Ну да.
— И он поверил?
— Так, не в первый же раз, — улыбнувшись до ушей, произнёс Орешкин.
Да уж, Гриша точно не подарок. Мне даже стало немного жалко старшего Орешкина.
*****
Утром вместо первого занятия мы с Орешкиным отпросились у сопровождающего нас сержанта — сказали, что нам нужно к директору. Сержант без проблем нас отпустил. И казалось бы, дальше всё должно было идти легко и просто, но мы неожиданно столкнулись с серьёзным препятствием уже на первом этапе нашего плана.
— Владислав Степанович занят, — твёрдо сообщила секретарь, подпиливая розовые ногти.
— А вы скажите, что это Воронов и Орешкин пришли, — предпринял я попытку договориться.
— Директор сказал всем посетителям приходить после обеда, он занят, — упрямо повторила секретарь.
— Хорошо, — не стал я спорить, а просто взял с секретарского секретаря два чистых листа и ручку.
Женщина проводила мои действия взглядом, но ничего не сказала; а я спокойно указал Орешкину на стул в уголке.
На то, чтобы написать два заявления в полицию на Лисицких ушло не больше пяти минут. Гриша сиял улыбкой победителя, уже предчувствуя небольшое развлечение. Я же передал секретарю обе бумаги и произнёс:
— Занесите эти документы Владиславу Степановичу.
— Он сейчас занят, я занесу позже, — даже не взглянув на бумаги, ответила секретарь.
— Занесите сейчас.
— Я не хочу получить нагоняй за то, что отвлекаю Владислава Степановича от работы! — уже начиная терять терпение, ответила женщина.
— Вы не представляете, какой нагоняй вы получите, если сейчас срочно не занесёте эти листы, — улыбнулся я.
Секретарь злобно уставилась на меня.
— Просто поверьте, — сказал Орешкин.
Женщина вздохнула, прежде чем встать из-за стола, но всё же взяла бумаги и понесла в кабинет начальника. Тут же вернулась и сообщила:
— Я передала, теперь вы можете идти.
Но мы остались стоять.
— Вы можете идти! — с раздражением повторила секретарь.
Я улыбнулся и приподнял указательный палец правой руки, призывая сделать небольшую паузу и подождать. И почти сразу же у секретаря зазвонил внутренний телефон. Она схватила трубку.
Было забавно наблюдать, как меняется лицо женщины, когда она услышала, что ей велел директор.
— Владислав Степанович просит вас зайти, — немного растерянно произнесла секретарь.
Мы зашли в кабинет. На столе перед директором лежали наши заявления. Он был зол и напуган одновременно.
— Это что такое? — гневно спросил Владислав Степанович.
— Заявления в полицию, — спокойно ответил я. — Там же написано.
— А зачем вы принесли их мне?
— Чтобы вы передали их боярину Лисицкому, у нас нет на него выхода, — пояснил я. — И ещё, чтобы вы ему передали, что мы хотим с ним встретиться и обсудить компенсацию нанесённого нам ущерба. Иначе завтра утром два таких же заявления будут зарегистрированы в полиции.