"Фантастика 2025-69". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
То, что трактом пользуются крайне редко, нам только на руку. Но когда Вереск объяснил причину, я перестал быть столь беспечен, как в начале поездки. Оказывается, выбранная нами дорога – это рубеж между цивилизацией и так называемыми клеттскими заповедниками. Должен сказать, что их заповедник не имеет ничего общего с баргенскими заповедными лесами, где всего лишь запрещена вырубка и охота. Здесь все иначе: на юге от нас на сотни километров простираются дикие земли, предоставленные самим себе с окончания Четвертой эпохи! Три с половиной сотни лет одни только клеттские смотрители иногда приглядывают здесь за порядком.
Клетты всегда были не от мира сего. Их государство занимает территорию равную двум Баргенам, однако они предпочитают жить в нескольких крупных городах на юге страны, сохраняя остальные владения в неприкосновенности.
Впрочем, не безоружные. В фургоне приготовлено несколько двуствольных ружей, одно постоянно лежит за козлами. Вереск сказал, что обязался доставить меня к отцу в целости и сохранности, и выдал мне пробковый шлем, похожий на тот, который я потерял вместе с рюкзаком в гостинице "Эпос". От пули не спасет, но обеспечивает моей ране покой и защищает от полуденного солнца. Еще Вереск настоял, чтобы я носил при себе кинжал, хоть я и говорил, что мне достаточно отцовского револьвера.
Удивительно, почему револьвер не забрали рыцари, когда я был без сознания, неужели не заметили? Вереск долго рассматривал символы, покрывающие рукоять, но промолчал. Подозреваю, что он не смог их прочесть (как такое может быть?). В записке отец намекал на особенность этого револьвера… как же хочется узнать подробности! Нужно потренироваться в стрельбе, но пока нельзя привлекать к нашему фургону внимание – где-то позади рыскает сэр Арчибальд, отряд "Громада" движется параллельно нам по Северному тракту, про юг я уже писал, а впереди лежит заброшенная дорога, каждый поворот которой словно подброшенная игральная кость.
***
Как я и обещал: история про Вереска, его прозвище и жилетку. Думаю, никто не расскажет ее лучше, чем он сам, потому напишу от первого лица. Сейчас вечереет, Вереск сидит на козлах и не подозревает, что я записываю его недавний рассказ. Итак, представляю вам историю немолодого профессора лингвистики, который едет по рубежу диких земель в фургончике навстречу древним тайнам мироздания, и который надел в путешествие странную жилетку грязно-розового цвета:
Я вырос в небольшой деревне на берегу Яблочного пролива. Наша семья зарабатывала на жизнь фермерским трудом и рыболовством, но я с детства мечтал поступить в университет и познать тайны языков. Не все домашние поддерживали мои стремления, но все-таки давали вволю заниматься и даже раздобыли для меня учебник по иктонской филологии.
Когда пришла пора отправиться в университет на вступительные экзамены, оказалось, что кроме просоленной морем рубахи и дырявых бриджей мне и надеть-то нечего. В таком виде могли и на порог университета не пустить, не говоря уже о поступлении. Тем более речь шла об Иктонском университете имени короля Вистана. Рассматривать другие варианты я отказался – я мечтал учиться только в лучшем заведении страны.
Наша семья была небогата, тем более тогда выдался неудачный год и мы сидели впроголодь. Купить костюм было не на что. У всех, кто мог дать в долг, мы уже и без того заняли денег на дорогу и вступительный взнос. Я рыбачил круглыми сутками в надежде хоть что-то заработать, но времени оставалось слишком мало. В попытке обмануть судьбу я решил добыть жемчуг, хотя люди говорили, что в проливе его нет. Говорили правду, а меня, наглотавшегося морской воды, нашли на берегу без сознания и еле вернули к жизни. Правда жить мне хотелось с каждым днем все меньше.
В то время через нашу деревню проезжал торговец. Из тех странных людей, которые ездят в фургонах вроде нашего и продают всякую всячину со всего света. На хорошую торговлю среди фермеров и рыбаков торговец не рассчитывал, просто остановился на ночлег. Оказалось, что и товаров-то у него почти нет – он как раз ехал за новой партией. Осталось только то, что никому не приглянулось. Среди хлама был костюм из хорошей шерсти, но дурацкого грязно-розового цвета. За долгую дорогу торговец успел возненавидеть никому не нужную тряпку и отдал костюм нашей семье за горшок с наваристой ухой. Уж не знаю, что он подумал, когда я схватил костюм и улюлюкая помчался домой.
Костюм пришелся мне точно по размеру. Я буквально дрожал от радости. На цвет я внимания не обращал, мне думалось, что это нормально и в больших городах люди в подобном облачении ходят по улицам. Наверное, этот костюм сшили для какого-то луарского карнавала…
При поступлении я пережил немало казусов. Абитуриенты смеялись, а преподаватели хмурились, стараясь понять смысл выходки, потому что внешний вид никак не вязался с моей скромностью и неловкостью, да и результаты я показал неожиданно хорошие, как будто действительно пришел учиться, а не глумления ради.
Так я стал студентом, которого замечают все. Как я ненавидел свое отражение, как хотел купить обычный серый или коричневый костюм, но денег хватало только на еду, да и то не всегда. Я намеревался тихо получать знания, но костюм всегда вытаскивал меня в центр событий. Студенты не могли оставаться равнодушными и обязательно становились друзьями или врагами. У меня не было шанса отсиживаться в стороне, жизнь вынуждала меня к решительным словам и поступкам. Не проходило ни одного семинара или даже лекции, чтобы преподаватель не обратил на меня внимания: сначала это были ироничные замечания, затем диалоги, позже – научные диспуты. Дабы не ударить в грязь лицом, мне пришлось бежать впереди учебной программы и научиться разбираться не только в лингвистике и литературе, но и в фундаментальных жизненных вопросах.
Однажды в августе, когда на холмах Дол Борейта дружно цвел вереск, один из студентов заметил, что мой костюм точь-в-точь такого же цвета, как вересковые поля. Вереск – благородное растение, некоторые даже называют его символом Иктонской унии, потому я нисколько не обиделся, когда меня прозвали Вереском.
Позже, когда я получил от ректора персональную стипендию и у меня появились некоторые деньги, я не стал менять костюм. Я добился того, что меня стали уважать таким, какой я есть. Я вынес на себе этот смехотворный наряд, и костюм стали уважать вместе со мной. Он стал символом моей самости, от которого я больше не стремился избавиться. Некоторые студенты даже пробовали одеваться так же, однако подражательство всегда выглядит нелепо, и мода на цветастые наряды в университете не прижилась.
Выпускные экзамены я сдал так же в неизменном, хоть и порядком выцветшем, вересковом костюме. Я окончил университет с наивысшим баллом, и меня пригласили на кафедру. Сбылась мечта, я добился своей цели, и костюм пришло время сменить – преподавать в таком виде все-таки нельзя. Университетский музей просил меня отдать им костюм в качестве памятника индивидуальности и научного упорства, но тут юношеское тщеславие уступило смущению взрослого человека.
Теперь я всегда ношу вересковые жилетки, что выглядит не так претенциозно, как вересковый костюм. Этот цвет подбадривает меня в трудные времена, всегда напоминает мне о том, с чего я начинал и через что прошел. И что вперед нужно двигаться в том же духе – в согласии с самим собой, с личными идеалами, невзирая на мнение врагов и даже друзей. Я чувствую, что только так раскрывается моя самость и так моя жизнь является действительно моей.
***
P. S. Вечером, когда обострился запах трав и цветов, облака разошлись к горизонту, а солнце догорало за нашими спинами, раздался одинокий выстрел. Эхо раскатилось по прериям, где именно стреляли – понять невозможно. Вереск тут же остановил лошадей, и до полного захода солнца мы наблюдали за обеими сторонами дороги, спрятавшись у обочины. Но тишину нарушал лишь безмятежный стрекот ночных насекомых. Бледные точки звезд проступили на небе. Сегодня мы решили путь не продолжать и встали на ночлег с попеременным караулом. Огня не разводим, холодно. Я снова не выспался.