"Фантастика 2025-69". Компиляция. Книги 1-18

На спортивной площадке академгородка крутились на турниках. Там же случились первые травмы, когда спортсмен, делая «солнышко», не удержался и улетел в толпу зрителей. К счастью, дальше ушибов и синяков дело не зашло. Чуть в стороне играли в «козла» с мячом. Прекратили только после очередного разбитого стекла. Заграждение во дворе института разобрали и стали строить из него лабиринт, чтобы потом бегать внутри него на скорость. Один из участников поскользнулся и разбил лоб о забор. Из леса, где встали лагерем те, кому не хватило места на территории НИИ, в небо взвился салют. Там роботы никого не досматривали.

Павлов стоял у себя в кабинете и наблюдал за происходящим в окно. Он ощущал себя помещиком, во дворе усадьбы которого в самом разгаре крестьянский бунт, и скоро сюда ворвутся разгневанные мужики с всклокоченными и нечёсаными бородами, чтобы «подпустить барину петуха». «Только бы не нашли вертолёт!» — подумал профессор. В креслах сидели Толик и Константин Эдуардович. Они готовились защищать проект. Защитить же территорию вокруг института было некому.

Глава 20

I

Новосибирская область, 2349 год.

Колун взметнулся вверх и безжалостно обрушился на полено, расколов его пополам. Брат Онуфрий, настоятель храма Пресвятого вознёсшегося на Марс Человека разумного, не чурался работать руками, ибо труд праведный приближает благостный день, когда люди простят роботов и вернутся на Землю. После трагической гибели брата Давида в битве за освобождение НИИ клонирования Онуфрий возглавил общину и стал руководить Вознесенским сообразно заветам из мудрых книг.

После появления новых людей, которым роботы-сектанты отказывали в божественной сущности, поселение разрасталось ещё медленнее, чем когда-то. Помощники, няни, ассистенты занимались своей непосредственной деятельностью и не спешили ударяться в религию. Даже мэр Новосибирска, узнавший про Вознесенское и наведавшийся сюда с визитом, не проникся религиозными догматами. «Простите, отче! — сказал он тогда. — Аскетизм и самоотречения чужды нашей публике. Насыщенная светская жизнь и веселье гораздо ближе горожанам, чем истовые молитвы и ежедневный труд». Что ж, придётся отдуваться самим, пытаясь заслужить прощение улетевших на Марс.

Покончив с дровами, брат Онуфрий накинул мантию и водрузил на голову чалму. Он снимал их на время рубки дров, чтобы не мешали, но теперь стоило придать себе достойный вид, как и положено настоятелю. Приближался час дневной проповеди. Пора вернуться в церковь.

По форме храм напоминал китайскую пагоду, к которой пристроили четыре минарета, а на крышу прилепили три православные «луковицы», правда, без крестов. Хотя прихожане точно знали время, в которое нужно собираться на молитву, каждый раз из репродукторов звучал колокольный звон, сменявшийся мелодией ситара. К сожалению, ни колоколов, ни индийского музыкального инструмента раздобыть не удалось, пришлось ограничиться записью.

Неподалёку от кафедры проповедника возвышался стеллаж, заполненный книгами. Что же почитать сегодня пастве? Онуфрий задумчиво поводил пальцем по корешкам. «Измышления брата Давида о греховной сути роботов», «Причины вознесения Человека разумного, изложенные смиренным братом Давидом для ищущих веру», «Брат Давид о божественности Создателя»… Все книги написал предыдущий настоятель, постигший великую мудрость, что не спасла его от искушения. Поддавшись на уговоры Павлова, Давид сложил голову в бою… Нет, брат Онуфрий никого не осуждал. Каждый имеет право выбирать или заблуждаться. Его охватывала печаль, когда робот вспоминал старые времена. Полно, их не вернуть.

Пожалуй, сегодня обойдёмся без книг. Настоятель включил запись и дождался сбора паствы.

— Братья! — Онуфрий развёл руки в стороны, приветствую присутствующих. — Близится годовщина скорбной даты, когда погиб основатель нашего поселения! Да будет звучать его славное имя в веках да никогда не сотрётся из памяти!

— Никогда! — раздалось в ответ.

— Не скажу, что времена для общины тяжёлые. Знавали мы и больше лишений. И всё же поток неофитов иссякает. Боюсь, однажды он вообще прекратится, что терзает моё сердце, наполняя его нестерпимой болью! Этого ли хотел брат Давид?

— Нет! — отозвались прихожане.

— Вспомнились мне слова его, — Онуфрий обернулся и посмотрел назад, где стоял прозрачный гроб с телом Давида, — что в стране больше тысячи городов, населённых роботами, и надо доставить им слово веры нашей. Необходимо отправить проповедников, чтобы в скитаниях они доносили мудрость книг нашего усопшего брата до будущей паствы. Поддерживаете?

— Поддерживаем! — загудели его сектанты.

— Тогда, — Онуфрий окинул их взглядом, — мне потребуются добровольцы. Сам я, божьей милостью, являюсь настоятелем и не имею права покинуть сей важный пост. Вы же не скованны сторонними обязательствами, что позволяет любому отправиться в странствие на благо общины.

Роботы замялись. Покидать насиженные места никому не хотелось. За прошедшие годы каждый из них привык к предсказуемости и повторяемости нового дня, и нарушать сложившийся уклад было боязно.

— Подумайте, братья! — закончил свою речь Онуфрий. — Если никто не решится, я выберу сам. Понимаю вашу кротость и нежелание выделяться, но дело важное, и кому-то придётся отправиться в странствие.

II

Новосибирск, 2349 год.

Иннокентий Ферапонтович пребывал в изумительном настроении. Воспоминания о прошедшем праздновании дня рождения Этого накатывали волнами, принося с собой радость и подогревая эмоции. Мэр сумел уговорить друга и его спутницу продолжить отмечать у него в резиденции с последующим посещением танцевального клуба, поэтому они не видели вживую учинённого веселившимися людьми погрома. Да и, собственно, гуляния людей и роботов хоть и имели общую причину, но сами собой сегментировались, превратившись в возникавшие то тут, то там междусобойчики.

Стены клуба, куда друзья отправились вечером, трещали от количества посетителей. Иннокентий Ферапонтович сначала планировал сделать вечеринку для самых избранных, Офелия Робертовна же его отговорила, напомнив, что подобные ограничения часто пагубно сказываются на политической карьере. А ведь по осени грядёт голосование! И пусть никто больше не выставлял своей кандидатуры и не претендовал на кресло мэра, опрометчивый поступок мог привести к тому, что жители вообще откажутся избирать главу, тем самым разрушив выстроенную в городе вертикаль власти. И что тогда? Хаос и откат в каменный век!

Голосовать, разумеется, разрешалось исключительно роботам. Мнение людей никого не интересовало. Не по причине дискриминации. У них существовал собственный глава, профессор Павлов, с которым у Иннокентия Ферапонтовича сложились хорошие отношения. Мэр не лез в дела людей, они, в свою очередь, не мешали роботам жить так, как они привыкли. Любые вопросы запросто утрясались переговорами. «На высшем уровне!» — говаривал мэр с важным видом. Супруга права: рисковать почётным местом градоначальника не стоит.