"Фантастика 2025-71". Компиляция. Книги 1-10

— Не представляю, как ты эти пни станешь расчищать, — покачала она головой.

— Вот и я. А надо. И выкорчевать их. И дальше лес вокруг вырубать. Была бы взрывчатка — ей-ей бы ее применил. Да где ж ее брать?

— А что это такое?

— А… неважно. — отмахнулся Беромир, слегка побледнев от того, что чуть-чуть не сболтнул лишнего.

Переходить в пороховую эру, если так можно выразиться, он был не готов. Экономическая база не позволяла в полной мере этим воспользоваться. А значит, что? Правильно. С его помощью все сливки соберет другой, более многочисленный и продвинутый народ.

А оно надо?

Вряд ли. Уж точно не ему. Тем более что для эпохи холодного оружия имелось очень много славных опережающих технологий и возможностей, открывающих невероятные перспективы. Например, тигельная сталь в сочетание с теми же водяными молотами делала вполне реальными латы.

Настоящие, хорошие латы.

Которые и в эпоху раннего огнестрела немало решали. А уж в эти глухие времена и подавно. Из-за чего некоторые вещи он пока не спешил внедрять…

Глава 10

168, серпень (август), 21

— Куда ты навалился-то?! — крикнул Добрыня.

Беромир оглянулся и расплылся в улыбке.

Влад навалился на ручку рычажного пресса, повиснув на ней, и теперь забавно дергал ножками. Отец, видно, пустил попробовать, а тому силенок и веса не хватило.

Добрыня снял сына с ручки, и продавил ее сам, выдавливая остатки влаги из заготовки бумажного листа. Чуть подержал так. И осторожно поднял рычаг.

Все еще несколько влажный лист остался прилипшим к медному полотну верхнего зеркала. И мужчина, подхватив мастерок, ловко его поддел и снял.

Научился уже.

Хотя поначалу рвал заготовки или комкал. Так вот — подхватил, приняв на доску, и осторожно передал на сушку…

В свое время Беромир видел процесс изготовления так называемой самаркандской бумаги [188] из коры тутового дерева. Здесь, в этих краях, оно не росло, поэтому он сейчас был в поисках альтернативы и перебирал варианты. В остальном же ничего хитрого и сложного в кустарном изготовлении такой бумаги не было. Хотя определенная морока имелась, как и возня.

188

Самаркандская бумага начала производится не ранее 751 года. Отдельные исследователи считают, что ее производили уже в III веке, но автор считает эти утверждения ошибочными, из-за отсутствия торговли этой бумагой с парфянами и римлянами. Скорее всего, речь идет о III веке Хиджры, то есть, период с 822 по 922 год н.э., что вполне укладывается в логику захвата пленных китайцев в битве на реке Талас в 751 году и развитие китайской технологии с доведением е до уровня самаркандской, а это в те годы происходило очень неспешно. Полвека — это еще очень быстро, просто невероятно.

Начиналось все с того, что нарезанные ветки замачивались в воде на несколько дней. После чего с них легко сходила кора, словно чулок.

Дальше тупым ножом ее очищая с внешней стороны. И полученной лыко долго варили в чане — пока оно не начнет разделяться на волокна. После чего передавали на измельчение.

Тут-то образовались первые трудности.

Пришлось ставить водяное колесо. Хоть какое-то — в виде примитивной крыльчатки. Разместив его в потоке реки, оперев на столбик, вбитый прямо у стремнины. Вращалось оно скверно и слабо, но вращалось. И его тяги хватало для привода нетяжелого молота, колотящего сутки напролет вываренное лыко. Получившуюся кашицу замачивали в чане. Тщательно перемешивали, добавляя немного спиртовой эмульсии канифоли [189] и растертого в порошок мела. Как клей для пущей прочности и краситель.

189

Канифоль (продукт перегонки смолы хвойных пород) в воде не растворяется, поэтому ее растворяли в спирте (как можно более крепком) и получившуюся эмульсию добавляли в воду.

Дальше специальной рамочкой с натянутой на нее тканью черпали взвесь. Давали ей стечь. И помещали под пресс. Тот самый рычажный пресс, на котором Влад и повис, пытаясь отжать и уплотнить заготовку бумажного листа.

А дальше сушка.

Для чего лист зажимали с краю между двух пластинок. И укладывались на парные направляющие, давая свободно свисать в теплом помещении.

После небольшой последующей «косметики», вроде обрезки, получались листы довольно приличной бумаги. Вполне белой и довольно крепкой. Различаясь лишь по толщине, фактуре, ломкости и иным параметрам. Но при любом раскладе этот писчий материал на голову превосходил бересту по своим качествам. Да и пергамент терялся перед ней из-за своей нестабильности [190] . А уж цена… она вообще добивала. На книгу из пергаментна требовалось извести целое стадо или даже два.

190

Толщина кожи животных обычно довольно сильно колеблется от места к месту, что усугубляется выделкой. Это уменьшало выход и удорожало материал.

А тут…

Даже продавая лист бумаги за восьмую часть от стоимости такого же пергамента, можно было озолотиться. Если получится договориться о сбыте. Так-то в эти годы ничего подобного нигде в мире не делали. Даже в Китае, где бумага все еще была довольно рыхлая из-за того, что ее не прессовали. А значит, в теории, римляне могли ей и в Индии торговать с хорошей нормой прибыли, и далее…

Бумага стала первым проектом, которым «рулил» не сам Беромир. Он сформировал рабочую группу во главе с Красным листом — ведуном из своего клана. Подрядив на это дело Добрыню с женой и еще парочку заинтересовавшихся ребят.

Мало.

Но для стадии экспериментов и их хватало.

Кроме того, на Красном листе обкатывался метод простейшей аналитической работы. Он фиксировал опыты. Откуда, что, куда, как, сколько и так далее. Формируя своего рода карточки. А потом обсуждал с Беромиром свои наблюдения. Что делало эксперименты не только осмысленным и системными, но и довольно продуктивными.

Молодой ведун лишь изредка подсказывал и направлял дела, держась в целом определенной дистанции. Просто чтобы прокачать этого ведуна до уровня компетентного и осознанного помощника…

— Надо же, какие ровные листы… — покачал головой Борята, разглядывая их в сушильне.

Но как-то равнодушно.

Пусто.

Отстраненно.

Хотя все, кто их видел из местных, приходил в восторг. А он… Впрочем, он только-только прибыл. И прямо от лодки направился к Беромиру, найдя его на осмотре заготовок.

— Ого! Это кто тебя? — спросил ведун, кивнув на свежий шрам.

— Набеги идут.

— Набеги?! Все не унимаются?

— Словно обезумили.

— Кто именно приходил? Снова роксоланы?

— Нет. И кельты тоже — нет. А вот небольшие отряды наших дальних соседей — да. Что живут через клан или два от нас. По десятку иногда два мужей.

— Доспехи какие у них? Оружие?

— Как мы раньше. В лучшем случае, плетеный щит и копье с костяным наконечником.

— И сколько их уже случилось, этих набегов?

— Только мы пять набегов отбили. Где-то вырубая подчистую, где-то отпугивая.

— Сколько у тебя ребят осталось? — напрягся Беромир, пораженный масштабом.

— Шестеро, не считая твоих учеников. Но трое из них ранены, не сильно, однако, щит держать не могут. Да-а-а… Если бы не эти щиты и броня — все бы мы давно полегли.

— Остальные родичи как?

— Третью часть родичей поубивали.

— Плохо дело… — пожевав губы, произнес Беромир, сильно помрачневший лицом.

— Потому и пришел к тебе.

— Соседи как? Волки разве не сказывали, что набежники идут?

— Они сами прятались и разбегались. Их две дружины еще три набега перебили. Удачнее нашего. Раненых пятеро, но все выжили. Но они сообща двумя дружинами воюют. Из-за чего их всегда оказывалось больше, чем набежников.

— Ты с этими, что в набег приходили, разговоры не разговаривал? Чего они хотели?