"Фантастика 2025-71". Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
— Ясно. Занятно. Что еще он просит?
— Лорики хаматы. Сотню. Пилумы тяжелые. Тысячу.
— Тысячу?! Куда ему столько?
— Самому интересно, — развел руками центурион. — Но с пересказов Вернидуба именно пилумами Беромир останавливал роксоланов с кельтами. При правильном использовании в лесу они оказались чрезвычайно полезны.
— Не удивлен. Хорошо. Давай дальше. Что еще?
— Десяток хиробаллист и пять онагров [182] .
— Ого!
— Он в глубине варварских лесов строит укрепление, и ему нужны такие машины для их обороны. Но вряд ли мы сможем их выделить.
182
Хиробаллиста — это легкая торсионная метательная машина с двумя плечами и силой натяжения около 300–500 кг. Обычно стреляла по настильной
— Да и сотню хамат, полагаю, тоже.
— Он готов оплачивать наши товары компасами. И я не вижу ничего скверного в том, чтобы защитить свои вложения. К тому же, в руках варваров все эти машины скоро придут в негодность. Но их все одно быстро не сделать. Не раньше будущего лета.
— Вооружать варваров опасно.
— Если не вооружать конкретно этого варвара, мы можем потерять источников компасов. А этот механизм бесценен для моряков.
— Марк Аврелий мне его показывал. — излишне равнодушно ответил квестор. — Ладно. Это все?
— Отчего же? — улыбнулся центурион и, подойдя к столу у стенки, взял с него тубус. Открыл его. И извлек целую пачку листов неплохо выделанной бересты, покрытой надписями. — Вот здесь список Беромира на его языке с нашими пометками.
— Так много?
— Из готовых изделий он доспехи и кое-что из оружия и тканей просит. В основном же ему нужно зерно, соль, медь, олово, свинец и много всего иного. Самым интересным, на мой взгляд, является этот лист. Взгляни.
— Семена?
— Да. Много разных семян. В том числе довольно необычных. Вот это, — ткнул центурион пальцем, — «китайский горох» или «соя». Я ни того, ни другого названия не слышал. Однако здесь дано исчерпывающее описание его и места, откуда его брать.
— Держава на восходе, откуда поступает шелк, — медленно произнес квестор. — Это надо с парфянскими купцами связываться.
— Ему нужен всего мешок. И он готов за него дать целый компас.
— Что же такого особенного в этом горохе?
— Увы, мне этого не известно. Вернидуб тоже не знал.
— А это? Снежный бамбук? Что это такое?
— Бамбук, как сказано в описании, это трава такая, что растет в тех же землях, где и соя. Достигает высоты в несколько ростов человека и не уступает дереву в прочности, а то и превосходит. Она бывает разная. Беромиру нужны саженцы того вида бамбука, который выживает в снегах и терпит морозы [183] .
183
До Ледникового периода в районе Европы, в том числе северной, произрастали бамбуковые рощи. Да и в XX-XXI века бамбук потихоньку возвращался в сады Европы, имея морозостойкость до минус 26–28 градусов по ряду природных видов. Например, Курильскому эндемику. В 168 году был еще климатический оптимум, так что в районе Орши трескучих морозов крепче 26–28 случалось нечасто. Открывая возможности для селекции и адаптации, особенно учитывая быстрые циклы развития, характерные для бамбука.
— Для чего ему такая трава?
— Если бы я знал! — пожал плечами центурион. — Назначение большинства запрошенных им товаров мне просто непонятно. Пожалуй, только сам Беромир сможет ответить на эти вопросы, если пожелает…
Глава 9
168, серпень (август), 5
Он снова подошел к коню.
Тот недобро на него поглядел и начал пятиться, пока не уткнулся крупом в стенку стойла. Развернуться и попытаться лягнуть он тут не мог — узко.
Клац.
Щелкнули зубы коня совсем близко. Сам же он со страхом и раздражением смотрел на хомут [184] . Незнакомый ему. Непонятный. А тут этот малознакомый человек тычет им в морду…
Мужчина достал из кармана и протянул коню сладковатый корень рогоза. Морковки-то, не имелось. Вот и приходилось выкручиваться.
Тот чуть помедлил и осторожно взял его, косясь на хомут.
Потом еще один.
И еще.
Все это время Беромир разговаривал с конем и пытался
его успокоить. Слова, понятно, тот не понимал, но вот интонацию — вполне. А молодой ведун не только приговаривал, подкармливая вкусными корешками, но и поглаживать начал, пусть и не сразу.184
Хомут был изобретен в Китае в V веке н.э. В Европу попал около 920 года, стал широко употребим только к XII веку, став прорывным решением, открывшим новую веху в сухопутной логистике.
И новый заход.
Чуть отойдя назад, мужчина поднял хомут и попробовал его надеть.
Небольшая ломка.
И конь, прижав уши и очень нехорошо глядя, уступил.
Чуть-чуть постоял, явно прислушиваясь к ощущениям.
Дал затянуть хомут и закрепить ремни, не дающие ему съезжать вперед. Для чего ему пришлось выйти из стойла.
Снова постоял, помотав головой и раздраженно фыркая. Походил. Побегал на поводке. Привыкая к ощущениям. Хомут ему явно не нравился, но скорее психологически…
«Сортирные страдания» подтолкнули Беромира к новым экспериментам. В этот раз с лошадьми, в поисках способов повысить производительность труда. Удельную. В пересчете на один человеко-час. Людей-то сильно не хватало, и хотелось использовать труд каждого с максимальной отдачей. И почти сразу он уткнулся в то, что на местных запряжках повозка получалась весьма неэффективна. Ременные упряжки сильно давили на шею, не давая нормально нагружать повозку [185] , да и жесткой сцепки не выходило, из-за чего на спусках она била лошадь по ногам.
185
Автор в курсе исследований Georges Raepsaet 1970-х годов, но считает их не вполне корректными, так как продвинутая ременная запряжка не применялась в Античности, что видно на статуях и мозаиках, хотя именно это предположение лежит в основе модели «гужевого оптимизма». Гало-римская запряжка была довольно архаичная, а потому для нее верны исследования Richard Lefebvre des Noettes, сделанные в 1910 году, и говорящие о том, что одна и та же лошадь с классическим хомутом может сдвинуть втрое больший вес, чем с античной ременной упряжкой. Продвинутая же ременная упряжка сформировалась на рубеже XVIII-XIX веков, оставаясь даже сейчас едва ли пригодной для грузовых повозок (как и любая иная без жесткого скрепления). И да — Беромир не в курсе всей этой истории и оперирует известными ему данными, а именно хомутом из воспоминаний и местной ременной упряжкой.
Печальная особенность.
Очень.
Но именно из-за нее местные повозки этих лет практически не превосходили вьючный метод. Да, он несколько уступал в грузоподъемности, но с лихвой компенсировал это удобством на перепадах высот. Что влекло за собой массу негативных последствий. Например, чрезвычайные трудности в формировании толкового воинского обоза или низкую производительность сухопутных перевозок товаров. При таком подходе ведь нормально ту же лошадь не используешь.
Приходилось возиться с волами. Ярмо вполне позволяло получить хорошую сцепку и добрую тягу. Одна беда — скорость. Волы под грузом обычно обгонялись даже идущим шагом человеком, то есть, едва ползли со скоростью порядка 2–3 километров в час.
Этого было мало.
Очень.
Совсем.
Да и волов у Беромира не имелось под рукой. А лошади… Он уже столкнулся с тем, что даже одно более-менее приличное бревно одно «копытное» с трудом тащило по лесу. Нет, понятно. Если ориентироваться на те небольшие деревца, которые он поначалу добывал в первые месяцы тут — да, не проблема. Но с нормальными уже наблюдались заметные трудности. Лошадь не тянула добрым образом и быстро уставала. И с этим требовалось что-то делать.
Конструктивно хомут представлял собой довольно простое изделие. Две деревянные дуги. С одного торца они соединялись куском кожи как шарниром, с другого — затягивались бечевкой. Изнутри обшивались толстым слоем войлока для мягкости. Ну а дальше по ситуации. Например, под внутреннюю покрышку можно было положить валик, набитый ветошью для пущей мягкости.
Вся сложность заключалась в том, чтобы подобрать размер и форму этих самых дуг подходящим образом. Дабы хомут ложился на плечи лошади и не давил на ее шею. Беромир-то ничего про это толком не знал и мог пытаться лишь воспроизвести принцип. Видел сколько-то раз и все. Не более. Вот и экспериментировал.
Это был уже седьмой заход.
И, судя по всему, удачный.
— Дышит хорошо, ровно, — заметил один из роксоланов.
— Тогда давай цеплять волокушу. Посмотрим, как под грузом.