"Фантастика 2025 -72". Компиляция. Книги 1-16

Предводитель менестрелей злобно смотрит на хозяина, сплёвывает на утоптанную пыльную землю двора, разворачивается и направляется к своему фургону.

— Пойдёмте, братва, нам тут не рады, — бросает он на ходу, и его компания, недобро переглядываясь, отправляется следом.

Менестрели загружаются в тесный фургончик, где им придётся спать вповалку, толкаясь на укрытом ветхими грязными тряпками полу, и выезжают за ворота. Там повозка останавливается.

— Проберись и разузнай про них всё, что сможешь! — напутствует их предводитель мелкого молодого хобгоблина. — Кто они такие, откуда взялись, куда едут. «Буффонада», ишь.

— Есть, шеф! Но зачем?

— Сдаётся мне, эта дорога тесновата для двух бродячих театров.

Глава 3 Прекрасная дварфийская дева

— Это они называют «континентальным завтраком»? — ворчит табакси. — Интересно, какого континента? Этим и пикси не накормишь.

— Давняя традиция таверн, — сообщает ему Спичка. — Хочешь отправиться в дорогу сытым, доплачивай. Ничего, в фургоне пожуёте.

— Жадная ты, дамочка, — вздыхает Рыжий Зад. — Сколько вчера собрали?

— Сколько собрали — всё наше.

— Я же видел, неплохой сбор.

— У нас были большие вложения. Фургон. Припасы. Жуть эта реликтовая…

— Брмр, — рокотнул ленивец.

— Вот именно. Инвестиции надо отбивать, а не проедать прибыль.

— А мне тут понравилось, — говорит, улыбаясь, Завирушка. — Постель мягкая, и её не надо делить с Фаль. И завтрак неплохой, даже кофе подали.

— Я как-то даже отвык от несолёного кофе, — жалуется мрачный Полчек. — Чем вчера всё кончилось? Почему-то я плохо помню вечер.

— Ещё бы, — язвительно отвечает ему Спичка, — под конец ты надрался как полурослик на дварфовской пьянке.

— Слишком много эмоций. Моя тонкая творческая натура подверглась ужасному стрессу.

— Вину она подверглась! Да запрягайте уже!

Ленивец, которым командует взобравшаяся в седло Завирушка, встаёт в оглобли. Тройняшки закрепляют сбрую.

— Поехали, Шурумбурум! — звонко кричит девушка, и фургон, скрипя, выезжает за ворота.

— Франциско!

— Да, господин.

— Я плохо помню, но, мне кажется, новая трактовка образа Падпараджи имела определённый успех?

— Оглушительный успех, я бы сказал. Я чуть не оглох от криков публики.

— Это надо отметить! Вина мне!

Пан недовольно топочет копытцами взад-вперёд по коридору раскачивающегося на ходу фургона, остальные смотрят на него, поворачивая головы то вправо, то влево.

— Я возмущён, — сообщает он, наконец. — Я возмущён тем, как легко вы скатились до трактирного уровня!

— Я бы назвала это «уровнем окупаемости проекта», — парирует Спичка, встряхивая мешок с серебром.

— Вам лишь бы денег заработать!— восклицает козёл.

— А что плохого в деньгах? — удивляется табакси.

— Деньги не цель, а средство!

— Без средств до цели не доберёшься!

— Хватит вам, — сказал примирительно Кифри. — Я не вижу здесь противоречия. Наша игра приносит людям радость, люди возвращают её нам звонкой монетой.

— А как же искусство? — возопил Пан.

— А почему это не искусство? — удивился Кифри.

— Наш козлоногий драматичен,

как будто в зад ему воткнули

две кочерги и поварёшку,

хотя он вовсе лишён зада, — ворчит Шензи.

— Из-за такого оснащенья

его подхвостного устройства,

он неспособен облегчиться,

и так и ходит, говна полон, — добавляет Банзай.

— А всех причин того говнизма,

что в новых наших постановках,

нам режиссёры не потребны,

и ему нету оправданий, — закончил Шензи.

— Мои сиблинги считают, — пояснил Эд, — что Пан просто чувствует себя в новом формате недостаточно востребованным, оттого и переживает «за искусство». Может быть, нам стоит найти ему новую нишу? Барабанщик он вполне приличный…

— Идите к демонам! — обиделся Пан. — Я о серьёзном, а вы…

— А мы театр буффонады, — заявил табакси. — Для нас быть серьёзными — профнепригодность. Ни одного серьёзного слова со сцены, вот наш новый девиз!

— Вы просто невыносимы! — заявляет козёл, и, не имея возможности демонстративно удалиться, демонстративно отворачивается.

* * *

— Фаль! — окликает Завирушка задумавшуюся гномиху.

— А? Чего? Прости, засмотрелась.

— Тебе не обидно, что Падпараджу теперь играю я?

— Ничуть. У тебя отлично получается.

— Но это же главная роль!

— Ну и на здоровье. Я не настолько серьёзно отношусь к своей сценической карьере.

— Тогда почему ты актриса?

— Потому что это весело. Потому что это занятие ничем не хуже любого другого. Потому что мне нравится внимание публики. Потому что это важно Пану, а он мой личный демон. Целая куча причин, как видишь. Но я не лелею мечты однажды блеснуть и стать великой, как Мья Алепу. К тому же, она плохо кончила.

— Последнее, что я могла себе представить, когда росла в монастыре, что стану актрисой, — сказала задумчиво Завирушка. — И вот я пляшу перед публикой в трактире. Странно, да?

— Не так странно, как ты думаешь. Думаю, в монастыре у тебя было не очень много возможностей поплясать.

— Конечно, — смеётся Завирушка, — настоятельницу бы удар хватил.

— Значит, у тебя в организме образовался недопляс. Представь, стала бы ты птахой, солидной служительницей, настоятельницей чего-нибудь. Недопляс всё копится и копится, а потом вдруг прорывается — и ты начинаешь выплясывать прямо в храме!