"Фантастика 2025-78". Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
– Не говори загадками.
– Владычица Флора и ныне заключена в алмазный склеп, и проснётся она в тот день, когда царству Кетт суждено будет восстать из праха. И этот день близится. Оглянись!
Флора медленно и с некоторой опаской оглянулась и увидела, что за её спиной прямо на траве стоит сверкающее тысячами граней ложе, казалось, и впрямь выточенное из цельного алмазного монолита. На нём постелен тонкий матрац и лежит подушка, обтянутая светло-синим шёлком, а сверху в воздухе висит сверкающий купол из того же драгоценного материала. На подушке лежит изящная золотая диадема с огромным изумрудом, а рядом аккуратно разложены тонкий клинок в костяных ножнах с золотыми накладками, скипетр, лёгкие стальные золочёные чешуйчатые доспехи, короткая шёлковая безрукавка и кожаные сандалии с высокой шнуровкой, прошитые золотой нитью.
– Переодевайся и укладывайся! – Богиня, казалось, теряла терпение. – Или ты хочешь, чтобы дэвы помогли тебе?
–
– Ложись и постарайся заснуть, – посоветовала богиня. – Ты должна отдохнуть. Тебе понадобится немало сил…
Ощущение было такое, будто приходится ложиться в гроб. Сверкающий камень был жёстким, и холод его чувствовался через тонкую ткань подстилки. Одежда тоже не отличалась удобством, а золотая диадема сползла на лоб, едва она положила голову на крохотную подушечку, которая действительно больше подходила покойнику, чем живому. Флора с сомнение глянула на богиню, которая так и не пожелала представиться, положила ладони на рукояти меча и скипетра. В тот же миг висевший над ней алмазный купол распался на тысячи искрящихся брызг, которые закружили перед глазами, исчезая и вспыхивая вновь, пока их не унёс порыв ветра, вслед за которым наступила тишина. Темнота окутала глаза, почему-то невозможно было пошевелиться, а откуда-то издалека начал доноситься тихий и вкрадчивый голос, который становился всё громче и яснее. Вскоре отдельные звуки и обрывки слов слились в связную речь: «… и с той поры, как изнанка небес начала излучать свет, на исходе ночи лучезарный Шамаш отпирает гору восхода, проходит по верхней тверди и одаривает мир своим теплом, пробуждая его к жизни. Небесные письмена звёзд отражают расположение земных рек и пустынь, низин и возвышенностей, городов и храмов, но равнять земное и небесное было бы проявлением величайшей гордыни, достойной лишь гнева богов. Небесная твердь неизмеримо обширнее тверди земной, и всё, что случается там, определяет судьбы людей, народов и царств. Всё, что происходит внизу – от людских владений до обители ануннаков – предначертано небесами. Но самое важное, что определяет судьбы живущих, происходит в безлунные ночи, когда в невидимом чертоге встречаются лучезарный Шамаш и круглолицая Син, потому что…»
Она помнила наизусть этот текст, написанный на одной из древних клинописных таблиц, хранившихся в музее древней истории Кетта. Большинство коллег сходились во мнении, что это мастерски сделанная подделка, которую оставил потомкам некий фальсификатор, живший пару сотен лет назад – чтобы поставить в тупик лучшие умы будущих веков. Упоминаний о ночном светиле, «освещающей путь влюблённым круглолицей Син» – не встречалось больше ни в одном документальном источнике, да и в ночном небе её никто никогда не видел. Но почему-то всегда хотелось верить в то, что это не выдумка, не фантазия досужего лирника, в то, что Син лишь умело прячет за облаками свой лик от тех, кто доверяет лишь собственным глазам и холодной логике. Да, её никто никогда не видел воочию, но почему-то она порождала множество легенд и сказаний, и едва ли бабушки, рассказывая своим внукам сказки перед сном, хоть раз видели ту керамическую табличку, где сохранилось это единственное упоминание. Может быть, когда-то у людей было иное небо? То самое, где сияло ночное светило?
Неторопливый ход мыслей постепенно сливался с негромкой и неторопливой музыкой, которая манила куда-то вдаль – туда, где, медленно поднимаясь над пологими холмами, постепенно становясь всё ярче, среди россыпи звёзд светилась лучезарная Син. Алый диск лежал на линии горизонта, но, поднимаясь всё выше и выше, он наливался золотым сиянием. И чем быстрее она двигалась ему навстречу, тем дальше, тем недосягаемее становился он…
Сон отступал медленно, и с ним почему-то не хотелось расставаться. Перед глазами стояла непроглядная темнота. Флора опустила веки, надеясь, что наваждение схлынет, и распахнула их снова. Может быть, всё, что с ней произошло за последние недели, было всего лишь сном? И сейчас, стоит проснуться, увидишь потолок, оклеенный выцветшими обоями и освещённый тусклым светом уличного фонаря, который пробивается в окно сквозь замутнённое стекло. А левой рукой можно будет
дотянуться до обшарпанной тумбочки, на которой стоит стакан с водой. Нет! Ничего такого… Ничто не предвещает возвращения в реальность. Есть только тьма, которая растекается из центра грудной клетки, постепенно заполняя всё тело.Может быть, это и есть смерть? Наконец-то смерть…
Она попробовала пошевелиться, но тёмное пространство воспротивилось этому. Что-то невидимое, что-то твёрдое и холодное плотно облегало её тело и препятствовало движениям.
Может быть, это продолжение сна?
Может быть, исчез окружающий мир, а она осталась?
– Нашёл! – донёсся извне чей-то радостный вопль, заставивший её вздрогнуть.
– Где?
– Сюда!
Послышался топот сапог, и торопливые пятна света пробежали по каменному своду, изъеденному глубокими трещинами.
– Вот те раз! Пошли, называется, прогуляться…
– Нет, ты глянь!
Яркий свет ударил в глаза, и ей пришлось зажмуриться.
– Смотри – кажись, моргает.
– Да ну, глючит тебя.
– Нет, правда!
– Давайте вытащим.
– А пролезет?
– Да я за такое дело камни грызть буду! Вытащим.
Тут она ощутила, будто её неподвижное тело плывёт куда-то по невидимым волнам.
– Эй, может, не стоит её ногами вперёд-то. Живая, вроде.
– А? Верно. Давай-ка развернём.
В темноте над прозрачной крышкой её саркофага мелькнуло освещённое фонарём небритое худощавое лицо.
– Взяли!
Какие-то люди, бранясь и споря, несли её по каменному лабиринту. Это тоже могло быть сном. А могло и не быть… Однако сон затягивался. Незнакомцы часто отдыхали. Им явно не терпелось вытащить свою находку на свет, но она оказалась слишком тяжёлой, и поэтому приходилось останавливаться буквально через каждую дюжину шагов. В конце концов, один из них убежал за подмогой, и его не было довольно долго. Второй на это время выключил фонарь, видимо, чтобы сберечь заряд батареи. Но на месте ему не сиделось. Едва отдышавшись, он начал ходить вокруг саркофага, спотыкаясь и бормоча что-то себе под нос. Так прошло не меньше часа, а потом в темноте раздалось пение – сначала тихое, а потом всё более уверенное: «Славно молиться тебе, мольба смертного легко достигает ушей твоих! Видеть тебя – благо, воля твоя – светоч! Помилуй меня, Инанна, надели заслуженной долей! Ласково взгляни на меня, прими молитвы! Выбери путь, укажи дорогу! Лики твои я познал – одари благодатью! Ярмо твое я влачил – заслужу ли отдых? Велений твоих жду – будь милосердна! Свет твой хранил – обласкай и помилуй! Сиянья искал твоего – жду для себя просветленья! Всесилью молюсь твоему – да пребуду я в мире! Да будет со мной Шеду-хранитель благой, что послушен тебе! Милость духа-хранителя, ниспосланного тобой, да пребудет со мной! Да прибавятся мне богатства, что хранишь ты справа, добро, что хранишь ты слева, да получу от тебя я! Прикажи лишь – и меня услышат! И что сказал я, пусть и свершится! В здоровье плоти и веселья сердца веди меня каждодневно! Продли мои дни, прибавь мне жизни! Да буду жив я, да буду здрав я, твою божественность да восславлю! Да достигну я исполнения моих желаний! Тебе да возрадуются Небеса, с тобой да возликует Бездна! Благословенна будь богами вселенной! Великие боги сердце твое да успокоят!»
Серое просторное небо открылось перед ней внезапно, а потом его загородило несколько лиц, то ли испуганных, то ли взволнованных, то ли просто изумлённых.
– Нет, ну не может быть такого…
– Как же не может, если – вот.
– А ну, расступись! Алазар идёт.
Мешанина лиц мгновенно исчезла, теперь над ней склонился седобородый старик, и по его морщинистым щекам текли слёзы.
– Вот и дождались… Погоди, милая. Сейчас. – Чувствовалось, что старик волнуется, как будто случилось нечто такое, чего он ждал всю жизнь и на что уже перестал надеяться. – Эй, зубило сюда несите, что ли!
Появились два парня в рабочих комбинезонах и с ящиком инструментов.
– Алазар, вы того… Подвиньтесь, – сказал один из них, а другой извлёк из ящика зубило и тяжёлый молоток.
Старик поднялся с колен. Сразу же послышались удары, и прозрачная скорлупа, в которой было заключено её тело, начала сотрясаться.
– Поаккуратней вы, дуболомы! – прикрикнул на них тот, кого называли Алазаром, и в тот же миг крышка саркофага качнулась. Оказалось, что её можно просто сдвинуть. Парни поспешно подхватили её и оттащили в сторону.
– Вставай, владычица. Без тебя многие беды творятся. Вставай, драгоценная ты наша. – Старик, казалось, обращался вовсе не к ней, он просто шептал эти слова, как молитву, как заклинание.
Флора почувствовала, что свободна. Она подняла руку, посмотрела на своё изящное запястье, на котором красовался платиновый браслет с крупным изумрудом на каждом звене – украшение времён Второго Царства, настоящее сокровище. И кожа светилась тёплым ровным загаром, как после курорта, как после давней поездки к Западному океану, которая случилась ещё до войны, в прошлой жизни, о которой следовало давным-давно забыть.