"Фантастика 2025-80". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Следователь, признаться, слегка обалдел. Призрак, судя по всему, тоже: он перестал вертеться и завис на одном месте, озадаченно потряхивая краями «простыни».
Гастон, тем временем, заметив, что его действия возымели эффект, принялся носиться на месте, высоко подпрыгивая. Но это длилось недолго: старый ковер собрался под ногами администратора в складку, и Гастон, вопя и матерясь, шлепнулся, зацепив стоявшую на небольшом постаменте вазу (которая, упав на пол, на удивление, не разбилась).
К счастью, Фигаро, наконец, закончил вплетать в заклятье блок самонаведения.
На этот раз призраку не удалось увернуться: заклинание, описав красивую дугу, догнало светящуюся тушу на развороте и со звоном врезалось в цель.
Но произошло вовсе не то, чего ожидал Фигаро.
Призрак и не подумал
Следователь закатил глаза к потолку и вздохнул.
— Барон, — раздраженно произнес он, — вам больше нечем заняться? Что это за детские шалости?
— Прошу прощения, — барон Оберн со смехом стянул с себя покрывало, которое тут же перестало светиться — очевидно, это было простейшее заклятье люминесценции. — Но я слишком долго сидел безвылазно в этом чертовом замке. Самоизоляция плохо влияет на психику. Мне действительно скучно. Извините, что разбудил, но… может, вы хотите еще вина? Не откажусь от компании.
— Можно было просто постучать в дверь, — прошипел Гастон, потирая ушибленное колено. — А не весь этот цирк… Ладно, а что к вину? Дичь осталась?
— … кстати, а кто вообще заставляет вас торчать в замке? Ладно, в Столицу вы, понятно, не поедете. Но просто прогуляться? Всегда можно найти адекватных людей, спрятаться под личиной, в конце концов…
В этот раз они разместились в парковой беседке. Мирно светили «вечные» алхимические фонарики в разноцветные стекла которых бились ночные бабочки, шуршала в кустах мелкая живность, чернел вдали зубчатой колоннадой лес. Ветерок доносил откуда-то резкий, буквально удушливый аромат ночных фиалок; замок темнел загадочной древней громадой, царапающей звездное небо, но, в целом, в парке было вполне уютно. И гораздо теплее, чем в комнатах, отметил про себя следователь.
— Ха! — Барон махнул рукой, — вы думаете, я не пробовал? Но я не могу отойти от Шератона больше, чем на милю. Даже меньше.
— Что? Но почему?
— Не получается. — Барон развел руками. — В какой-то момент словно упираюсь в невидимую упругую стену. Вот и сижу здесь как шавка на привязи, прямо аж тошно.
Фигаро нахмурился и что-то быстро черкнул в своем блокнотике.
— Забавно… Ладно, сделаем замеры на месте, чего тут гадать. Но вы не думал, что вас… м-м-м-м..
— Прокляли? — Оберн криво усмехнулся. — Думал, конечно. И не раз. Даже о родовых проклятиях думал. Но, во-первых, в моем генеалогическом древе все чисто, а, во-вторых, проклятие можно локализовать и подвергнуть анализу — это ведь просто вид заклинания. Думаете, чем я тут занимался в свободное время? Поначалу вся эта ситуация казалась мне даже забавной. Я рассуждал так: времени у меня вагон, знания и какое-никакое оборудование тоже есть. Справлюсь. Но не тут-то было. Потому-то и послал за колдуном — одна голова хорошо…
К северу от замка в глубине леса что-то утробно взрыкнуло, и компания замерла в тишине, прислушиваясь, но звук не повторился.
— Всякой жути тут, конечно, хватает, — тихо произнес барон оглядываясь по сторонам. — Так что если думаете поставить палатку в парке — гоните эту мысль прочь. Химеры, кикиморы, Ночные Вдовушки, баньши — из тех, что постарше и поматерее — много сюда всякой дряни лезет. Иногда, когда совсем скучно становится, устраиваю на них ночные охоты — я вам еще трофеи покажу. У меня в комнате над камином висит башка кикиморы.
— Настоящей кикиморы?!?
— Самой настоящей ксеноморфус. Грохните меня — можете забирать. И все, что в сундуках в потайной каморке за второй винной бочкой — тоже ваше. Там золото, камушки, серебро в слитках… А, и эти… облигации Квадриптиха. Если они еще кому-то нужны.
— Облига… Квадри… — Гастон протяжно икнул. — А, простите, на какую сумму?
— Да тысяч на десять. Ерунда, — барон небрежно махнул рукой и занялся кувшином с вином, а Фигаро подумал, что сейчас облигации Белой Башни за подписью Мерлина потянули бы на миллион или около того. Это были сумасшедшие деньги; сейчас Оберн мог всю округу застроить замками.
—
Но ваш замок — не эфирная аномалия.— А! — Барон поднял палец, — вот тут вы, Фигаро, не правы. Точнее, не совсем правы: замок является источником спорадических эфирных аномалий, лишенных всякой системы. Это нечто вроде вспышек, импульсов, источник которых находится где-то глубоко под фундаментом. Иногда это легкий эфирный «шорох», иногда — настоящая буря, затрагивающая ткань реальности. Поэтому странностей здесь, в окрестностях, хватает.
— Может, источник в катакомбах под замком?
— Да нет под замком никаких катакомб, — барон устало вытер вспотевший лоб. — Есть винный погреб и, конечно, пара тайных тоннелей, на случай побега, но и только. Хотел бы я знать…
Бу-у-у-у-ум! Пульсация, которую почувствовало все тело, удар чего-то большого, мощного, словно где-то глубоко под землей огромный молот упал на наковальню. Огоньки фонариков дрогнули, на мгновение вспыхнули ярко-красным, и, мелко подрагивая на невидимом эфирном ветру, опять засветили ровно.
— Во, видели? — Барон отхлебнул вина и промокнул пухлые губы платком. — В последнее время все чаще. Черт его знает, что это такое. У меня одно время была теория, что «виталис» который я извлек из разбойников ушел куда-то внутрь горы, и открыл там нестабильный разрыв-аномалию. Но потом я понял, что это глупо, потому что если это так, то что тогда вошло в меня? Да и энергии на такой разрыв ушло бы куда больше… Впрочем, не знаю, я в этой области метафизики не силен.
…Выпили еще, и разговор постепенно перетек в другое русло:
— Да почему же «не уважал», Святый Эфир?! Я нормально относился к старику Мерлину, поверьте. Он был жестким, несгибаемым как арматурный прут, но всегда прощал идиотов… Правда, потом к чему-нибудь значимому их уже не допускал. И вертикаль власти он выстраивал так, чтобы ему приходилось делать минимум объяснений. Приказ — исполнение, все. Провалился по объективно причине — переделывай. Провалился потому что идиот — пошел вон. Мерлин любил не учитывать мнения людей, в которых не был заинтересован, потому-то аристократия и взбунтовалась. Но у старого колдуна оказалось достаточно сил, чтобы погнуть всех недовольных в бараний рог — может, если между нами, оно и к лучшему.
— Мерлин строил автократию одного бессменного лидера.
— Мерлин строил утопию. Автократия была лишь промежуточным этапом. И, заметьте: он победил в Большой войне и сумел нагнуть аристократию лишь потому, что у него была поддержка черни. Жизнь простого человека постоянно улучшалась, а вот тем, кто вчера на нем паразитировал приходилось несладко. Вот представьте себе: жил да был себе какой-нибудь граф Новоструйский. Ездил на охоту, жрал ананасы, пил вино по сто империалов за бутылку, а подкурившись гашишем пописывал стишки в беседке. И была у него фабрика, на которой работало две сотни человек, которые иногда мерли прямо в цеху с голодухи. Оторвало тебе станком руку — сам дурак, пшел вон. Иди на паперть, или сразу ползи на кладбище. И тут появляется какой-то там Мерлин: всем паспорта, муниципальные больницы, а не хотите ли поработать на Белую Башню? Вот вам рабочие места, бараки — зато не на земле спать, пенсии, жалованье в твердом империале, а за выслугу лет вот вам квартиры — даром что будка, зато своя, а вот еще больничные листы, да и лечить вас будут наши алхимики за наши деньги — и что в итоге? Половина народу с фабрики графа Новоструйского ушла, а те кто остался, собаки, требуют всяческих привилегий, а там кто-то вообще о профсоюзах заговорил! Князь только-только закончил микстуры глотать, отошел, понимаешь, от нервического расстройства, а тут из Белой Башни приказ хлоп на стол! Десять процентов годового дохода — в казну! И прибудет к вам на следующей неделе куратор-колдун, которого извольте обеспечивать, жалование ему платить исправно и все рекомендации того колдуна брать на карандашик. А на то, что вы, любезный, граф и предки ваши где-то там отличились, мне, Мерлину, плевать с вершины Белой Башни. Получите, распишитесь. И вот граф Новоструйский, обливаясь горючими слезами, переводит в наличное золото все, что только может, валит куда-нибудь в Лютецию и сидит там, в южных провинциях, пописывая мемуары. «Королевство, которое мы потеряли». Или, там, «Золотое поколение: растоптанные надежды».