"Фантастика 2025-86". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Не глядя налив себе в бокал одной из самых крепких отцовских настоек, младший Монтегрейн привидением бродил по дому. Сюртук остался валяться в гостиной, похоронная черная лента, которую по традиции вставляли в петлицу, была брошена в спальне, шнурок с волос — в столовой.
Он сделал всего пару глотков, но так и шатался с бокалом в руках и со стороны, должно быть, напоминал пьяного: взъерошенные волосы, полурасстегнутая, частично вылезшая из-за пояса брюк рубашка.
У фамильных портретов, вывешенных в коридоре и занимающих целую стену, Рэймер задержался. Казалось, великие предки смотрели на него с осуждением. Римель Монтегрейн,
Великий род: все боевые маги, полководцы, члены Совета, приближенные правителей. И их прекрасные супруги — гордые выпавшей им честью войти в семью Монтегрейнов, родившие им сыновей, продолживших знаменитый род…
Тошно.
Рэймер не любил Анабель так, как та того желала и заслуживала, но, потеряв окончательно, вдруг осознал, насколько она была ему дорога. Единственная, кто никогда не требовал от него быть кем-то, кем он на самом деле не является…
Монтегрейн остановился напротив ее портрета, последнего в длинном ряду. На картине Анабель улыбалась. Румяная, здоровая — и совершенно не похожая на себя.
Рэймер присутствовал при создании этого полотна. Отец запретил изображать невестку такой, какой она была в действительности — бледной, болезненно хрупкой, с синеватыми губами и неисчезающими из-под глаз фиолетовыми тенями. Лорд Монтегрейн хотел, чтобы потомки увидели его невестку такой же прекрасной, как ее предшественницы. А потому художник добавил Анабель румяные щеки и вдвое увеличил грудь. Отец был доволен. Сама Анабель сдержанно посмеялась. А он… он должен был отстоять право жены на ее истинное лицо на этой стене. Но она же и отговорила, не желая ссориться со свекром.
«Кому нужна твоя правда? — полушутя сказала тогда Анабель. — Я ведь так и правда красивее».
— Неправда! — рявкнул Рэймер, и его голос эхом разнесся по коридорам.
Запустил бокал с недопитым содержимым прямо в фальшивый портрет.
Попал. Рама закачалась, словно маятник, задев углом соседнюю, и с грохотом рухнула вниз к осколкам битого стекла.
Рэймер последовал ее примеру — спиной сполз по противоположной стене на пол и остался там, подтянув колени к груди и спрятав в них лицо.
После шума, поднятого упавшим портретом, тишина ночного дома показалась ещё более оглушающей.
Настоящее время
Говорят, если научишься ездить верхом однажды, то никогда уже не разучишься. Амелия научилась. В глубоком детстве. А с шестнадцати лет, с тех пор как вышла замуж за Эйдана, ни разу не садилась в седло. Бриверивз считал, что верховая езда не для леди.
И в тот момент, когда Монтегрейн велел привести ей коня, да еще и с мужским седлом, сперва Мэл подумала, что это такая жестокая шутка. Но ее надежды не оправдались: смуглый бородатый кузнец вывел с заднего двора оседланную серую кобылу.
С одной стороны, супруга можно было понять: после незапланированной встречи он не мог уехать в поместье верхом, оставив ее добираться самостоятельно. Также не мог уступить ей коня — с его-то ногой пешая прогулка до дома затянулась бы до полуночи.
С другой стороны, оставался другой выход: он — на коне,
она — рядом на своих двоих. И Мэл даже попробовала предложить именно этот вариант, за что получила от Монтегрейна такой свирепый взгляд, что осеклась и покорно пошла к лошади.Поговорки не врали — тело помнило. В свое время Амелия умела ездить как в мужском, так и в женском седле. Однако для мужского требовалась совершенно другая одежда, а на ней было обычное платье. К счастью, с широкой объемной юбкой.
Должно быть, когда она усаживалась на лошадку, со стороны это было тем ещё зрелищем. Но раз уж ее поставили в такие условия, Мэл упрямо закусила щеку изнутри и полезла в седло со всем возможным в сложившихся обстоятельствах достоинством.
Кузнец по имени Шон предложил помощь, но Амелия гордо отказалась. Монтегрейн помочь не предлагал. Он все еще стоял у калитки, вонзив кончик своей трости глубоко в землю, и по-прежнему смотрел на супругу так, будто придушил бы ее собственными руками — поразительный контраст в сравнении с той улыбкой, которую она видела всего-то четверть часа назад.
Юный Джерри придерживал кобылу под уздцы и успокоительно поглаживал животное по бархатистому носу, пока Амелия усаживалась. Подойти к лошади, взяться за переднюю луку седла, повернуться, развернуть стремя, вставить в него ступню, ухватиться за заднюю луку, оттолкнуться, перенести вес тела на одну ногу, а вторую перекинуть через спину лошади — было не сложно, несмотря на долгое отсутствие практики, тело и вправду помнило. А вот сделать все это в туфлях, не предназначенных для верховой езды, да еще и в платье, под двуслойными юбками которого — нижнее белье да голые ноги, оказалось задачей нетривиальной.
В итоге Амелия не могла с уверенностью сказать, удалось ли ей выполнить эту задачу достойно, но никто не рассмеялся, а с соседних дворов не сбежались зеваки. Поэтому она все с тем же напускным спокойствием и нарочито медленно расправила юбки, убедилась, что ноги прикрыты со всех сторон, и устремила взгляд на супруга сверху вниз.
— Я готова. Едем?
Он выглядел по-прежнему злым. Вскочил в свое седло куда быстрее, чем это сделала она, прицепил трость к луке, кивнул на прощание семье кузнеца и направил коня в сторону выезда из города.
Покачнувшись и с непривычки с трудом удержав равновесие, Мэл последовала за ним. Одолженная ей лошадка и правда оказалась смирной, а забытые навыки вспоминались с каждой минутой все больше. И, пересекая ворота, Амелия чувствовала себя в седле уже почти уверенно.
Монтегрейн ни разу не обернулся. Мэл ехала чуть позади, время от времени буравя взглядом его спину, но не решилась ни поровняться, ни окликнуть.
Однако стоило городским воротам скрыться из вида, супруг шумно выдохнул и сложился едва ли не пополам, склонившись к луке седла. Почуявший неладное конь замедлил шаг, как Амелии показалось, без всякой команды от седока.
А вот она сама испугалась.
— Лорд М… Рэймер, с вами все в порядке?
Амелия подъехала ближе, наклонившись к шее собственной лошади, чтобы разглядеть лицо супруга. Разглядела: плотно сжатые губы, застывшая гримаса боли и испарина.
Заслужила за свое беспокойство далекий от дружелюбного взгляд.
— В порядке, — прошипел Монтегрейн сквозь зубы. — Не видно?
Мэл поджала губы, глядя на спутника с сомнением. Что, если начнет падать? Не поймает и не поможет. А если он свернет себе шею?