"Фантастика 2025-86". Компиляция. Книги 1-21

Нахт растерянно сжал в кулаке скарабея с печатью.

– До гарнизона дня два, если не спеша и никому особо на глаза не показываясь, – деловито продолжал Бек и усмехнулся. – Только с едой уж не помогу, извини, – мы все раздали, сам помнишь. Раздобудешь что-нибудь по дороге. На худой конец, собаку эту свою сожрешь.

– Скорее уж она меня, – мрачно усмехнулся меджай. – Хорошо, командир, я понял. Не подведу. Ты только береги себя, ладно? Те люди сюда уже не вернутся, но все же…

– Не хорони меня раньше времени, – Бек подмигнул ему. – Скоро всяко свидимся. В конце концов, на одном и том же берегу службу несем.

Нахт кивнул. Ему очень хотелось в это верить.

Когда меджай вернулся в покой подготовки, девица уже перестала рыдать и даже успела слезть с ритуального стола. Теперь она сидела у стены в обнимку с собакой. Старик устроился напротив них и что-то тихо ей говорил. Когда Нахт переступил порог, все трое повернули головы, глядя на него.

– После заката уходим, – сообщил воин гостье, потом посмотрел на жреца. – Идти ведь она может? Нести не придется?

– Ну… это, конечно… насколько я понимаю… Но давай я хоть одежду ей какую принесу. А куда уходите? – во взгляде бальзамировщика отразилась тревога. Он словно чувствовал ответственность за ту, кого исцелял и, похоже, явно не верил, что эта девушка принесет с собой все беды Исфет.

Нахт постарался говорить мягче.

– В гарнизон. Там безопаснее. Командир Бек просил об этом позаботиться.

– Ну что ж, так правильно, пожалуй, – вздохнул старик и, кряхтя, поднялся. – Лучше уж так, чем в шкурах гнить, да… – бормоча что-то себе под нос, он вышел из зала.

И причем тут шкуры?

Меджай присел на корточки рядом с девушкой так, чтобы их глаза были почти вровень. Она смотрела на него недоверчиво, но вполне осмысленно, и крепко обнимала собаку. Если б не все обстоятельства, Нахт, пожалуй, назвал бы ее хорошенькой, только уж очень затравленная. И слишком худющая на его вкус. А так – точеное личико, хоть и немного опухшее от слез. Огромные глаза цвета золотистого сердолика, сейчас кажущиеся еще больше. И уж точно она не выглядела опасной, что бы там жрецы ни говорили… Хотя кто знает? Внешняя безмятежность бывает обманчивой – как мираж в песках Дешрет. Он не собирался терять бдительность, но и угрожать пока было незачем.

– Не бойся меня, – тихо проговорил он, показывая свой амулет с Оком и знаком бумеранга. – Я меджай, страж. Защитник. Отведу тебя в безопасное место. Ты меня понимаешь?

Девушка прищурилась, отвела с лица спутанные расплетающиеся косички, словно чтобы лучше разглядеть его. При этом она не расставалась с собакой, продолжая крепко обнимать одной рукой. Псина не возражала.

– Я пригляжу за тобой в пути. Там сейчас неспокойно, – продолжал Нахт так же мягко, словно говорил с ребенком или с диким зверем. – Но и ты уж постарайся не усложнять мне жизнь и не глупить, договорились?

Она чуть кивнула, но по-прежнему не проронила ни слова – видимо, пребывала в сильнейшем потрясении. Так они и сидели молча некоторое время, разглядывая друг друга, пока не вернулся старик.

– Придется тебе походить в моей тунике. Но если поясом стянуть, сойдет, – сказал бальзамировщик, сунув ей в руки сверток. – Да и всяко лучше, чем погребальное покрывало, правда же? А, вот еще что. Почему-то подумал, тебе это надо. Хоть какой-то амулет тебе в защиту, а этот попался неспроста, – старик протянул ей на ладони маленький кулон из голубого фаянса [160] грубовато сделанную статуэтку собаки или шакала – Инпу, возлежащего на своем святилище.

160

Египетский фаянс – особый материал, распространенный с древних времен. В отличие от привычного нам азиатского или европейского фаянса, это не вполне керамика, а скорее, запеченная каменная паста, особый состав из смеси толченого кварца, стеатита и других минеральных добавок. Изделия обжигались и покрывались глазурью и имели очень характерный голубовато-бирюзовый цвет, который так и назывался – «египетский синий».

Несколько мгновений девушка недоверчиво смотрела на амулет, поглаживая кончиками пальцев… а потом вдруг подалась вперед и крепко обняла бальзамировщика. Старик закашлялся – не то смущенно, не то растроганно. Собака ткнулась мокрым носом в ладонь Нахта, будто бы ободряя.

– Ладно, мы… кхм… выйдем, – сказал жрец. – Оденься пока. Тут вот и вода есть. Кладовые у нас правда пусты, но хоть вода.

Оба покинули зал. Старик тяжело шаркал, опираясь на Нахта, да так и не выпустил локоть воина, когда они вышли в коридор. Меджай не выдержал и тихо спросил:

– Послушай, мудрый… а ты как считаешь, она и правда может нести с собой Исфет? Ожившая мертвая? Ты когда-нибудь такое видел?

– Ой чего я только не видел, мальчик, – отмахнулся жрец. – Но, клянусь Богами, всю жизнь исполнял свои обеты и берег покой мертвых. То, что здесь теперь творится, – не по Маат все, и не по сердцу мне. А девочка эта… и правда пахнет Дуатом. Или же просто меня там уже заждались, вот и мерещится, – он тихо скрипуче рассмеялся, но Нахту стало несколько не по себе от его слов – как и от рассказа Бека до этого.

– Да ты не бери в голову, – добавил старик. – Видишь, живы ж мы пока. А ведь Боги могли распорядиться совсем иначе… В общем, отведи ее, куда велено, да и возвращайся к своим делам. Дел у вас, стражей, будет теперь еще больше, чем прежде, вот уж точно. Когда меняется эпоха, всегда приходится несладко, особенно нам, людям попроще.

Глава V

1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Шепсет

Живые казались такими хрупкими, нереальными. Пытались говорить ей что-то, дозваться, но она с трудом слышала их сквозь все, с трудом разбирала всю эту сложную вязь слов сквозь многоликий шепот Тех. Восприятие слоилось, как будто часть ее все еще пребывала Там, не в силах выйти и прочнее обосноваться в теле. И даже собственное тело казалось каким-то… не до конца настоящим. Физическая боль, обычно отрезвляющая, отступила, и Шепсет словно наблюдала за собой со стороны, а не только изнутри.

Кое-что было реальным, доходило до нее сквозь марево. Пес-проводник каким-то чудом был с ней и Там, и Здесь – воплощенная часть Силы ее Богини. И девушка отчаянно цеплялась за это надежное присутствие, которое понемногу, нить за нитью, вытягивало ее из тягучего полунебытия. А еще – ей вернули ее имя, и она стала более целостной, ведь имя – необходимая часть души.

Но этих двоих мужчин она видела не ярче, чем тени приходивших прежде. Вроде бы они заботились и защищали. А потом один из них – старик – сказал что-то о возвращении из Дуата, и она вспомнила, вспомнила…

Боги, как же больно – совсем другой болью, чем та, которую способен причинить нож. Хотелось кричать, но горло сдавило тисками, и она давилась собственными вздохами, силясь выплеснуть все, что переполняло ее до краев, разрывало тело и сознание.

И все же разум хотел сберечь свою хрупкую целостность. Между Шепсет и ее воспоминаниями выросла стена, за которую она пока не в силах была заглянуть. Из-за которой сквозь общий сонм голосов Тех прорывался особенный, родной голос, не приказывавший – мягко направлявший: