"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Лживые сантименты! Много ли найдётся родителей, которые целенаправленно сделали всё, чтобы их дети оказались в самой гуще сражения?
– Николай Иванович, есть ещё вариант, но насколько он соответствует вашим задачам – судите сами.
Бродов вскинул голову.
У него не будет возможности купить подарок самостоятельно. Выбрать и купить должен человек, находящийся в Германии, причём найти в одном из берлинских магазинов. Это очень жаль. Но умный человек, руководствуясь точным описанием, сделает всё как надо. Ну, и для верности пусть не надевает сразу на выход: пусть сначала прикупит ещё несколько украшений, чтобы подаренные затерялись среди них.
– Подходит такой вариант!
И Николай Иванович, не откладывая, присел
– Ну а ваша будет задача, Николай Иванович, передать Таисии по своим каналам место и время встречи.
– Сделаем. Спасибо, товарищи!
Ширококостный, коренастый мужчина в светлом штатском пиджаке в упор смотрел мне в лицо твёрдым взглядом очень ясных голубых глаз. Бодрый, подтянутый, он выглядел на свои пятьдесят с гаком, но не казался стариком. В нём чувствовался решительный от природы человек. Впрочем, в начале нашей беседы он старался искусственно придать своим лицу и голосу твёрдости и решительности. Совершенно напрасно, поскольку под простеньким камуфляжем легко угадывались и колебания, и острое волнение. Этот человек не имел представления о нейроэнергетическом экранировании. Для кого он надел цивильный костюм – вообще не понятно. Только разве что для собственного успокоения. Не надо ясновидения – достаточно простой внимательности, чтобы считать в человеке военного в высоком чине – не ниже генеральского. Да, он определённо не эсэсовец. Армейский. Пехота? Артиллерия? Не точно. Нет. Скорее инженерные войска. Или… Снабжение!
– Фрейлейн Пляйс! Где вам будет удобно побеседовать со мной?
Сразу две ошибки человека, у которого самоуверенность вошла в дурную привычку! Во-первых, он забыл спросить, стану ли я вообще «беседовать» с ним на темы, которые его интересуют. Во-вторых, ему же было бы спокойнее самому выбрать место и предложить мне готовый вариант. Легче говорить о сокровенном там, где тебе кажется безопаснее – в таком местечке, которому лично ты доверяешь.
Я никому не отказываю и не беру за свои предсказания другой платы, кроме хорошего кофе с печеньем. Даже обедом меня не накормить: на полный желудок неважно работается – труднее сосредоточиться. Иной раз могу позволить себе несколько глотков пива из традиционной огромной кружки. Они не знают, но я заказываю пиво, только если дело идёт туго: лёгкий алкоголь помогает легче войти в транс.
Я охотно соглашалась сделать предсказание любому, кто просил об этом, по двум причинам.
Первая и главная была известна только мне: таково задание от наших. Среди тех, кто обращается ко мне с подобной деликатной просьбой, нет случайных людей: каждый посвящён в определённые тайны сам или имеет влиятельных друзей в тесном мирке фашистских оккультистов.
Вторая причина – прикрытие. Странная тибетская дикарка всё ещё живёт в моей крови, и я убеждена, что не имею права отказываться от выполнения собственного предназначения. Моё высокое предназначение определено самим фюрером, и я верю с истовостью новообращённой.
Ещё важно: все знали, что доверенные мне тайны остаются при мне – если только сам «клиент» не сболтнёт лишнего, надравшись в хорошей компании.
Переодетый в штатское военный, который теперь задавал мне нелепый вопрос, где мне удобно побеседовать с ним, был фронтовым товарищем – по Первой мировой – моего бывшего начальника отделения, господина Хюттеля. Тот попросил меня помочь советом старому другу. Едва познакомив нас, он деликатно удалился. Я вежливо объявила: будет лучше, если генерал сам назначит место, только желательно – в центральной части города.
Мужчина посмотрел на меня очень одобрительно: он остался доволен и тем, что я считала его принадлежность к высшему
командованию, и тем, что не точно угадала его настоящее звание. Назвал адрес ресторанчика. И только. Машину прислать не предложил. Не доверял, стало быть, шофёру, боялся – тот разболтает о его обращении к гадалке.По окончании рабочего дня я пешком дотопала до маленькой площади неподалёку от Бранденбургских ворот. Уютный и сдержанный интерьер ресторанчика – обстановка без излишеств, удобное расположение столика: можно вести приватную беседу без риска быть подслушанными. Мне там понравилось куда больше, чем в нашем кафе напротив места службы – с тёмной мебелью, вечно шумном и вечно тесном, так как в него набивались не только сотрудники оккультного отделения, но и других военных тыловых контор, расположенных поблизости.
Военный сверлил меня глазами, всё ещё уговаривая самого себя, будто изучает меня и принимает решение, стоит ли делать следующий шаг. На самом деле он уже изготовился задать мне мучившие его вопросы. Нравились мне его глаза. У большинства встреченных немецких офицеров глаза были непроницаемыми, будто экранированными стальным или свинцовым листом. Они, казалось, мертвенным светом отливали. Думаю, всё потому, что эти люди прятали от самих себя многие чувства, мысли. Скрывали кто сострадание, кто – жестокость, кто – сомнения. У этого же глаза яркие, чистые, живые.
По контрасту с выразительными глазами, речи мой собеседник повёл такие осторожные, что конкретное содержание оказалось из них полностью выхолощено. Говорил он сдержанно, сухо, а в действительности волновался, как мальчишка.
– Передо мной стоит выбор. Я предпочёл бы трезвый расчёт гаданию на кофейной гуще… Простите, фрейлейн Пляйс, камень не в ваш огород, а в мой собственный… Трезвый расчёт, однако, невозможен, так как я не могу учесть большой части факторов. Ещё не произошло то, что определит… – Он осёкся, боясь сболтнуть лишнее. – В данный момент необходимая информация отсутствует. Речь идёт не о настоящем времени, а о вероятном развитии событий в ближайшем и отдалённом будущем.
Я слушала не перебивая. Кое-какие догадки брезжили. Им не следовало давать хода, чтобы не мешали считывать информацию. Между тем догадки мои заставили меня утроить внимание. Не карьера его волнует. Тем менее – личная жизнь… Кстати, он благополучно женат, имеет взрослую дочь и сына-подростка, не путается с женщинами на стороне, его старые родители ещё живы, кажется… Не важно это всё сейчас… Целая судьба поставлена для него на карту. И судьбу свою он полагает напрямую зависящей от судеб Германии и мира.
– Видите ли вы мою дальнейшую судьбу?
Не каждому я приоткрывала сложную «кухню» предсказаний, но в данном случае почувствовала: он станет больше доверять мне, если и я доверю ему какую-нибудь стоящую информацию.
– Будущее не каждому предначертано с полной определённостью и не во всех сферах. Мне нужно знать, что именно вас интересует: любовь, служба, жизнь и смерть, деньги…
– Вы, безусловно, правы. – Генерал задумался.
Он подбирал слова, чтобы приоткрыть свои истинные тревоги, не выдав при этом ни малейшей конкретной информации. Думал он «громко», совсем не предполагая, что может таким образом выдать себя с потрохами. Всё же мысли его были так запутанны, что я не сразу разобралась.
Он размышлял об исходе войны, с которым тесно увязывал собственную судьбу, но речь не шла об участии в боевых действиях. Он беспокоился об оценке собственных заслуг, но не о наградах, воинских званиях и конкретных должностях.
Он думал о Германии, причём так, как не многие ещё начинали в то время думать: что она находится на пути к гибели. Почему он так думал в мае сорок третьего? Возможно, был просто очень хорошим аналитиком и хозяйственником. Зная, какими ресурсами обладает страна, мог просчитать её шансы на дальнейший военный успех. Может быть, он получил недавно какую-то информацию, которая поменяла для него всю картину.