"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Гнусный этлаук! – проскрипел Юзванд. – Кто дал вам право?..
– Я не хотел вас оскорбить, – Кратов упреждающе выставил ладонь.
– Но вы сделали это!
– Когда вы, геургут, привыкнете к тому печальному факту, что мы – представители разных культур? И что меня труднее вывести из равновесия, нежели вас? Все это время вы сами непрерывно оскорбляли меня, мою расу, мою культуру, а я терпел и улыбался. Отчего, вы думаете?
– У вас не было выбора, – надменно сказал Юзванд. – Вы на чужой территории, и я – сильнее.
– Ну что ж, с первым я согласен, – мягко сказал Кратов. – Знаки вашего гостеприимства я ценю, в особенности – вашего дорадха. Что же до второго… Не забывайте, что этим вот не
Юзванд следил бешеным желтым взором за его манипуляциями.
– Это была случайность! – сказал он упрямо.
– Это была не случайность, – возразил Кратов. – Если вы действительно что-то значите в масштабах своего департамента и приобщены к достоверной информации, то должны знать, что военные победы эхайнов на галактических фронтах всегда одержаны над мирным населением. И всюду, где те же люди давали вам сдачи, они побеждали. Мы сильнее вас. Извините мне мое мальчишество, но даже я – сильнее. Просто мой кодекс диктует мне сдержанность и терпимость в общении с вами… капризным несмышленышем. А вас удивляет, что у этлауков тоже есть кодексы поведения?
– Об этом никто мне не говорил, – буркнул Юзванд.
– Да у нас еще больше кодексов, чем у вас! И нигде не сказано, что тот прав, у кого кулак крепче… – Кратов вдруг хихикнул: – Зато в одном своде правил говорится: «Никогда не спорь с дураком – люди могут не заметить между вами разницы».
– Это мы – дураки?! – лицо Юзванда пошло пятнами.
– Вы далеко не дураки, – возразил Кратов. – Вы – очень шустрые, сообразительные ребятишки. Но мы – старше. Мы можем относиться к вашим проделкам в Галактике со снисхождением. Мы терпеливы. Вы же у нас младшенькие…
– Что это значит? – с негодованием вскричал эхайн, занося кулак над столиком.
– Мы братья, Юзванд, – произнес Кратов. – Мы братья…
«Столику конец, – подумал он мельком. – Потом наступит черед окон и стен. Но терминал я ему не отдам».
– Один мой брат погиб при штурме крепости Аггет, когда мне было десять лет от роду, – недоумевающе дернул плечом Юзванд. Кулак замер в сантиметре от столешницы. – Другой еще ходит пешком под скамейку. Что вы имеете в виду?
– Это метафора, – пояснил Кратов. – А вы должны уметь мыслить метафорами. Ваши уставы и кодексы по большей части составлены из метафор.
– Драд-двегорш, – устало обронил Юзванд, разжимая пальцы. – Я не умею мыслить метафорами. А если и умел, то уже разучился. В вашем обществе я тупею… или начинаю сознавать собственную тупость. У меня от вас мозги скоро вскипят и полезут из ушей. Позвольте мне удалиться…
Кратов вдруг сообразил, что Озма до сих пор не появилась из бассейна.
– Кстати, – спросил он нарочито небрежно. – Как теперь поступать с этим вашим… дорадхом?
– Возьмите его за шкварник и суньте обратно в сосуд, – посоветовал Юзванд, укладывая свой багаж. – Плотно закройте крышку, чтобы ваши крики не потревожили его сон. Напуганный дорадх ни к чему не годится.
– С чего вы взяли, будто я стану кричать? – насторожился Кратов.
– Не обязательно вы. Это может быть и ваша самка.
– Не называйте эту женщину самкой! – потребовал Кратов.
– Я и вас не называю мужчиной! – удивился эхайн. – Но после дорадха ваша, спутница непременно пожелает продолжения.
– Непременно? – озабоченно спросил Кратов.
– И в изобилии, – кивнул Юзванд. В его лице и голосе не было и тени насмешки. – Дорадх сделал свое дело. Теперь ваш черед доказать, что вы способны удовлетворить… женщину не хуже мелкого домашнего животного.
11
– Когда я была маленькая, совсем девочка, у меня была бестиола… зверек. Я звала его – панулус… пушок… пуховик…
– Пушистик, – наудачу подсказал Кратов.
– Да, пожалуй… Помню,
что он был пушистый, с большой головой, длинным хвостом и треугольными черными ушками.– Кошка, – предположил Кратов.
– Вряд ли, на Магии кошки – большая редкость, это же не Эльдорадо, не Земля. Что я, по-вашему, не знаю, что такое кошка?.. Потом я выросла и забыла про пушистика. А потом вдруг вспомнила и стала всех спрашивать, но никто не понимал, о чем идет речь, ни мама, ни отец, ни сестры…
– У вас есть сестры?
– Да, и обе намного старше меня.
– Тоже певицы?
– Вы будете смеяться, но в нашей семье лишь я обладаю музыкальным слухом. Отец говорит, что это божий дар, который ангелы уронили по дороге не на ту голову… Но не сбивайте меня своими вопросами!
– Я обожаю задавать вопросы. Хотя иногда мне удается просто слушать.
– Вот и попытайтесь. Я хочу рассказать вам про своего пушистика, потому что это – самая большая загадка, что мучит меня все эти годы. Как может быть, что я помню его, а другие даже не понимают, о чем я говорю? Не могла же я выдумать себе друга! Он был вот такой, – Озма нешироко развела ладони, – и голова у него была, как у младенца, большая, круглая, покрытая мягкой светлой шерстью. Эту голову хотелось гладить между ушек и прижимать к себе в порыве нежности… Материнский инстинкт, не правда ли?
– Правда.
– Мне было лет пять-шесть, не больше. И друзей у меня было немного. Я еще не пела, а только слушала музыку и удивлялась, когда другие, подпевая или наигрывая, фальшивили. Для меня это было странно, а порой просто злило, и я вела себя как маленький чертенок. И тогда у меня появился пушистик. Он спал у меня в ногах, а если я хотя бы ненадолго устраивалась в кресле или на диване с книжкой, он вспрыгивал ко мне на колени, требуя внимания и ласки. Я гладила его по голове и переставала быть вредным чертенком. Я уже не злилась на тех артистов, что пели с экрана эту ужасную народную музыку…
– Популярную, – осторожно поправил Кратов.
– Ну да… И даже на оперных вокалистов, что пели мимо нот. Я просто хихикала над ними исподтишка, мои эмоции становились мягким и пушистыми, потому что пушистик лежал у меня на коленях и довольно урчал. А когда я уж очень усердно занималась своими делами, читала или рисовала, он требовательно клал свою лапку мне на руку и заглядывал в глаза. При этом его черный носик-кнопка шевелился, будто пушистик хотел что-то сказать, но не знал нужных слов. А если это не помогало, он начинал с урчанием лизать мне руку. У него был розовый влажный язычок, обычно очень нежный, а если пушистик сердился, то похожий на мелкую терку. Приходилось откладывать свои занятия и гладить его по голове. Но самое смешное происходило по ночам. Пушистик подбирался к моему лицу и начинал лизать мои лоб и щеки. Тогда я укрывалась с головой – а зверек залезал под одеяло, не оставляя попыток умыть меня, – и тихонько напевала ему какую-нибудь песенку. У меня была своя комната, и никто не слышал этих концертов. Потому что я пела порой самые ужасные вещи. Хорошо еще, если это была мамина колыбельная или ариетта принцессы из «Звездных войн»… Но ведь это могло быть, хоррибле когиту, нечто безобразное: «Возьми меня за обе щеки» или «Склеил я красотку, а она мужик»!
– Никогда не слыхал, – смущенно признался Кратов.
– У вас было правильное музыкальное воспитание. А ведь я росла в Сиринксе, а это маленький рыбацкий поселок, где нравы были не то чтобы просты, а упрощены до предела.
Отец спокойно сквернословил в присутствии детей и матери. Дядя Феликс был бибакс… злоупотреблял горячительным… я правильно говорю?
– Наверное, – сказал Кратов без особой уверенности.
– Мой отец был пискатор… рыбак. Все мужчины моей семьи были рыбаками. По вечерам отец приводил свой комбайн из моря…