Фантом ручной сборки

— Это ты? — спросила она шепотом.

— Зачем ты тут изображаешь китайских десантников, высадившихся под Рязанью? Что это за «ха-ха»?

— За мной пришел дух Артонкина! — плаксиво сообщила она.

— И где же он?

— Ждет меня в трех соснах.

— С чего ты взяла?

— Вот. —'— Она протянула ему визитки, собранные в саду. — Это его почерк, — Тьфу, — сказал Верлецкий. — Значит, он живехонек и не сгорел ни в какой машине.

— Но зубы! — возразила Инга. — На месте аварии нашли его зубы!

Верлецкий некоторое время молчал, потом сказал:

— Хорошо. Пойдем к трем соснам и поглядим, что там такое.

— Только по пути надо громко смеяться.

— Если мы вдвоем будем идти по лесу и громко хохотать, моя мать вызовет «неотложку». Вставай немедленно, а то заболеешь.

Он отобрал у нее кружку и поднял с земли, держа за обе руки.

— В меня могут выстрелить!

— Вряд ли, — покачал головой Верлецкий. — Один раз уже стреляли, снайпер наверняка скрылся. Интересно, в кого он метил?

— Может быть, в дух Артонкина? — предположила Инга, продолжая трусливо оглядываться.

— Если это был дух, с ним ничего не случилось.

Кстати, что это у тебя на шее?

— Это? — Инга прижала оберег ладошкой. — Так… Украшение.

— Все секретничаешь, — хмыкнул он. — Постарайся держать себя в руках. Нам предстоит еще пережить десерт — и можно ехать. Кстати, как у тебя дела с этим… Троепаловым, кажется?

— Треопаловым, — поправила Инга. — Он пригласил меня на ужин.

— Красиво живешь, — подхватил Верлецкий. — Со мной обедаешь, с Треопаловым ужинаешь…

— Но с тобой у нас все понарошку, а с ним нет.

Они дошли до трех сосен, убедившись, что там никого нет, и возвратились в дом. Все семейство бурно обсуждало различные методики поддержания физической формы.

— Классно у вас получается! — похвалил Ингу один из дядюшек. — Прямо концерт!

Верлецкий полагал, что это было больше похоже на припадок, но вслух ничего говорить не стал.

* * *

Инга и так сидела красная, словно узбекский томат, Вероятно, до нее только теперь дошло, как она выглядела со стороны.

После обеда всем предложили выпивку, и пока Верлецкий решал какие-то вопросы по телефону, запершись в библиотеке, Инга расслабилась, выпив все, что ей поднесли. В конце концов ее развезло, и, когда Верлецкий возвратился, она уже рассказывала всем про говорящую собаку.

— А она и говорит человеческим голосом: «Возьми меня к себе!»

Кузины-овцы глядели на нее во все глаза и тихонько блеяли.

— Инга особа весьма чувствительная, — пояснил, подходя, Верлецкий с такой жалостью, словно сообщал, что у его невесты нет уха. — Со всеми собаками в окрестностях дружит, подкармливает их. Очень привлекательная черта в женщине, не так ли?

Кузины, ненавидевшие собак, в том числе и проживающих тут лабрадоров, неискренне кивали. Когда наконец визит вежливости завершился, Ингу пришлось почти волоком тащить в машину. Она желала целоваться со всеми родственниками, а когда они кончились, переключилась на самого Верлецкого.

— Ты, кажется, влюблена без памяти, — сердито напомнил он и пристегнул ее ремнем безопасности. — В Треопалова.

— Н-да, он потрясающе целуется!

— О господи. Ты ведь не приняла его приглашение на ужин!

— Чтобы поцеловаться, не обязательно ужинать, — резонно возразила она. — Мы целовались прямо на рабочем месте. И нас едва не застукали.

— Ты рассказала ему? Про то, что творится?

— Только про Гладышевского, — Инга постаралась сесть поровнее. — И про того, беломордого.

С зелеными ногтями. Но Андрея это не слишком заинтересовало, надо признаться.

— Ну да, — вздохнул Верлецкий. — Григорьева не заинтересовало, Треопалова не заинтересовало… Один я, как агент Малдер, рыщу в поисках истины.

В ответ Инга свесила голову набок и захрапела.

Он повернул голову, посмотрел на нее и пробормотал:

— И чего только не сделаешь, чтобы родная мать была счастлива.

* * *

— Если вы не хотите ужинать, — сказал Инге на следующий день Треопалов, заглянув в кабинет, — можем вместе пообедать. Вас это ровным счетом ни к чему не обязывает.

Он больше не пытался прижимать ее к себе, зато взгляд его стал в два раза горячее, чем прежде. И глаза были лихорадочные, так что Инга даже подумала — не заболел ли он. Как выяснилось, он почувствовал в себе особого свойства жар, о чем и поведал ей в ресторане, где они нашли уютный столик на двоих.

— Помните, я рассказывала вам о Гладышевском? — спросила Инга, когда они приступили к закускам.

— Ну да, конечно! — Треопалов нарисовал на лице заинтересованность. — Неужели.., опять?.

— Ну,.. т пробормотала Инга. Несмотря на то что еще утром она была полна решимости привлечь его, как выразился Верлецкий, к поискам истины, в настоящий момент рассказывать про то, как, она выследила актера и как он улегся в гроб, ей вовсе не хотелось. Поэтому она закончила так:

— Я постоянно думаю о происшедшем! Странно все получается — официально человек погиб, а на самом деле он жив, и никто об этом не догадывается столько лет! Тут какая-то тайна.

— Это нелогично, — возразил Треопалов. — Если человек умер, значит, он умер. А если он жив, то жив. Простая логика!

— Но если человек жив, а все говорит за то, что он умер?

— Тогда доказательства его смерти ненастоящие.

— Ну да! — недоверчиво воскликнула Инга, вспомнив про Артонкина и его зубы. — Доказательства самые что ни на есть настоящие.

— Да нет же, — уперся Треопалов. И хотя при этом улыбался, Инга почувствовала в нем напряжение.

«Он не любит, когда ему возражают, — тотчас же сделала она вывод. — Точно, как Григорьев.

Правда, тот целовался совсем не так. Скупо как-то, без огонька. Не то, что Андрей», Треопалов был сегодня одет в горчичное с белым, и его шикарный вид заставлял Ингу млеть от счастья. Она ему нравится! Вот это да! С такими внешними данными этот парень должен бы завести себе блондинку лет восемнадцати, в крайнем случае двадцати. А он…

А он обратил внимание на нее. Ну, не чудо ли?

Тотчас она вспомнила, как бабушка говорила:

«В жизни случаются чудеса, но если они связаны с мужчиной, значит, это не чудеса, а фокусы». Треопалов, конечно, был исключением из правил. Если бы бабушка его знала, она бы с этим согласилась.