Фантом

Когда девушка отстранилась от сейфа, она задумчиво произнесла:

— Это, безусловно, сила лампады, как и на крыше кареты... — записав что-то карандашом на планшете в руках.

— Госпожа, вы здесь закончили? — осмелился подать голос жандарм.

Девушка согласно кивнула:

— Закончила, прикажите владельцам квартиры еще месяц здесь ничего не трогать, возможно, потребуется более пристальная экспертиза...

Именно этого и боялся жандарм. Пускай квартиру явно ограбили, но здесь еще хватало ценных предметов, которые так же мог похитить вор...

Теперь же ничего здесь трогать было нельзя. Выйдет неудобно, если они похитят нужную магу улику, после чего ищейка выйдет на них. Да... получится очень неудобно. За такое нарушение можно лишиться и головы.

***

Продав череп Яге и спрятав колье, я двинулся на встречу с Энид. Пришло время расплатиться за освобождение Шпильмана. И вот, спустя пару часов, разместившись в гостиной писательницы, я чинно пил чай из фарфоровой чашки, закинув ногу на ногу.

Сама же Энид пыталась не выказать своего волнения, вот только ее взгляд то и дело косился на часы. Наша мастер по проникновению в закрытые помещения опаздывала на встречу. Не критично, но уже минимум на пару минут.

Сегодня Энид была одета в пышное синее платье, со шляпкой на голове. Корсет обтягивал ее стройное тело, выгодно подчеркивая фигуру. Ее так и хотелось съесть... если вы понимаете, о чем я. Не так уж много женщин могли вызвать во мне подобные чувства, так что я наслаждался ее видом, попутно попивая чай, который она заварила.

— Не волнуйтесь, — мягко произношу. — Она вскоре придет.

— Я и не волнуюсь! — мило насупилась Энид, явно не желая признавать очевидное.

— Вот и не стоит, — тихо хмыкаю в ответ.

Допив чай, я потянулся к газете на столе. Меня заинтересовал заголовок на главной странице. «Огненный всадник!» Открыв ее, начинаю неспешно читать. Для современного человека шрифт в газете выглядел причудливо, чего стоили «i», вместо «и». Но в целом, даже без подготовки общий смысл уловить вполне можно.

Спустя всего пару абзацев мне захотелось ударить себя по лицу. Вот же! Специально оставил им свой псевдоним на месте преступления, а журналюги все равно придумали какое-то дурацкое прозвище! И ладно, придумали бы что-нибудь необычное, но огненный человек?

— Никакого креатива, — тихо вздыхаю.

В газете не было написано о девушке, которую на моих глазах похитили и над которой хотели надругаться. Об этом не было и строчки! «Причины нападения все еще выясняются...» Впрочем, а чего я ожидал? Сообщение, что пара состоятельных господ пытались изнасиловать горожанку, вызовет немало шума. Легче и вовсе об этом не говорить.

Зато, чего в статье хватало, так это красочных описаний огненного всадника. Журналист, написавший статью, не скупился на эпитеты. Если собрать их все вместе, то по улицам города гоняло какое-то порождение Сатаны. Времена меняются, а журналисты все так же любят «немного» приукрасить действительность и умолчать о неприглядных фактах.

Даже смешно читать их пассажи, например: «Мимо проходящие женщины падали в обморок от шока». Времени крутить головой по сторонам у меня тогда не было, но что-то я сомневаюсь в этом. Скорей все глазели с открытым ртом.

Вместо фотографии на главной красовался рисунок, что был нарисован по описанию очевидцев. Горящая фигура на красной лошади, которая преследовала карету. Испуг извозчика получился на удивление достоверным. Как, впрочем, и мой кровожадный оскал! Нужно будет узнать, кто сделал рисунок и посмотреть его другие работы...

У меня в парящей крепости лежит компонент краски, благодаря памяти Архидемона я знал, что с помощью нее можно нарисовать картину с мистической истинной внутри. Проблема лишь в том, что рисовать ее должен сам адепт. Зачем мне подобная картина? Ее можно будет использовать в ритуалах, так что лишней она точно не будет.

Пока я пролистывал остальные статьи в газете в дверях мелькнула тень. Подняв руку, демонстративно пускаю по ней искру. За тенью мог скрываться кто угодно. Даже заполучив силу мотылька, я все еще не могу увидеть человека, лишь тень на полу. Так что, не смотря на мое показное спокойствие, я был готов ударить молнией в любую секунду.

— Вы, как и всегда, на страже, — весело произнесла светловолосая женщина в маске, появившаяся из тени. — Или мне стоит вас называть мистер Фантом? — с весельем в глазах посмотрев на меня.

Светлые волосы, белая полумаска на лице, одетая в белый костюм с брюками с меховой накидкой. Наш взломщик с прошлой нашей встречи ни капли не изменилась. Единственное, что я так и не узнал даже ее прозвища, она довольно изящно игнорировала мои намеки представиться.

— О, моя слава опережает меня? — не скрывая усмешки. — Я меньше недели в городе, а вы уже выяснили мое прозвище. Не потому ли вы задержались?

— Возможно, — не стала она отрицать, загадочно улыбнувшись.

Очевидно, что она играется со мной, желая, чтобы я сообщил о себе что-нибудь новое. Вот только в эту игру можно сыграть вдвоем. Моя плоть запульсировала, я ощутил перед собой загадку. Ведь мотылек может скрыть не только тело, но и что-нибудь еще... нужно лишь отсечь все лишнее.

Чем же пожертвовала женщина передо мной, чтобы обрести благословения мотылька? Взгляд самой застыл на ее белой маске. Что она скрывает? Так показательно на виду, но при этом оставляет простор для размышлений.

В свою очередь она исследовала меня. Мою маску одежду, пытаясь разгадать уже МОЙ секрет. В какой-то момент я ощутил, как наша плоть запульсировала в такт. Истина цирюльника, что была в нас скрыта, дала о себе знать...

Не уверен, чем бы все закончилось, но наше переглядывание прервала Энид, которая с удивлением произнесла:

— Мистер Хорус, почему Кэтрин назвала вас Фантомом? — спросила она.

Узнав имя адепта мотылька, я ощутил, что ее тайна приоткрылась передо мной. Я увидел маленькую девочку в лесу, которой ветка чуть не выколола глаз, оставив безобразный шрам на лице. Именно его скрывала маска, а совсем не лицо. В свою очередь Кэтрин увидела что-то обо мне. Ее глаза на секунду расширились, впрочем, она довольно быстро взяла себя в руки.

— Это мой псевдоним, потому я и просил вас не произносить мое имя вслух, — с укоризной смотрю на женщину, впрочем, совершенно не злясь.