Фантом

Петр разлил самогонку. Чокнулись. Выпили. Закусили лучком и картошкой. Кардашов ел с удовольствием.

– Не опасайся, сын мой, - сказал отец Василий.
– Та пища, что перед тобой, здоровая. Из подвалов моих. А лучок промыт трижды, пакость на нем не удержалась. Все рекомендации мы чтим, соблюдаем. Знаю, что облучение изнутри самое вредное, а потому молоко не употребляем, хоть и люблю его...

– Много слышал о вас, отец, - обратился к служителю Кардашов.
– Остались здесь, наотрез отказались уезжать, хотя супругу и детей отправили сразу. Да и прихожанам посоветовали уехать...

– Они сразу к нам, в храм божий, - Петр не мог молчать, - собрались все, ждут, что им отец Василий скажет. Он вышел и напрямую: мол, так и так, неволить не могу, но прошу вас покинуть город, а он при храме божьем останется, ждать их будет. Пусть, мол, не беспокоятся... Ну я куда? Мы с отцом Василием всегда вместе, в голод и холод на крещение и отпевание... Я тут звонарем, а вообще-то в сельсовете сторожем. Еще с войны. Сторож-то всегда нужон, хоть там война или радиация, а без сторожа-то нельзя. Верно, отец Василий?

– Большая беда у народа, большая.
– Батюшка опустил голову, задумался.
– А ты скажи, сын мой, нельзя без этого атома? Никак нельзя?

– Держать его надо в руках. Крепко держать, - ответил Кардашов, - тогда зла он не принесет.

– Разумом понимаю: если бомба, взрыв, Хиросима и Нагасаки, то это дьявол, ядерное зло, но почему же здесь случилось?

– Кара божья, - начал философствовать Петр. Он уже был навеселе.
– Верно, отец Василий?

– Не богохульствуй, - сурово отрезал батюшка, - Людская кара. Сами себе зло творим. И этим зельем тоже.
– Он показал на бутыль.
– Да, слаб человек, а мы все - люди... Значит, сын мой, считаешь - и добрым может быть этот атом?

– Должен!
– твердо сказал Кардашов.
– Иначе не вижу смысла в своей жизни.

– А вот ты спрашиваешь, почему не уехал.
– Отец Василий говорил тихо, едва слышно.
– Вдруг, думаю, мой храм пригодится. Знаю, тут, в подземелье, безопасно, как в бункере, где военные нынче на станции сидят. Вот и поставил кровати...

– ...Три штуки, - подхватил Петр, - а когда надо, и раскладушки поставим. В сельпо брали, на всякий случай. Пригодились. Верно, отец Василий?

Тот вновь не среагировал на слова Петра. Он продолжал говорить тихо, будто советуясь сам с собой.

– Уеду, а вдруг человеку помочь надо. Три дня никто не приходил, но потом то один, то другой зайдет. Поест, переночует... Оказалось, нужен.

– Последний автобус в десять вечера уходит, - пояснил Петр, - бывает, опаздывают, а как до поселка вахтового добраться? Нет никакой возможности, потому что верст тридцать будет отсюда... Вот к нам опоздавшие и идут. Верно, отец Василий?

– Верно, верно, Петр. Раз есть возможность добро людям сделать, делай, батюшка повернулся к Кардашову, - а ты не можешь сказать, сын мой, скоро это кончится? Если секрет, смолчи. Не знаешь - тоже. А если ведомо это тебе, открой...

– Не знаю, отец. Одно могу сказать: все, что в наших силах, сделаем.

– На том спасибо, - батюшка показал на занавеску, - там твое ложе, отдыхай, ни о чем не думай. Поутру Петр разбудит.

Колокольный звон несся над равниной. С порога церкви открывался вид на луга за рекой, на корпуса далекой станции и на городок, лежащий у подножия холма.

На звоннице колдовал Петр. А отец Василий стоял у двери и глядел на удаляющуюся фигуру Кардашова. Наверное, он ждал, что тот оглянется, но Эрик Николаевич сдержался - упрямо шел вперед, к дому, где размещалась дирекция АЭС. Уже издали он определил, что там происходит что-то необычное.

Несколько человек стояли на пороге дома, пытаясь прорваться внутрь. Но у дверей - два автоматчика.

– Запрещено впускать, - лаконично отвечал часовой.
– Можно только Кардашову. Есть среди вас такой?

Люди наседали на часовых, но слишком близко все-таки не приближались - их решительный вид охлаждал пыл.

– Что происходит?
– Кардашов подошел к крыльцу.

– Безобразие!

– Самоуправство!

– Возмутительно, такого оставлять нельзя!

Кардашов тронул за руку мужчину, который стоял чуть в стороне, и спросил:

– Вы не можете объяснить, что здесь происходит?

– Сюда явился молодой человек с двумя автоматчиками, - ответил он, распорядился, чтобы пока никого не впускали...

– Об одежде скажи, об одежде, - подсказали из толпы.

– Автобус со спецодеждой, предназначенной для нас...
– Мужчина на мгновение замолчал, и тут же ему подсказали:

– Да, да, с нашей спецодеждой...

– Повторяю, предназначенной для нас, - сказал мужчина, - отправил на объект. И приказал: никого не впускать, пока он не разденет тех, кто там... Мужчина показал внутрь здания.
– Судя по тому, что его долго нет, там идет битва. И еще неизвестно, кто побеждает...

– Так-так, ничего не понимаю...
– Кардашов недоуменно пожал плечами, подождите, разберемся.
– Он направился к часовым.

– Запрещено впускать, - привычно произнес часовой, - всех, кроме Кардашова.

– Я - Кардашов.

– Документы, пожалуйста.

Кардашов предъявил удостоверение. Часовой внимательно изучил его, чуть отошел в сторону.

– Проходите, - приказал он, - остальные - два шага назад!

В вестибюле стоял стол, за которым восседал Тимофеев. Перед ним лежали паспорта, командировочные удостоверения, всевозможные справки. Тема поочередно разглядывал их и складывал в правый от себя ящик.

Все молчали.

Тимофеев увидел Эрика Николаевича, поднялся ему навстречу.

– Вот и начальник АЭС, - сказал он, обращаясь к людям, стоящим вдоль стен.

Они устремились к нему, но Тимофеев властным жестом остановил их.

– Ни с места!
– приказал он.
– Сам все объясню, прения прекращены!

Кардашов нахмурился.

– Бастуют, - Тема кивнул в сторону высокого мужчины, в котором Кардашов узнал одного из ученых, что был на вчерашнем заседании комиссии, - наотрез отказываются снимать спецодежду. А делать им на станции пока нечего...

– Анархия, товарищ Кардашов, - доктор наук подошел чуть поближе, - если вы вчера говорили о таком единоначалии, поздравляю вас. Это самоуправство, и, поверьте, мы сделаем все необходимые выводы...

– Кто работает на могильнике?
– Эрик Николаевич не обратил внимания на слова доктора наук.

– Здесь таких нет, - ответил Тема.
– Они одеваются в штабе - там специальная служба... Я уже объяснял товарищам, что теперь никакой самодеятельности не будет - на территории станции оборудован специальный пропускник, там все и получают спецодежду. Как положено на всех нормальных атомных станциях. И именно там всем, кому необходимо, будут выдаваться пропуска. А это, - Тема повел рукой вокруг, - а эта шарашка, извините за выражение, ликвидируется. Вот и все.