Фантом
Шрифт:
Наташа склонила голову и поджала губку.
Я охотно описал ей в подробностях свой сон.
А потом добавил:
– Да вот я и сам не уверен до конца, что это именно Стивенсон!
Наташа что-то вспомнила:
– Постой, а ты помнишь ту книгу, такую тоненькую и очень редкую, из отцовской библиотеки, что ты давал мне читать, помнишь, ну, этого экономиста… Издание - еще двадцать первого года!
– Какого экономиста? Может Александра Чаянова? Наверное, ты имеешь в виду его повесть «Венедиктов»?
–
– Ну, нет, там все же по-другому, - возражаю я. – Там герой лунной ночью видит карету, из которой на полном ходу выпадает женщина. А потом карета останавливается….
– И к женщине подходит незнакомец, и герой бросается на помощь…
– Ну, да, но ведь потом они возвращаются в карету…. Что-то в атмосфере вечера есть похожее, но все же мой сон был о другом… Нет, на Чаянова это не похоже! Я думаю, что это все же Стивенсон! Но как перевести название его повести о Джекиле и Хайде по-другому? Мне кажется, что секрет - в именах…
Наташа задумалась.
– Мне только приходит в голову одно! Английское слово Hyde схоже с hide – прятать, скрывать, таить. Можно попробовать поразмышлять в этом направлении.
– Значит, отец хотел как-то открыть имя своего двойника, ставшего ему теперь известным.
– Если имя двойника остается тоже – Роман, то, фамилию надо подбирать…
Мы гуляли и говорили, пока не наметились первые звезды, а сверчки не начали свой концерт. Потом Наташа позвонила из телефона – автомата маме и настояла провести меня до дома.
– Я почему-то волнуюсь за тебя, - сказала она. – А ты для меня потом такси вызовешь.
Мне не хотелось резко менять душевную атмосферу этого вечера, потому я не стал ей возражать, как и не решился расспрашивать о скрипаче.
Залетевший ветер – странник стал пробегать по кончикам листвы, когда мы, наконец, подошли к подъезду.
Я тормознул проезжавшее мимо такси и стал целовать Наташу в губы.
Она на мгновение зажмурилась, а потом глянула мне через плечо, и ее глаза широко распахнулись.
– Смотри! Этот человек под лампой так пристально смотрит на нас, - зашептала она.
Я обернулся.
Лампа под темным козырьком подъезда, словно порхающими белыми лепестками, была окружена ночными мотыльками.
Яичный свет лампы падал на человека в зеленом пиджаке, выпуклые глаза которого пристально впились в меня. Его рот тут же презрительно искривился.
Во мне закипела волна негодования!
– Ты садись и езжай домой! Я разберусь с этим типом, - сказал Наташе.
Наташа послушно села рядом с водителем, но потом вновь вышла.
– Ой, слушай, тревожно мне как-то! Не по себе!
– Не беспокойся! Тебе нельзя сейчас здесь находиться, - сказал я, поглядывая недобрым глазом на ночного гостя.
– Ну, долго я еще буду ждать? – послышался недовольный голос таксиста. Крупный мужчина в фуражке глядел на нас из двери окуневым глазом.
– Садись и езжай, - велел я и, захлопнув дверь автомобиля, помахал ей рукой.
– Юрочка,
будь осторожен! – раздался звонкий голос Наташи в открытом окне, но машина резко рванула с места, и голос смешался с рокотом двигателя.Огни машины удалялись, а я пошел к подъезду.
***
– Поговорить…Кхм… Просто поговорить, - уверял меня предупредительный и деликатный Лягушин, когда мы поднимались по лестнице. Но чем ближе был нужный этаж, тем вежливость гостя уменьшалась.
Я шагал по ступенькам сердитый. На лестничной площадке поджидали еще двое.
– А это еще кто? Тоже любители полуночного общения? – сказал я саркастически, оглядывая длинных, абсолютно лысых типов, похожих, словно близнецы. Они были в травяного цвета рубахах, с одинаковыми выпуклыми черными глазами с желтой радужной оболочкой, словно у окуня, и кольчатыми, как у пиявок, шеями.
Я уловил нечто знакомое и вспомнил, что у водителя такси были похожие, словно у окуня, глаза.
«Надо срочно позвонить Наташе домой», - подумал я с некоторой тревогой.
– Это мои ассистенты, - проквакал Лягушин.
– Вы войдите, а ассистенты ваши здесь подождут, - промолвил я, вставляя ключ в замок.
Но, когда мы вошли в полутьму прихожей, и вспыхнул мягкий оранжевый свет, я увидел, что оба близнеца - ассистента уже, самым неожиданным образом, проникли в комнату и осматриваются в темноте. Один из них хлопнул ладонями, и свет вспыхнул в комнате без выключателя.
– Э, мы так не договаривались, – сказал я и попробовал схватить за плечо ближайшего близнеца, но тут сумел ловко увернуться и тут же шмыгнуть в глубину комнаты.
Это меня окончательно разозлило.
– Пошли вон! – голос мой был далек от традиционного гостеприимства.
Вмешался Лягушин.
– Кхм, не извольте беспокоится, любезный Юрий Романович. Вы нервничаете, а могли бы между прочим, гм, помочь, и все было бы чудненько! Кха! Я прибыл лишь забрать то, что мне принадлежит по закону.
Возмущение переполнило меня.
– Я еще раз вам повторяю, товарищ Лягушин, совершенно официально, так сказать, в присутствии свидетелей, что никакого архива у меня не имеется! Убирайтесь прочь вместе со своей шайкой!
– Не имеется, - сказал он ехидно, вглядываясь в меня зеленовато-голубыми, переливающимися на свету глазами. – А это мы сейчас посмотрим.
То, что происходило в дальнейшем, позже вспоминалось, как страшный сон. До сих пор не понимаю – все ли в нем подлинно, или часть все же пригрезилась.
Словно пиявки впились в меня братья – ассистенты. Я извернулся, одного из них пнул кулаком. Удар, по моим расчетам, достаточно сильный, но кулак погрузился в мягкое, студенистое тело, согнувшееся тут же вопросительным знаком. В ярости, оторвавшись, чуть ли не с мясом из цепких лап другого, и ощутив, как что-то горячее поплыло по спине, я схватил тяжелую отцовскую трость, стоявшую в углу и обрушил ее на голову близнеца.
Результат меня здорово испугал. Голова разлетелась на части, но тут же была собрана из осколков воедино, и рассвирепевший хозяин головы, насупившись, шагнул ко мне.