Фантомас - секретный агент
Шрифт:
Теперь Жюв все понял; он гарантировал Бобинетте получение всей суммы, хотя и не знал, какой именно. Расплата предстояла совсем не в той монете, на которую рассчитывала молодая женщина.
Сейчас у Жюва было одно желание: во что бы то ни стало увидеть знаменитый «объект».
Когда Бобинетта наконец поняла, чего он хочет, она вытаращила на него глаза.
— Да вы что, Вагалам? Я же не гуляю с этой вещью в руках!
— Наоборот, я думаю, что ты надежно хранишь ее.
— Разумеется.
— Но я настаиваю на своем намерении…
Почти в ужасе молодая женщина воскликнула:
— Вы
— Именно…
— Но как же? Вспомните, Вагалам, что завтра рано утром я освобожусь от этой вещи…
— До тех пор у меня есть время ее увидеть. Мне необходимо ее изучить, подержать в руках. У меня на это есть свои причины.
В действительности Жюв решил забрать у Бобинетты этот драгоценный предмет, а потом арестовать виновную.
Бобинетта пыталась отговорить его.
— Вы же знаете, что я живу в доме барона де Наарбовека, и что малейший шум может вызвать тревогу… Нас захватят врасплох!
Полицейский отрицательно покачал головой.
— Нам нечего бояться, через час я намерен быть у тебя.
— Но как же вы войдете? — спросила Бобинетта, постепенно отступавшая под нажимом своего господина.
Лже-Вагалам объяснил:
— Ты войдешь одна, открыто. Но как только ты поднимешься в свою комнату, расположение которой я знаю, ты откроешь окно, чтобы я мог проникнуть в нее снаружи.
План был смел, но осуществим. Вдоль дома действительно шла толстая водосточная труба, которую поддерживали основательные металлические скобы, выпуклые и закрепленные на выступающих карнизах. Для умелого человека это устройство было настоящей лестницей, но Вагалама могли увидеть снаружи, особенно с площади Инвалидов!
Лже-Вагалам и Бобинетта ушли из кино и взяли такси, решив сойти у Александровского моста. Они тщательно обсуждали способы проникнуть в особняк барона де Наарбовека. У въезда на мост машина остановилась. Вагалам расплачивался с шофером, а Бобинетта в это время, как было условлено, быстро удалилась по направлению к дому де Наарбовека.
Идя к себе, Бобинетта не могла отделаться от странного чувства. Конечно, она привыкла к смелым предприятиям феноменального Вагалама, но на этот раз ей казалось, что у ее шефа слишком много дерзости, что он позволяет себе лишнее, и, сомневаясь в нем, молодая девушка дрожала. Кроме того, Бобинетта начала испытывать какое-то едва уловимое беспокойство, ей вдруг показалось, что ее ведут к пропасти…
Глава 18
ИМЕНЕМ ЗАКОНА!
Барон де Наарбовек и его дочь Вильгельмина, удобно расположившись в библиотеке перед огнем, пылавшим в камине, дружески беседовали. Из-за многочисленных светских обязанностей у отца и дочери редко бывали случаи такого нежного уединения.
В этот вечер молодая девушка радостно, с блестящими глазами рассказывала барону де Наарбовеку тысячи пустяков из своей повседневной жизни. Но потом они коснулись более деликатного и более серьезного предмета: было произнесено слово «брак», и Вильгельмина покраснела, опустив глаза.
— Мое дорогое дитя, — объявил барон, — у Анри де Луберсака большое будущее, он очень мил,
у него значительное состояние и известное имя; эта партия тебе вполне подходит.Но девушка внезапно опечалилась.
— Увы! — прошептала она, как бы вглядываясь в далекую мечту. — Увы! Милый отец, я ничего не скрываю от вас и охотно признаюсь, что всем сердцем люблю Анри… и он тоже… Но я не знаю, что он подумает, как только придется сообщить ему тайну моего происхождения.
Барон де Наарбовек пожал плечами:
— Милое мое дитя, в этой тайне, которую ты считаешь чудовищной, нет ничего позорного для тебя. Если до сих пор я считал нужным представлять тебя знакомым как мою…
Но тут дверь библиотеки открылась, на пороге появился лакей и объявил:
— Там пришла женщина с сыном и хочет видеть господина или мадемуазель: она говорит что-то о новом конюхе.
Де Наарбовек с удивлением смотрел на слугу, но Вильгельмина объяснила отцу:
— Действительно, я забыла вас предупредить: я ждала сегодня вечером молодого человека, конюха, который должен заменить Шарля.
И, повернувшись к лакею, застывшему у двери, она сказала:
— Попросите, пожалуйста, мадемуазель Берту заняться ими!
— Извините, мадемуазель, что я вас побеспокоил, но мадемуазель Берты нет дома и…
— Хорошо, — прервала Вильгельмина, — иду.
Женщина с сыном, о которых докладывали, только что вошли в курительную. Оба посетителя почтительно поклонились появившейся девушке.
У кандидата на должность конюха барона де Наарбовека была прекрасная выправка, и он казался более интеллигентным, чем обычно бывают конюхи.
Мадемуазель Вильгельмина была приятно удивлена этим, однако, как обычно, попросила показать рекомендации. Женщина, сопровождавшая молодого человека, показала их.
— Я его мать, — сказала она громко.
Мать настолько же не понравилась молодой девушке, насколько понравился сын. Это была вульгарная, тяжеловесная, карикатурная особа; большая разноцветная шаль плохо скрывала ее тучность. Лицо этой мегеры было излишне накрашено, а под густой вуалью виднелись большие очки в золотой оправе.
«Ох! Ну и личико», — подумала Вильгельмина. Такие вульгарные люди были ей всегда неприятны, и молодая девушка не сумела скрыть неприязнь к матери конюха. Но та, казалось, ничего не замечала и с увлечением перечисляла достоинства своего сына, бросая нескромные и любопытные взгляды вокруг. Странная и малоприятная особа, по правде говоря!
Де Наарбовек, оставшись в библиотеке один, несколько минут прохаживался, с наслаждением дымя сигарой; потом, видя, что Вильгельмина не возвращается, и чувствуя, что его клонит ко сну, он вышел из библиотеки и пошел по длинной галерее, окружавшей салоны. Вдруг барон остановился: ему показалось, что он слышит возбужденный диалог в вестибюле. Шум спора становился с каждым мгновением громче.
Какие-то люди вели переговоры со швейцаром, и де Наарбовек спустился вниз в тот самый момент, когда слуга, очевидно, убежденный аргументами своих собеседников, собирался идти к хозяину и сообщить ему о настойчивых посетителях.