Фантум 2012. Локальный экстремум (сборник)
Шрифт:
– А вы демон, Аруна?
– Не знаю. Вопрос дефиниции. Мне сказали, что я существо с нечеловеческими способностями. Но это обычно значит – со способностями, которых нет у большинства людей.
Он увидел краем глаза, что картинка на тач-скрине погасла и сменилась текстом. Узкая колонка, длиннохвостые буквы незнакомого алфавита. Стихи, молитвы?
– Аруна, а если я спрошу, зачем вообще вы это сделали? Вы не ответите?
– Отвечу. Было бы неплохо, чтобы об этом знало одним человеком больше. Тем более, вы не связаны с наукой и не собираетесь оставаться здесь надолго.
– Я давал подписку о неразглашении.
– Это
– Я сыщик, – серьезно ответил Сергей. – И, наверное, я понимаю, как можно очень сильно хотеть решить задачу.
– А, в самом деле. (Улыбка у нее была очень хорошая.) Вы когда-нибудь рисковали жизнью, чтобы довести до конца расследование?
– Бывало… – Он осекся. – Аруна, а вы?
– Вектор не тестировали на людях. Я посчитала сама – риск невелик, около одной тысячной, если я ничего не упустила. Это ненамного больше, чем у любого обитателя Сэнгера.
– А в чем риск?
– Нарушения синаптических контактов. С разнообразными последствиями. Но в любом случае это нескоро, должны пройти годы.
– Аруна!..
– Мне нужно это сделать, – произнесла она раздельно, будто заклинание. – Я еще раньше догадывалась, как это называют – интуитивно чувствовала, что старение – болезнь. Такое же генетическое заболевание, как другие – у одних людей они есть, у других нет. Оно локально, оно не может быть всеобъемлющим, эволюционно запрограммированным механизмом. Но интуитивные догадки ничего не стоят. На Земле тысячи ученых говорят и пишут то же самое, но хороших доказательств у них нет, а аргумент против – неотразим: всё живое смертно. Я должна была получить доказательства. Понимаете?
– Понимаю, – сказал Сергей. Он действительно понимал. Это страшное дело, когда уже знаешь ответ и между преступником и тобой стоит только твоя собственная тупость – окажись у него под рукой такой вектор…
– Так что же, люди будут жить вечно?
– Не сразу. Смертность многофакторна. Но лет на двести для начала мы можем рассчитывать.
Лет на двести… Сергей уставился в пол. Предположим чисто теоретически: что произойдет, если Картер завтра прикажет добавить ей в кофе нейротоксин, не оставляющий следов – под свою личную ответственность? Скоропостижная смерть юной особы, которая самовольно ввела себе несертифицированную генетическую конструкцию, – событие прискорбное, но не особенно подозрительное, и все проблемы разом будут решены. Проклятье, будь я на месте Картера… Да нет, ничего не выйдет, Кэтрин догадается ее прикрыть – срочно докажет, что вектор не летален, а если надо, сама будет есть с ней из одной тарелки, всю группу не ликвидируют… Стоп, я что, желаю им удачи?!
– Я слышал, что резкое продление жизни опрокинет экономику, вызовет социальную напряженность. Вы не боитесь этого?
– Бояться глупо.
– Кстати, разве такие работы не должны быть запрещены?
Тут она рассмеялась
в голос.– По вашей логике – конечно, должны! Но наша группа ведет свои исследования официально, они включены в план работ Института. Возможно, все они подсознательно уверены, что результатов не будет, но ставить амбициозные цели полезно для имиджа. Хотя то, что эти работы ведутся здесь, а не на Земле, – не случайность. Но если открытие сделано, его невозможно засекретить. Если опубликованы предыдущие шаги – велика вероятность повторения. Всё равно что дописать начатое слово. Кэтрин не зря боится утечки информации.
– Так вы еще и поэтому подставили Эрвина? Чтобы тот, кто знает достаточно много, оказался на Земле?
Аруна кивнула.
– Но все-таки – что если начнется ненависть между долго– и короткоживущими, экономический коллапс, разрушение социальных структур? Шесть поколений семьи в одном доме – как вам такая перспектива?
– Мне кажется, это будет интересно.
– И кто, по-вашему, будет со всем этим разбираться?
– Мы. Такие, как я. (Она коснулась пальцем виска.) Когда не будет другого выхода. Будьте уверены, здесь найдутся и другие желающие получить вектор.
И то правда, растерянно подумал Сергей. Разбираться с нечеловеческим бессмертием посредством нечеловеческой мудрости. История прекратит течение свое и начнется заново…
– И вас не ужасает идея неравноправия? Разделения на бессмертных и смертных?
– Если бы так рассуждали всегда, не было бы изобретено ни одно лекарство. Когда первые инъекции инсулина спасали больных, другие диабетики в это время умирали. Те, кто делали первые уколы, думали о спасенных, а не о справедливости.
– Здесь другое, – он не мог так просто сдаться девчонке, пусть даже… – Новое расслоение будет длительным. Вы же понимаете, что всё человечество этих ваших векторов или чем это будет, не получит? Кто-то откажется по соображениям религиозным или из страха, а кто-то просто не будет иметь такой возможности. Вы в курсе, что у нас есть страны третьего мира, где заработанных денег людям хватает ровно на еду, а бесплатная медицина остается на уровне двадцатого века? И что тогда? Каста бессмертных обгонит остальное человечество? – Он старался, чтобы это прозвучало не обвинением, а уточняющим вопросом, но не мог сдержать раздражения.
Аруна опять рассмеялась.
– Раз уж мы заговорили о кастах и третьем мире – в моем родном городе юридически у всех каст равные права, но все знают про каждого, кто к какой касте принадлежит по рождению. Это плохо, но это не конец света, как представляется европейцам. Можно выработать правила, которые позволят жить с неравенством, пока не достигнуто равенство. А можно делать вид, что неравенства не существует. Кстати, вас не шокирует, что ожидаемая продолжительность жизни в цивилизованных странах почти вдвое больше, чем в Африке? Это не рушит мировую историю?
– И к какой касте принадлежите вы? – буркнул Сергей. Аруна не ответила. – Зачем вы рассказали мне всё это?
– Я подумала, что вам захочется узнать, – с невинной доброжелательностью ответила она. – Вы затратили столько сил… От местной Сети меня пока отрезали, но разговаривать со знакомыми не запретили.
Отключение принадлежало к числу самых жестких мер. Видимо, на лице Сергея отразилось сочувствие, потому что она добавила:
– Доступ к библиотекам мне оставили. К рабочим базам – пока нет, а читать разрешили.