Фараон Эхнатон
Шрифт:
Фараон Нармер был в расцвете своего величия. Он утвердился в Верхнем Египте, только что усмирил восставшую Нубию. Из Мемфиса его соколиные глаза уже видели Дельту, изгибающуюся, словно тростник, под его дланью. Мир склонялся к его ногам, меч его был всемогущ, но только сейчас ощутил в себе фараон необычайную силу, присущую живому богу. И все этот Умеду…
Однако Умеду не первый среди жрецов. Что скажет верховный? Он стар и мудр, и слова его словно камни — они очень опасны.
И фараон осторожно спросил:
— А будет в согласии с твоими справедливыми речами верховный жрец?
Умеду неожиданно вскочил и приблизился к живому богу. Он сказал:
— Ужели
Фараон сказал:
— А военачальники мои? Будут ли они в согласии с твоими справедливыми речами? Особенно Каи, который словно бешеный лев для врагов? Особенно Аму, который опасней крокодила для врагов?
И снова пал на колени жрец Умеду, и целовал ноги владыке мира, пахнущие потом и пылью, и говорил:
— О сладостный бальзам! О величайшая из благодатей!
И просил разрешения, чтобы сказать недостойное его величества слово.
Фараон оставил тронный зал и вошел в маленькую комнату, где беседующих мог слышать только великий Ра — жизнь, здоровье, сила!
И сказал жрец Умеду:
— Величайший и справедливейший из сущих! Твое царское величество! Живой бог, дарованный Египту, словно жизнетворный Хапи! Я открою тебе, я открою тебе тайну сокровенную. И глаза твои увидят путь, ведущий к единодержавию и власти, достойной солнцеликого, и ты будешь возвеличен от скал Нубийских до островов моря, и станешь ты подобием солнца восходящего. Для этого надо взять сердце свое в руки свои и отсечь несколько непокорных голов. Отсечь, чтобы покатились они на плиты каменные, подобно тыкве шумерской. Твое величество, ты и не подозреваешь, сколь веским доказательством твоей божественности явится та черная кровь, которую прольешь ты ко благу Ра — великого и непогрешимого. Я знаю все, я знаю все! Послушайся меня — и благо будет тебе! Есть в мире страх, есть в мире страх. И человек пред ним словно ящерица трепетная и трусливая. Есть в мире страх, который человека превращает в зайца. Убей тех, кто не видит силы твоей божественной, и благо тебе будет!.. Есть в мире страх, и он обращает людей в стадо баранов. Возьми ты в руки божественный меч свой, и благо тебе будет!.. А писцы прославят деяния твои в веках! Я знаю все, я знаю все!
Умеду приник губами к ногам фараона, словно к роднику, лобызал их лобзанием преданной собаки.
Фараон Нармер думал и решал…
Он подумал и решил!
Вот свидетельство Ашери, написанное им самим:
«…И, когда вошли в тронный зал семеры и жрецы и возгласили трубы, явился его величество и занял место на троне из эбенового дерева, инкрустированного золотом и слоновой костью. И снова повалился на каменные плиты жрец Умеду и ликовал громогласно, что узрел он бога живого и солнцеликого, и целовал он стопы его величества.
Жрецы и семеры стояли, словно каменные изваяния. Не видели они никогда ничего подобного, и в книгах о подобном не говорилось ничего.
Военачальник Аму сказал, протирая глаза, как после сна:
— Что творит этот больной, дергающийся на полу?
Военачальник Ка-и сказал:
— Что это значит, что это значит? Разве здесь живой бог, в этом зале?
Еще не стихли слова эти под сводами зала, а уж нубиец взмахом меча отсек голову Аму и взмахом меча отсек голову Ка-и. И покатились две головы, словно тыквы шумерские.
И тогда пали ниц семеры, пали ниц военачальники, и вторили они жрецу Умеду, ибо стоял перед ними страх, превращающий человека в зайца и ящерицу трепетную.
И только верховный жрец Хемуи не преклонил колен и не причитал, ибо был он в это время в
храме, где поклонялся бессмертному Ра… Но как только услышал о происшедшем, поспешил он в тронный зал, словно муж на зов утопающего. Поспешил верховный жрец Хемуи в тронный зал, чтобы самолично увидеть содеянное…И предстал Хемуи, жрец богобоязненный и справедливый, перед троном фараона Нармера. И увидел он подручного своего, валяющегося в пыли, увидел семеров и военачальников, валявшихся в пыли, и вопросил Хемуи:
— Что это значит? Что это значит?
— О бог наш Ра, дарующий жизнь! — воскликнул Умеду, а вслед за ним — семеры и военачальники.
— Что это такое? Что это такое? — говорил разгневанный Хемуи. — Разве бог Ра переселился в этот тронный зал, в этот зал фараона?
Нармер, который стал живым богом, сказал громогласно:
— Да!
И увидел Хемуи возле себя раба-нубийца с обнаженным мечом, и увидел конец свой. И сказал богобоязненный Хемуи:
— Нармер, которого знал я номархом и воином, с которым делил я кружку пива и ячменную лепешку! Ты не бог, ты не бог и никогда им не будешь! Непрочен мост, сооруженный на костях человеческих. Берегись, ибо кровь человеческая способна вопить и вопль ее погубит тебя и славу твою погубит. Берегись!
— Казни этого богохульника! — вскричал Умеду.
И фараон сказал с высоты своего божественного величия:
— Ты слышишь, Хемуи недостойный, что говорит Умеду, избранный богом Ра верховным жрецом?
Хемуи усмехнулся:
— Разве бог избирает самого нерадивого?
Посинел от этих слов Умеду. И цвет лица его стал похож на цвет лазурита. Фараон сказал:
— Вот шевельну я пальцем, вот шевельну я пальцем — иголова твоя, Хемуи, падет на эти камни, точно тыква шумерская. И погребен ты будешь, точно раб, без священной пляски May, и не будет в мире мумии твоей, ибо таково желание мое, брата бессмертного Ра.
Хемуи был стар годами. Но сердце его было отважным. Он сказал:
— Делай как знаешь, делай как знаешь!
И он смеялся в лицо фараону.
— Чему ты смеешься, недостойный? — спросил его живой бог.
Хемуи ответил так:
— Я смеюсь тому, что и ты умрешь рано или поздно. И вот эти, которые лежат на камнях пред тобою, разграбят погребение твое и станут поносить имя твое. И сколько бы ни было злодеев после тебя, все они последуют за тобой, и ни один из них не будет иметь вечной власти над людьми. Я смеюсь, я громко хохочу потому, что ты вовсе не бессмертный бог!
Так говорил верховный жрец, и смерть настигла его в тронном зале…»
Вот свидетельство правдивейшего из писцов Ашери:
«Воцарился живой бог в Мемфисе. И падали египтяне на живот свой при виде его. И при имени его. И слово Нармера стало как меч, как молния в горах нубийских. И не было человека, который бы не сказал:
— Вотон, живой бог, дарующий жизнь!
Не было иного, ибо кто говорил противное, тот лишался головы, поражаемый гневом бессмертного и сслнцеликого, восседавшего на троне своем из эбенового дерева…»
Случилось это тогда, когда фараон Нармер из простого смертного превратился в живого бога, — пять тысяч сто шестьдесят три года тому назад.
1961
Заветное слово Рамессу Великого
Его высочество принц Мернептах подошел к тяжелым резным дверям и остановился, словно не решаясь переступить порог. Два рослых нубийских стража почтительно расступились перед ним.
— Джау, — сказал принц жрецу Амона, другу детства, — подожди меня. Вот здесь.