Фараон Эхнатон

Шери достает кусок папируса. Такой изрядный кусок — амаге по ширине, два амаге да еще один пат по длине. Он расстилает на полу этот папирус. На котором четырехугольники. Они выведены умелой рукой. Их изобразил человек с острым глазом. Как у коршуна. Шери взял два цвета: черный и красный.

— Вы видите?

Шери ткнул пальцем в самый большой четырехугольник.

— Что здесь? — спросил Нефтеруф.

— Это дворец. А вот здесь, — Шери переставил палец, — вот здесь — воздушный мост. Вы знаете этот мост? Под ним проходит Дорога фараона. Вы знаете этот мост?

Нефтеруф прошептал:

— Дайте мне обыкновенный молоток. Который у каменотесов. И вы через три дня не найдете на месте этого моста.

— Слушайте же дальше. Завтра утром вот из этих ворот выйдет тот, ради которого мы собрались. Ворота помечены красным. Это — стена, которая тянется вдоль Дороги. От ворот до моста — десять шагов. Это — узкие ворота. Боевая колесница будет ждать его у ворот. Обратите внимание: от ворот до колесницы — пять шагов. Пять больших шагов. Шесть — коротких. Я пометил это место красным. Это цвет крови. Ты понял меня, Нефтеруф?

У бывшего каторжника раздулись ноздри. Он в упоении прикрыл глаза. И прошептал:

— Я напьюсь его крови. Я напьюсь его крови…

— Да, Нефтеруф, ты отомстишь. Ты очистишь Кеми от этого изверга.

Так сказал Шери. Это были его слова. Не чьи-нибудь. Раз Шери подумал, раз он произнес свои мысли громко, для всех, — значит, он знает, что говорит, когда говорит и кому говорит.

Нефтеруф пояснил:

— Я буду стоять под сикоморой. От дерева до колесницы — сто шагов. Я пойду к колеснице от сикоморы. Не спеша. Готовый прибавить шагу…

— …если того потребуют обстоятельства, — уточнил Шери.

— Если потребуют обстоятельства, — повторил бывший каторжник. — Нож у меня на груди. Я точил его целую неделю. Это хеттский нож из настоящего железа. Им можно бриться. Это настоящий хеттский нож. Из их столицы Хаттушаша. Его мне продал один купец, по имени Taxypa. Я сказал ему, что я — мясник. Он сказал: «Этот нож в одно мгновение свалит бегемота, который в болотах Юга». Я сказал ему: «Я и есть охотник на бегемота».

— Покажи мне этот нож. Покажи нам, где ты его носишь?

Нефтеруф отпрянул назад. Он словно бы подпрыгнул. И оказался в двух шагах от папируса. Оказался на коленях — чуть откинув голову и выпятив грудь:

— Нож со мною!

Но никто не видел этого хеттского ножа. Где он? На груди? Сбоку? Под мышкой? Где нож, который продал ему купец Тахура?

Нефтеруф достал его, и клинок — узкий, как жало змеи, — сверкнул в сумеречном освещении.

— Я точил его на камне…

Нефтеруф положил нож на свою грубую ладонь и обнес каждого, словно лакомством. По мнению мужчин, нож во всех отношениях был превосходен. А Ка-Нефер содрогнулась.

— Это смерть. Это смерть, — сказала она.

— Да, смерть! — Нефтеруф спрятал нож. — А это — чарочка.

Нефтеруф достал — тоже неведомо где спрятанную — глиняную чарочку. Такую маленькую.

— Я выпью его кровь, — сказал он с удовольствием.

Шери насторожился:

— Как это — кровь?

— Очень просто: наполню чарку — и выпью. Для меня будет слаще меда.

— Пусть, — сказал Сеннефер, — пусть пьет.

— Я отхлебну его теплой крови. Прежде чем прикончат меня стражники…

«…Какой ужас! Он говорит о своей смерти так, словно бы собирается на чужие похороны. Я бы не смогла! Я никогда не смогла бы!.. А Шери, а Сеннефер смог бы?.. Наверное, нет. Наверное, нет…»

— Я буду неподалеку, — тихо сказал Шери. — Одного из стражей уложу я. Того самого, кто руку на тебя подымет.

— Нет! — возразил Нефтеруф, — Нельзя так! Нельзя умирать всем! Кто же будет мстить дальше? Нет, Шери, тебе не следует ввязываться. Другое дело, ежели я промахнусь. Или схватят меня за руку.

Каждый обдумывал эти слова. В них содержалась правда. Здравый смысл требовал именно этого. Нельзя иначе. Нельзя оставаться совсем без головы!

Ка-Нефер интересовало нечто иное. Она размышляла о другом. Пожалуй, о более существенном. Ка-Нефер обратилась к Шери:

— А если… А если фараона не будет на месте? Ведь может же статься такое! Может же передумать он в самое последнее мгновение и остаться во дворце? Может, Шери?

Шери ответил не задумываясь:

— Может, Ка-Нефер.

«…Он это говорит спокойно. Или Шери видит дальше всех, или заранее примирился с неудачей? Тогда фараон сделает все, чтобы окончательно успокоить своих врагов…»

— Может, Ка-Нефер, может! А посему принимаем такие меры: его светлость Маху будет внимательно следить. У него на лбу выскочат десять новых глаз. Если этот ублюдок перерешит ехать, его настигнет смерть в спальне, в зале — большом или малом, в коридоре, на крыльце, на дорожке сада! Это решено!

Шери чеканил каждое слово. О, в эти мгновения он выказал себя большим и сильным человеком!

Вот он сидит ровно. Вот он говорит спокойно. Вот он дышит равномерно. И лицо его не выдает волнения.

Иное — Нефтеруф: этот весь пылает, глаза у него навыкате, сопит, точно буйвол в болоте, скрежещет зубами. Он бы съел фараона живьем. Обглодал каждую кость. Напился крови. Уж очень крепка обида на фараона! И злоба Нефтеруфа безгранична, точно пустыня на Западе…

Сеняефер как бы размышляет вслух:

— У ворот… Недалеко от воздушного моста… В двух шагах от боевой колесницы… Удар в спину… Меж лопаток. Маху будет начеку… — Вдруг старик вскидывает глаза, хватает папирус, мнет его у себя на груди. — А если не будет?.

Он впивается взглядом в Шери. Будто хочет сразить того. Вот-вот набросится в ярости.

— Что — не будет, Сеннефер?

— Маху… Если Маху не окажется начеку?

— Он поклялся, Сеннефер.

— Это хорошо, что поклялся. Но если… если…

— Исключено, Сеннефер, исключено!

— А все-таки?

— Говоришь невозможное!

— Шери, а если?.. Ну, все-таки, Шери?.. А?.. Подумай, Шери. Это бывает раз в жизни. Подумай, Шери…

Шери уверен. Убежден. Он отметает невозможное,

— Ну, а если? Ну, а если, Шери?