Фараон

Крик был слышен в хижинах дальше от входных ворот, и обитатели инстинктивно потянулись к нему, как пчелы к улью. Самых слабых из прокаженных, тех, кто уже далеко ушел в болезнь, сбивали с ног, но они пытались ползти на четвереньках, чтобы найти несколько крошек хлеба. Самые сильные дрались друг с другом, как собаки за кусок сушеной колбасы.

Даже Серрена и я были разделены в рукопашной схватке: не очень далеко, но все же слишком далеко. Поэтому она настойчиво позвала меня на Тенмассе, тайном языке богов ‘ " Берегись! Он уже близко.’

‘Откуда ты знаешь?- Крикнул я в ответ на том же диалекте.

‘Я чувствую его запах.’

Я научился не недооценивать обоняние Серрены. Оно острее, чем у любой охотничьей собаки.

Я быстро огляделся и сразу увидел, что в толпе людей рядом со мной стоят по меньшей мере четыре фигуры в капюшонах. У меня было два ножа при себе. В ножнах на правом бедре я носил свой главный охотничий нож. Это было обоюдоострое оружие с лезвием чуть меньше локтя в длину. Я мог дотянуться до него правой рукой. Затем на пояснице под плащом у меня появился второй клинок, только вдвое короче, но я мог дотянуться до него обеими руками. Однако именно в этот момент я был пойман в ловушку людей – больных и вонючих людей к тому же – и вынужден принять неэлегантную позу, которая оставила узкую область позади моего левого плеча незащищенной. Я изо всех сил пытался освободиться, чтобы повернуться и прикрыть спину.

Я снова настойчиво окликнул Серрену на Тенмассе: "Мое левое плечо свободно?’

– Падай!
– приказала она, и в ее голосе прозвучала такая настойчивость, какой я никогда раньше не слышал. Я тотчас же подогнул под себя ноги и соскользнул вниз, в гущу взбивающихся ступней и ног; некоторые из них были покрыты длинными юбками, испачканными засохшей кровью и гноем; другие были обнажены и покрыты прокаженными язвами и кровоточащими язвами. Все они пихались и толкали друг друга.

Прямо над моей головой человеческая рука размахивала ножом, вслепую нанося удары по тому месту, где я стоял всего несколько секунд назад. Я узнал эту руку по описанию, которое Серрена так живо сделала мне в амфитеатре Луксора, когда Аттерик был убит стрелой, а затем чудесным образом воскрес из мертвых. Это была прекрасная рука, гладкая и почти женственно грациозная, которая принадлежала воплощению зла.

Оказавшись в неловком положении, я не мог дотянуться ни до одного из своих орудий. Нож Аттерика пронесся мимо моего лица и вспорол голое бедро одного из собравшихся в толпе. Из раны хлынула кровь, и я услышал, как жертва закричала от боли. Это, казалось, довело Аттерика до исступления. Он яростно рубил и колол, ранив еще одну женщину.

Я поднял руку, когда нож пронесся над моей головой, и схватил запястье Аттерика левой рукой, и как только моя хватка стала надежной, я также использовал свою правую руку, чтобы накрыть ею рукоятку ножа. Я держал его в наручниках, из которых он не мог вырваться. Я выворачивал его запястье на себя, пока не услышал, как лопаются связки, и пронзительный крик агонии.

Я надеялся, что этот крик приведет Серрену к нам; и я дернулся сильнее. Он снова завизжал на еще более приятной громкости. Затем крик внезапно оборвался, и напряжение покинуло его тело и конечности. Он поджал под себя ноги и, все еще в моих объятиях, рухнул на меня сверху. Я перевернул его на спину и увидел рукоять синего меча, торчащую из поясницы, с рубином в рукояти, пылающим небесным огнем. Он был идеально расположен, чтобы проникнуть в его почки и отделить позвоночник.

Серрена опустилась на колени рядом со мной. ‘Это Аттерик?- спросила она.
– Пожалуйста, Артемида, пусть это будет он, тот, кого мы убили!’

‘Есть только один способ быть уверенным, - ответил я ей, потянулся к капюшону прокаженного, который закрывал его голову, и сорвал его. Потом я перевернул его на спину, и мы молча уставились на лицо умирающего.

Черты его лица могли бы быть благородными, как у его брата Рамзеса, но это было не так. Они были хитры и коварны.

Или они могли быть добрыми и заботливыми, как его брат, но они были жестокими и безумными.

Я встал и поставил ногу на спину Аттерика, чтобы удержать его, пока я вытаскивал сверкающий синий клинок из его цепкой плоти. Затем я ослабил хватку на рукояти и протянул ее Серрене. ‘Ты хочешь его прикончить?
– спросил я ее, но она покачала головой и ответила шепотом:

– Я пролила достаточно крови, чтобы продержаться долго. Ты сделаешь это для меня, Тата, дорогой.’

Я наклонился и пригладил густые темные кудри на его затылке. Я поднял его лицо из пыли, чтобы не повредить лезвие, когда воткну его шею в каменистую землю под ним. Положив другую руку на рукоять меча, я легонько коснулся его затылка острием меча, чтобы отмерить свой удар. Он был таким острым, что бледная кожа разделилась тонкой красной линией, давая мне прицельную метку. Затем я высоко поднял клинок и неторопливо опустил его. Он издал мягкий щелкающий звук, раздвигая позвонки. Труп Аттерика плюхнулся в лужу собственной крови, а я высоко поднял его отрубленную голову и заговорил ему в лицо: - Да претерпишь ты тысячу смертей за каждый свой поступок!’

Затем я опустился на колени и завернул голову в капюшон прокаженного, который Аттерик использовал, чтобы спрятаться.

‘А что ты будешь с ним делать?- Спросила Серрена, наблюдая за мной.
– Ты сожжешь его или закопаешь?’

‘Я повешу его на входную башню Сада радости рядом с головой Дуга Ужасного, - сказал я, и она снова улыбнулась.

– Мой господин Таита, ты просто неисправим!’

Серрена настояла на том, чтобы остаться в колонии прокаженных Гадака. Она записала имена всех заключенных и пообещала, что они будут обеспечены едой и другими необходимыми вещами на всю оставшуюся жизнь. Тогда она попыталась облегчить их страдания всеми доступными ей средствами и оплакивала их, когда они умирали. Конечно, она уговорила меня остаться с ней.

К тому времени, как я смог получить ее согласие сопровождать меня обратно в другой мир, который мы покинули, прошло уже десять дней. Те прокаженные, которые еще могли ходить, сопровождали нас на полпути вверх по склону. Они плакали и выкрикивали слова благодарности Серрене, когда, наконец, им пришлось вернуться в свои отвратительные лачуги у моря.

Когда мы, наконец, достигли Луксора одна из первых вещей, которые Серренa сделала, чтобы организовать регулярные поставки продовольствия и медикаментов для отправки в Гадак. И все это несмотря на другие требования к ее времени и доброй воле, такие как подготовка к восхождению ее и Рамзеса на трон царства.

Разумеется, Король Гуротас и Королева Техути уступили просьбам Рамзеса и Серрены остаться в Луксоре на торжества, предшествующие коронации. Генерал Хуэй и его жена Беката решили последовать этому прекрасному примеру. Тогда четырнадцать мелких царей во главе с Бером Арголидом из Беотии в Фивах решили, что у них нет веских причин спешить в свои царства, тем более что теперь они были в тисках зимы.

Луксор был явно переполнен. К счастью, царице Серрене пришла в голову превосходная идея вернуть мне, господину Таите, все имущество и права, которые были конфискованы у меня прежним, но ныне покойным фараоном Аттериком. Это снова сделало меня одним из самых богатых людей в Египте. Я смог предоставить свои дворцы и другие подходящие помещения в городе в распоряжение короля Гуротаса и его жены, а также его приспешников - мелких королей.