Фарисея. Послесталинская эпоха в преданиях и анекдотах
Шрифт:
— Мне надоело быть нищим».
Борьба «Октября» с «Новым миром» формировала всю литературную ситуацию 60-х годов. Когда Кочетов победил и остался один, он стал не нужен, он потерял своё литературно-политическое значение и в этой ситуации покончил с собой. Сейчас патриоты борются с евреями. Что будет с ними, если все евреи уедут?
Социалистический реализм — восхваление советских властей на доступном им языке и в доступной форме.
Правительство приняло постановление о всеобщем сечении. Оно организованно
— В чём дело?
— Это наши писатели рвутся без очереди.
Достоевскому поставили памятник, и на постаменте написали: «Ф. М. Достоевскому от бесов».
Главная проблема творческого процесса: пройти через рецензента, редактора, цензора, сохранив остатки смысла.
Когда-то Блок ухаживал за гимназисткой. Потом она стала известным критиком и клевретом директора Института мировой литературы Анисимова. Существовала эпиграмма:
Ах, до чего же жизнь жестока! Какой восход — какой закат. Вначале были губы Блока, Теперь анисимовский зад.Это не о женском непостоянстве. Это о судьбе нашей интеллигенции.
На всесоюзном семинаре молодых критиков присутствовало много русских патриотов. По окончании семинара был устроен банкет. Члены национальных делегаций чувствовали себя оскорблёнными иерархией наций, выстраиваемой патриотами, и собирались уйти. Тогда один из критиков старшего поколения предложил тост:
— Я хочу выпить за великую Россию как её понимали классики русской литературы: за её всечеловеческую сущность, за страну, которая слышит не только стук своего сердца, но и полифонию мира, и которой «внятно всё: и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Я пью за ту Россию, которая не разделяет, а соединяет народы и в которой ни один народ не сирота. За страну, которая победила фашизм и которая победит любой национал-социализм.
Наступила пауза. Патриоты нахмурились. Но руководитель семинара, сидевший во главе стола, сказал:
— Выпьем за Россию.
И все выпили.
О мёртвых или говорят хорошо, или молчат. О Корнейчуке редко молчат и ещё реже говорят хорошо. В конце 40-х годов он был первым секретарём Союза писателей Украины. Его заместитель Илья Стебун однажды утром прочитал в газете, что он антипартийный критик-космополит. Жена Стебуна, известная певица Лариса Руденко, бросилась к Корнейчуку. Корнейчук ответил: «Илье помочь уже нельзя. Подумай о себе». Нелепость ситуации заключалась в том, что выступления Корнейчука дословно повторяли главные положения работ Стебуна, который, помогая своему шефу, из принципа экономии мышления отдавал ему свои материалы.
Марк Поляков готовил украинский раздел речи Александра Фадеева на XIII пленуме Союза писателей СССР. Перед пленумом Фадеев согласовал этот раздел с Корнейчуком и высказался в защиту Стебуна. А в перерыве Поляков стал убеждать Корнейчука, что Стебуна проработали неверно и что об этом нужно сказать с
трибуны. Корнейчук пообещал, однако с пленума сбежал и пожаловался Сталину, что Фадеев пересматривает линию ЦК Украины по борьбе с космополитизмом.Лет через двадцать после этой истории, уже в брежневское время, Стебун так же ни за что проработал в печати человека, имевшего репутацию диссидента.
Гертруды поссорились: Герой Труда Катаев написал памфлет на Героя Труда Чаковского.
Писатели Герой Труда Чаковский и Герой Труда Шолохов выступили по телевидению с одобрением входа советских войск в Прагу.
Трижды Герою Труда Георгию Маркову поставили при жизни памятник.
В 60-х годах Игорь Губерман писал:
У писателей ушки в мерлушке И следы от еды на бровях. Им у дуба построят кормушки, Чтоб не вздумали рыться в корнях.В «Литературной газете» была рубрика «Что бы это значило?»: читателям предлагалось дать название какому-либо странному фото. Один читатель прислал сразу двадцать названий к фотографии полового акта, списав заголовки статей в «Правде»: «Нерушимое единство», «Они были первыми», «Планы партии — планы народа», «Партия сказала надо — комсомол ответил есть», «Ударный коммунистический труд», «Её зовут Магнитка».
Пришёл автор в издательство и говорит:
— Я написал исторический роман.
Редактор стал читать:
— «„А не испить ли нам кофию“, — сказал граф графине. „Отнюдь“, — ответила графиня». Хорошее начало. Но для усиления читательского интереса следует внести в завязку элемент секса.
Через день автор принёс продолжение первой сцены: «Граф и графиня расположились на подоконнике и стали любить друг друга».
— Теперь много лучше, — сказал редактор, — однако уже в завязке следует наметить производственную тему.
Автор вписал: «В это время во дворе ковали что-то железное».
— Замечательно, — похвалил редактор. — Не хватает только перспективы, устремлённости в будущее.
Автор задумался и вписал: «Кузнец отложил молот и сказал: „А ну его…, завтра докуем!“».
Доработанный благодаря замечаниям редактора роман был включён в план издания. Так делается большая, актуальная, нужная народу литература.
— Что такое телеграфный столб?
— Хорошо отредактированная сосна.
«Паровоз» — это ударное, официозное произведение, помещённое в конце или в начале сборника с целью вывезти к читателю неортодоксальные произведения.
Литературный коктейль-ёрш: Шолохов — Синявский.
Жена писателя Ардова актриса Нина Ольшевская рассказывала:
«Конечно, Анна Андреевна была больна и срок её был измерен. Но жизнь её могла ещё продлиться, если бы — я уверена — не одна публикация в „Правде“. Я везла Ахматову из больницы. Она раскрыла газету и вдруг увидела статью памяти её гонителя — Жданова. Ахматова очень испугалась. Она решила, что время откатывается назад».