Фартовое дело

…Когда он пришел к железной двери и собирался набирать номер, дверь открылась сама. На пороге его встретила Зоя с автоматом на ремне и, с жаром притиснув к груди, сказала:

— Юрчик! Ну разве так можно! Мы же с ума сошли от волнений…

В комнате горела свеча, вставленная в самый настоящий медный подсвечник, и ее пляшущий, красноватый свет озарял комнату каким-то зловещим светом. Дуська склонилась над Клавой и поила ее кипяченой водой. Немка лежала тихо, но дышала, и видно было, как колышется ее грудь под покрывавшей ее шубой.

— Ну, чего тискаешь! — нарочито грубо сказал Юрка. — Живой, видишь… Ты хоть в перископ-то глядела, прежде чем двери отворять? А то, может, я немец был…

— Ну, конечно, глядела, не дура же! — обиделась Зоя. — Я и подумала, что немцы тебя убили и по нашу душу пришли. Да еще фонарь увидела, а ты ведь без фонаря уходил… Да и вообще ты бешеный! Убежал в одной кацавейке, без шубы…

— Ага! — проворчал Юрка. — Пока бы я одевался, нас бы уже рванули… Там наверху и внизу, везде все перекорежено, в котельной и электростанции они емкости рванули, прямо как этот… Ну, у Рима такая гора была, где спартаковцы прятались… Которая потом взорвалась и город сожгла…

— Везувий?

— Во-во!

— А мы и не чувствуем, только гарью воняет…

— А оно провалилось вниз и горит сверху, на воздухе, а наверху ветер весь дым за озеро уносит… Ничего, не задохнемся… Лишь бы только от сотрясения трещины не пошли… Замок-то наборный работает?

— Работает… — послышался голос немки, страдальчески сморщившей лицо от боли. — Он механический, ему не нужно электричество…

— Чего не спишь? — грубо спросил Юрка. — Своих ждешь? Не дождешься! Ни один не ушел, все на озере остались… дохлые!

— Фуй, какой грубый мальчик! — сказала немка. — Ты разве не знаешь, что нельзя грубо говорить с женщиной? Сколько тебе лет? Есть тринадцать?

— Сколько есть, все мои! — буркнул Юрка, неприятно пораженный тем, что эта фрицевка угадала.

— Вряд ли тебе больше… — сказала немка. — А мне тридцать три. Я могла бы быть твоей мамой…

— Что-о-о?! — Юрка дернул с плеча «шмайссер», совершенно теряя голову от ярости. — Ты… Зараза… Сука… Мамой?!

Зоя схватила его за руку и удержала.

— Не видишь, она тебя опять провоцирует?! Думает, что мы ее сгоряча пришибем, так и не узнаем, что у них тут за лавочка была…

— А чего же она? — Юрка весь дрожал. — Мамой называется! Да ты мамы моей плевка не стоишь!

— Водички попей… — предложила Дуська. — Тут я валерьянку нашла, Зойку отпаивала, когда она по тебе уже и панихиду отслужила…

Юрка жадно хлебнул воды с запахом валерьянки и сел на диван. Ханнелора то ли притворялась, то ли вновь впала в забытье. Клава на кровати заметалась, заворочалась, крикнула в бреду:

— Шестьдесят! Шестьдесят! М-м-м… — и Дуська побежала к ней.

— Поесть бы надо… — сказал Юрка. — Обедали-то во-он когда…

— Вон там, — словно во сне произнесла немка, приподнимая здоровую руку и показывая на привинченный к стене шкафчик.

— Чего там? — спросил Юрка.

— Там есть бульонные кубики, консервы, кофе, еще что-то… — пробормотала немка. — Берите… Тут, в этой же секции, должен быть склад… как это, по-вашему? Неприкосновенный запас… И склад медикаментов…

— Отравить хочешь? Яд подсунуть хочешь, стерва? — опять напряг нервы Юрка, но немка совершенно неожиданно сказала:

— Когда наши солдаты боятся, что их отравят продуктами, они заставляют мужиков кушать первыми. Я могу кушать первой, если вам угодно.

— И будешь! Помереть ты уже сейчас согласна! — заорал Юрка.

— Ну ты и псих, — сказала Зоя. — Разведчик, называется! Что же она, знала, кто к ней придет? Думаешь, она специально для нас у себя в комнате их держала?

— Не для нас, так для себя! — возразил Юрка. — Чтобы живой не даться! Она же за Гитлера готова хоть удавиться, разве по роже не видно?! А у гестапы всегда яд имеется… Мне Зайцев Максим рассказывал, что когда он в гестапо сидел, то там мать одну с ребенком приводили, чтобы она его узнала как партизана. Фюллер, который там заведовал, дает мальцу шоколадку с начинкой и говорит: «Гут, буби! Гут!» Пацан голодный, проглотил… И тут его как пойдет корчить! Он визжит, бьется, а фюллер говорит мамаше: «Мы будем спасать ребенка, если ты скажешь, кто этот партизан и чего он должен тут делать». Ну, не знаю точно… Мать, конечно, с перепугу да сдуру Максима заложила… Да он и не в претензии, раз такое дело… Но фриц-то, зараза, все записал, что мать пацаненка говорила, а после этого говорит: «Я раздумал, ты слишком долго молчала, баба, не будем спасать ребенка!» И стоял, и ржал, пока ребенок не помер… А мать из ума вышла, на него кинулась, он ее из «вальтера», в упор…

Зоя сделала над собой усилие, чтобы не вскинуть автомат и не всадить весь магазин в немку. Ее затрясло так, как несколько минут назад Юрку. Но справилась она с собой сама, без посторонней помощи.

— Я не гестапо, — сказала Ханнелора, — я просто СС…

— Все равно сука! — сказал Юрка. — У Клавы тушенка была, сварим бульон, а? Хоть и консервы, но все же мясные… Американские…

— Что бы вы без американцев делали! — сказала Ханнелора, опять-таки выпрашивая пулю. Но Юрка и Зоя уже привыкли. Для этой стервы жить было мучительнее, чем умирать, так пусть живет, пусть мучается…

Бульон сварили на спиртовке. Пили его из кружек, разделив тушенку на пять частей. Клаву поили с ложечки, как ребенка. Этим занималась Дуська. А немка есть отказалась.

— Подите вы прочь со своим пойлом! — сказала она, но Юрка и Зоя насильно разжали ей рот и ложка за ложкой влили в нее бульон, да еще и заставили съесть тушенку. От горячего ее разморило, и она впала в забытье, на сей раз уже не прикидываясь. Клава тоже уснула.

— Надо будет дежурство установить, — сказал Юрка деловито. По два часа.

— Тебе надо выспаться, — сказала Зоя, — ты сегодня помаялся… Поспи четыре часика, а мы с Дусей вдвоем подежурим. До рассвета как раз…

— Тут, в подземелье, все равно, рассвет или ночь, — усмехнулся Юрка. — Ладно, посплю…

На ночлег он устроился основательно: положил на диван подушку, под подушку положил «парабеллум», «вальтер», автомат пристроил рядом с собой и лишь после этого накрылся своей шубейкой и заснул…

— Выстудится подвал, — поеживаясь, сказала Дуська, — рванули фрицы котельную…

— Эх, перебраться бы сейчас в ту избушку, что здесь раньше была! — вздохнула Зоя. — Там печка русская, никакого мазута не надо. Там даже банька есть!

— Да-а… — сказала Дуська, — хорошо бы…

— Плечо не сильно болит? Жара не чувствуешь? Или озноба?

— Нет, вроде ничего… Я просто чую, что похолодало. В бетоне без отопления нельзя…

— Утром разведаем избушку, а то ночью тут на мины налететь можно…

— Хорошо, если бы она уцелела! — Дуська прикрыла глаза мечтательно, сладко. — Я тут себя уже наполовину мертвой чувствую… И как Клавка под землей работала?!