Фартовые деньги

После этого Нинка испытала темное, злое и щекочущее нервы ощущение: оба этих сопливых подонка были в ее полной власти! Примерно такой же подонок, жуть как давно (Нинке тогда всего четырнадцать было!) изнасиловал ее, заманив на чердак, где голубей держал. И тому, который годом позже «познакомил с анальным сексом», было не больше. И еще был гаденыш лет семнадцати, который ее в лифте ножом ударил, уже взрослую, тридцатилетнюю бабу. Того, последнего, «лифтера», братки, навещая Нинку в больнице, поклялись отловить. И точно — отловили, а затем пахан, которого она тогда ублажала, пригласил ее поглазеть на то, как этого «лифтера» петушат большим народным хором… Вот тогда у Нинки было почти такое же ощущение, как сейчас: возмездие вершится!

И все-таки сейчас ощущение власти было куда острее. Во-первых, потому, что тогда не ей принадлежало решающее слово. А во-вторых, сейчас над ее собственной головой висела угроза жутких мук и смерти. Оторваться напоследок — вот чего она желала!

ПЫТКА

Нинка присела над мелко дрожащим от страха Шпинделем, просунула ему руки под живот, ловкими движениями расстегнула на нем штаны и рывком стянула их вместе с трусами настолько, насколько позволяли его резиновые сапоги и даже ниже, вывернув наизнанку. Шпиндель только трясся и ничего не мог произнести. Затем та же операция была проделана и над Епихой, который все еще не очень врубился в ситуацию и только пробормотал:

— Зачем? Холодно же, блин?!

— Сейчас согрею! — зловеще произнесла Нинка. — Жарко станет!

Она подобрала сигареты и зажигалку, лежавшие на рюкзачке, закурила, с минуту поразмышляла… Сатана бы содрогнулся, узнав о тех мыслишках!

Нинка, держа в зубах сигаретку, присела, подцепила Шпинделя за левое бедро, а Епиху — за правое и развернула их задами друг к другу, а затем уселась на них верхом, крепко зажав коленями их ноги.

— Уй! — жалобно взвыл Шпиндель от боли в суставах. — Вы нам руки вывернете! Больно же!

— На то и надеюсь, что больно! — ухмыльнулась баба, пуская дым струйкой. И специально немного ерзнула, чтоб у них напряглись все связки.

— Что ж ты делаешь, зараза? — простонал Епиха. — Суставы трещат!

— Раньше времени не выверну! — почти нежно ответила Нинка, рассматривая, что у этих пацанов спереди подвешено.

— Ты что, садистка, да? — теперь уже и Епиха испугался не на шутку.

— Может быть, — хмыкнула Нинка многообещающе. — Но сперва поговорить с вами хочу, пообщаться… Кто вас послал сумку воровать? Отвечайте, зассыхи малолетние!

И прижала огонек сигареты к Епихиному бедру.

— Уй-я! — взвыл тот. — Никто нас не посылал! Мы сами…

— Правда? Он правду говорит?! — воркующим голосом произнесла Нинка, придавливая сигарету к тощему боку Шпинделя.

— А-а-ай! — заверещал тот. — Правду! Мы сами придумали, тетенька! Сдуру! У нас денег не было, кушать хотелось! Епиха задолжал Угрю! Двести рублей! Не жгите-е!

— Это я на твоей попочке букву «Н» написала. Чтоб ты, пизденыш, помнил, кого грабил. Меня Ниной зовут. Запомнил?

— Я не буду больше, честное слово! — выл Шпиндель.

— Это хорошо, — осклабилась Нинка, вернула сигарету в рот, сделала маленькую затяжечку. А на коже у Шпинделя остались семь коричневатых пятнышек, действительно похожих на букву Н.

— Так, — она повернулась ко второму «подследственному», — это тебя Епиха зовут?

— Да, — пробормотал тот.

— Значит, ты Угрю двести рублей задолжал и для этого коробку с баксами свистнул? Да?

— Не знал я, что там баксы! Не зна-ал! Больно же, сука! А-а-а! — орал Епиха, пока Нинка с хладнокровием гестаповки выжигала ему на заднице букву Н. А затем вдавила сигарету в кожу и не убирала до тех пор, пока там не появилась черная ямка. Запахло паленым.

— Это тебе за «суку»! — объяснила она. — Значит, ты, пидор, задолжал и сумки тырить пошел? А если б там у меня последние деньги лежали?! Если б мне детей после этого не на что кормить было? А?

Пафосные фразы насчет «последних денег» и «детей кормить нечем» Нинка произнесла в чисто воспитательных целях. У нее и деньги были не последние, и детей не имелось.

— Ну, что молчишь?!

Бычок сгорел до фильтра, и на сей раз Нинка ограничилась тем, что оттянула Епихе кожу на животе и вонзила в нее острые крашеные ногти большого и указательного пальцев.

— У-я-а! — простонал, дергаясь, Епиха. — За электроникой на последние не ходят! Пусти-и!

— Последние не последние, — прорычала Нинка, — какое твое дело? Ты знаешь, что, когда твой кореш удирал и старуху с ног сшиб, она до смерти убилась?! Ублюдки! А знаешь, что мужика, который за ним гнался, крутые как свидетеля убрали?! А знаешь, что меня из-за этих денег три кабана в задницу отодрали, а потом еще и ремнями пороли?! И сюда привезли, чтоб убить. Ты понял или нет?!

— Поня-ал! — выл Епиха, корчась от этих мучительных щипков.

— Очень хорошо, что понял… — прошипела Нинка. — Хотя, наверно, не до конца. А ты понял, что я вам сейчас могу яйца отрезать и пипихи с корнем повыдирать?! Нет?!

— Не надо-о! Тетя Ниночка, пожалейте-е! — совсем по-детски запищал Шпиндель.

— Живо толкуйте, где Жора и Сухарь! Кто их мочил и где лежат? — Нинка чиркнула зажигалкой и опалила Шпинделю волосы внизу живота.

— Уй-й! — завизжал он.

— Не знает он! — воскликнул Епиха, которому стало на секунду жалко приятеля. — Это я, случайно! Топор бросил, а он в голову попал! А пистолет потом сам пальнул и второго убил. Нечаянно мы! Нечаянно! Мы их в воронке утопили, там, у начала болота!

— Отцы-матери есть у вас? — спросила Нинка, чуть смягчившись.

— Есть… — шмыгнул носом Епиха.

— Девок уже небось трахали, а?

— Н-нет… — промямлил Шпиндель.

— А ты? — Нинка еще раз щипнула Епиху.

— Я тоже… — сознался Епиха, который часто врал Шпинделю о своих любовных победах.

— Деньги здесь? — поинтересовалась Нинка.

— Да, — ответил Шпиндель, — в рюкзаке, в кастрюльке.

— Брали оттуда что-нибудь? Хоть одну бумажку?!

— Ничего не брали, честное слово! — побожился Шпиндель.

— Там все в пачках нераспечатанных, — подтвердил Епиха.

— Проверю! — пообещала Нинка. — Не дай Бог соврали!

— Не врали мы, честно…

— Ладно. Следствие закончено, суд удаляется на совещание, — объявила Нинка и пошла к рюкзачку. Вытащила скороварку, развинтила, принялась выкладывать и пересчитывать пачки.

Пока она этим занималась, пацаны лежали и охали.

— Убьет она нас, точно убьет… — всхлипывал Шпиндель.

— Блин, неужели никого рядом нет? Так орали и никто не пришел! — скрипел зубами Епиха. — Где эти рыбаки сидят? Уши им позаложило, что ли?