Фарватер Чижика

И мы стали есть, пить, веселиться и плясать. Под кассетный магнитофон «Грюндиг».

Я немного рассказал об инциденте на теплоходе. Наши газеты о нём ничего не писали, совсем, но вражьи голоса не молчали. Как скрыть, когда там были двести немецких, австрийских и швейцарских туристов? Пронюхали, конечно. Я и рассказал рекомендованную версию, мол, немецкий турист напился, стал размахивать пистолетом и вот… зацепил, скотина. О возможном столкновении с мостом — ни-ни. У нас это невозможно — чтобы советский теплоход столкнулся с мостом. Не бывает.

Ну, и о другом поговорили.

— Правда, что ты миллион получил за победу в Ливии? — спросил Шишикин.

— Правда.

— И много это денег — миллион?

— Много, я думаю. В руках-то я их не держал. Переписал на наш советский банк, и — тю-тю.

— Так все и переписал?

— Мне — полтора процента от суммы. Остальное — родному государству.

Услышав это, ребята посветлели лицами. Полтора процента — это куда ни шло. Это терпимо. Это можно простить.

А может, я и преувеличиваю. Сейчас особой зависти нет. Сейчас мы молоды и уверены, что можем добиться всего. Ну, почти. Вот закончим институт, станем работать, и не просто работать, а очень хорошо. Больные к нам со всей страны съезжаться будут, лишь бы попасть на прием, к примеру, к тому же Игнату. Слава, уважение, почет. Ну, и материальные стимулы, не без этого. Будет и свой дом, и свой автомобиль, и много чего ещё. Я, мы с девочками лишь вырвались вперед, но на следующем круге они нас непременно догонят. Ну, или на последующем.

А девушки больше интересуются, от кого. От меня? И как мы из этого положения выйдем?

А никто выходить и не собирается!

— Вы как… в декрет когда? — решилась, наконец, спросить Нина Зайцева.

— Какой декрет? Никакого декрета! Ткачиха Мария Запорожская, родив не отходя от станка, взяла повышенные обязательства! — ответила Лиса. Потом добавила:

— Зимнюю сессию должны сдать. А там посмотрим.

Ну да. Посмотрим. Там.

Глава 12

20 октября 1976 года, среда

Выйти из строя!

Ну, и зачем я здесь сижу?

Лекция по научному коммунизму шла ни шатко, ни валко. Никто не конспектировал, поскольку новых данных о развитии марксистско-ленинской теории молодой Аркадьев, доцент кафедры общественных наук не приводил. Шпарил по учебнику, разве что иногда добавлял — «в свете решений двадцать пятого съезда Коммунистической Партии Советского Союза».

Да и есть ли новые данные?

И есть ли развитие?

Крамольные мысли нужно гнать. А куда? Их в дверь, они в окно. Нет, в самом деле, если лозунг дня в преддверии пятьдесят девятой годовщины революции «Рабочее время — работе!» и «Позор опоздавшим!» — не странно ли это? Не странно ли считать очередной задачей Советской Власти проверку кинотеатров на предмет выявления прогульщиков?

Я на выходных был в Москве. По делу. Выходные выходными, а, действительно, видел дружинников, преимущественно у гастрономов. Сам я в гастрономы не заходил, потому не знаю, шерстили они очереди, или просто следили за порядком. Народ навострился по выходным в Москву за колбасой ездить. За колбасой, за чаем, за конфетами, за сапогами, за кофтами…

Вот и Суслик говорит, что хотел вместо лекции сходить в кино на дневной сеанс, посмотреть «Легенду о Тиле», да поостерегся. Вчера шестеро из второго потока сорвались, пошли. А на середине фильма показ прервали, включили освещение и стали проверять, мол, почему в рабочее или учебное время в кино? Милиционеры и дружинники. И на ребят составили протокол, обещали послать в деканат. А в деканате — строго. Отчислить не отчислят, за первый-то раз, а стипендии лишить могут запросто. Не Суслика, нет, Виталия на кривой козе не объедешь, а всё-таки ни к чему такие приключения.

Оно, конечно, порядок нужен, спору нет. Но прогульщиков следует выявлять по месту прогулов, по-моему так. Или на заводе они значатся стоящими у станков и дающими на-гора уголёк?

К нам тоже приходили протоколы. В «Поиск». Мол, так и так, ваша сотрудница в рабочее время стояла в очереди за сардельками в гастрономе «Центральный», о принятых мерах доложить в течение трёх дней.

Отписываемся стандартно: наши сотрудники работают на договорной основе по свободному графику.

Не понимают. Как так — по свободному? Пришлось подключать обком комсомола. И каждому выдать справку, что такой-то или такая-то, являясь сотрудниками журнала «Поиск» в такой-то должности, работают по свободному графику, сами определяя время прихода и ухода. Подпись и печать.

Удивляются, даже возмущаются. Но крыть нечем.

Девочки и мне такую бумагу приготовили. На всякий случай. Не стоит тебе, Чижик, преувеличивать свою известность, сказали. Возникнет вдруг ретивый дружинник или сержант милиции, и отведёт в отделение. Стипендии тебя, конечно, не лишат, но оно тебе нужно — в отделение?

И я всё думаю: действительно, оно мне нужно? Слушать бубнёж молодого Аркадьева о работе «Философские тетради»? А хоть и старого Аркадьева, заслуженного деятеля науки, о трех источниках и трех составных частях? Нет, старого Аркадьева я уважал. Он руку потерял на фронте. Для хирурга потеря руки — как для пианиста. Умереть легче. Вот и переквалифицировался, стал доктором философских наук. И предмет свой знал туго. Не только то, что написано в учебнике, далеко не только. А вот Аркадьев молодой… Он, мнится мне, ни Гегеля не читал, ни Ленина толком. Может, три-четыре брошюрки, и то — не вникая. А я теряю драгоценные часы, вместо того, чтобы…

В этом и вопрос: вместо того, чтобы — что? Чего я не делаю из того, что делать самое время?

Вечный вопрос: ке фер? Фер-то ке?

Доцент упомянул актуальность работы Ильича «Как нам организовать соревнование».

То есть пятьдесят лет прошло, а всё ещё не перешли от слов к делу, всё гадаем как? Или перешли?

— Посадить в тюрьму отлынивающих от работы, — цитировал Ленина лектор.

А вот сможет ли товарищ Аркадьев ответить, почему работу, написанную Лениным в январе восемнадцатого, опубликовали только в двадцать девятом? Почему одиннадцать лет скрывали от общественности?

Ловушка муравьиного льва.

В «Мире животных» показывали, как муравей попадает в ловушку. Ловушка — это песчаная воронка. Муравей, угодивший в нее, старается выбраться, но чем активнее он перебирает лапками, тем более осыпаются стенки ловушки, увлекая мураша вниз, где поджидает страшный хищник, муравьиный лев.

Единственное спасение — замереть и не шевелиться. Час, другой, третий… Пока дождь или ночная роса не намочит песок, и тот потеряет на время сыпучесть. Тогда будет можно выбраться и спастись.

Но умные муравьи — большая редкость. Один на двадцать. А девятнадцать из двадцати суетятся, бегут, сползают вниз — и попадают в челюсти льва.

Вот и сейчас, похоже, время замереть и не шевелиться. Заниматься личными делами, не замахиваясь на дела великие. Повеяло суровостью: опаздывающих покамест лишь стыдят и лишают премий, но как знать, как знать, не зря ведь Аркадьев «посадить в тюрьму» цитирует… А дальше у Ленина что? Дальше у Ленина «Расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве».